Факультет Романтики. Ромфак (СИ) - Кира Тигрис

пойман в прочную «ловушку» из зеркал и не мог сдвинуться с места. Просто идеально для продолжения нашего разговора, чем я и занялся. — Не бойся, я тебя не обижу! Мне нужна всего лишь одна твоя стрела. Видел там голубоглазую пацанку в моей спальне? Сделай так, чтобы твоя стрела оказалась в ее сердце, и ты свободен!

В ответ голубые глаза мальчишки потемнели, его хорошенькое личико стало грустным, и он лишь грустно замотал своей кудрявой белокурой головой:

— Я бы и сам рад, но не могу! Я дал ей обещание! Я поклялся силами света, что не только не буду стрелять в ее упрямое сердце, но и так же буду «отгонять от нее таких же настырных крылатых», как и я. Прости, Константин, твоя любовь, какой бы сильной и прекрасной она не была, увы, навсегда останется безответной!

Что ж, надо признаться, я был совсем не рад такому ответу, утешало лишь одно, что при данном раскладе девчонка всегда будет ничьей, ее сердце всегда будет пустовать и без стрелы, и без любви, а у меня никогда не будет соперников! Но и любить безответно я был совершенно не готов, и потому я медленно выпятил свою голую грудь вперед.

— Тогда вытаскивай отсюда свою тупую стрелу, умник! Живо! — прошептал я с таким напором, словно молил вытащить занозу из задницы. — Это же ведь ты стрелял, верно?

Купидон утвердительно покачал головой и тяжело воздохнул, глядя мне прямо в глаза:

— Хорошо, как скажешь! Я вытащу свою стрелу, раз ее так тяжело носить в сердце. Но знай, она умрет без тебя…

— Что? Кто? — переспросил я.

— Без твоей защиты Антонина погибнет, — просто ответил крылатый. — Ты что не видишь, как сильно ты ей нужен?

Я нахмурился, ушам своим не веря, и облокотился спиной на зеркальную поверхность шкафа. Без меня Антонина погибнет? Серьезно?! От одной этой мысли мне стало не по себе! Приятно, однако, было осознавать, что я все-таки для нее важен! И, оказывается, нужен ей настолько сильно, что от меня завит ее жизнь. По спине побежали мурашки от ужаса, что она погибнет, что без меня ее может просто не стать в этом мире!

— Пусть тогда и она меня полюбит! А то так не честно! Больно мне! — сорвалось с моих сухих горячих губ. — Дай мне свою стрелу, и я сам отправлю в ее сердце!

Но мальчишка лишь снова молча замотал своей белобрысой головой, в сиреневом свете свечи его кудряшки казались неоновыми.

— Нет, это исключено! Никто не смеет прикасаться к моим стрелам, а тем более — к моему луку! — твердо заявил он, поправляя на плече миниатюрный колчан, где блестело около дюжины тонких золотых стрелочек. — Отпусти меня, юноша! Видишь же, что я ничем не могу тебе помочь!

— Не так быстро! — одернул я, — должно же быть средство… ну хоть какой-нибудь способ, чтобы она полюбила меня и без твоей глупой стрелы! Я чувствую, что ты его знаешь, но мне не говоришь! Зачем ты отводишь глаза? Не хочешь говорить, да? Вот так значит?! Ну сейчас я попробую тебя разговорить, птенчик!

Мои зубы хрустели от злости, вспоминая все унижения и глупости, через которые я прошел, когда влюбился. Прямо под неподвижно зависшим в воздухе Купидоном я сделал небольшую кучку из своих чистых сложенных боксеров и поставил в ее середину горящую гоблинскую свечу. По покрасневшему лицу мальчонки и его выпученным голубым глазам я понял, что снизу ему стало весьма жарковато!

— Это тебе за все мои бессонные ночи и за то, что я веду себя, как идиот! — жаловался я громким шепотом, наблюдая, как растет фиолетовое пламя свечи — оно становилось все выше и разгоралось все ярче. Бедный Купидон раскраснелся, как помидор, и поджал под себя ноги в позолоченных сандалиях. А что, как будто мне было сладко бегать за Тоней все это время?!

— Как сделать так, чтобы она меня полюбила без твоей стрелы? — твердо повторил я.

— Ты заплатишь за свою дерзость жизнью! — шипел мальчишка. Кажется, нижний край его белоснежной тоги попал в пламя свечи и теперь потрескивал и дымился. Да и не только он… В шкафу запахло палеными перьями. Становилось все интереснее и интереснее. Игра точно стоила свеч. — Только нам, высшим духам разрешено селить любовь в сердцах смертных и бессмертных! Ай! Горячо! Ауч! Ты погибнешь!

— Напугал ежика голой попой! Я все-равно не живу без нее, и потому не боюсь умереть! — выпалил я, поправляя свечу под медленно поджаривающимся в собственном соку Купидоном. — Как мне добиться ее любви?! Отвечай, пока не стал курочкой-гриль!

— … будь ты проклят, глупый тролль! Тебе нужно кольцо… кольцо с Сапфиром Семи морей, — прокряхтел Купидон, изо всей силы взмахивая своими белыми голубиными крыльями за спиной, но все его усилия взлететь или просто сдвинуться с места были тщетны. Мальчишка был крепко пойман в «зеркальную» ловушку, и при этом свеча под ним разгоралась все ярче и жарче. — Это самый дорогой камень в мире смертных… Найди кольцо, подари его ей… и она тебя полюбит крепко и навечно… даже без моей стрелы… только, умоляю, убери эту проклятую свечу!

И я тут же вспомнил эту красивую легенду о кольце с Сапфиром Семи морей. И почему же я сам об этом раньше не догадался? В моей голове зазвучал голос Профессора Глории, пожилой сатирихи, которая нараспев рассказывала нам красивую легенду с закрытыми глазами, словно представляя ее события перед собой…

У бога всех океанов, могущественного и великого Посейдона было два сына — красивых, умных и могучих, как их отец. Но сотворил с ними злую шутку Эрос, он пронзил братьев своими золотыми стрелами в тот самый момент, когда они смотрели на одну и ту же девушку, тем самым заставив их одновременно влюбиться в простую смертную. Долго братья спорили из-за красотки, соперничали и сражались друг с другом. Ведь для счастья должны остаться лишь двое, а третий должен был навсегда уйти. Все сильнее и сильнее волновался за своих сыновей Посейдон, бушевали моря и океаны, реки поворачивали вспять и выходили из берегов. Наконец, не без помощи всемогущего Зевса расстроенный Посейдон превратил смертную девушку в прекрасный драгоценный камень, который захотел разделить между братьями поровну — расколоть камень надвое и отдать каждому сыну по его половине. Если хорошо присмотреться, то в середине Сапфира Семи морей есть засечка — это ударил по нему своим молотом Гефест, но так и не смог рассечь пополам. Потому что в этот момент вбежали в его