Коммандер - Виктор Коллингвуд

не ошиблись. Мы уходим в поход, и мне надо взять с собой хорошего вина для моих людей.

— Прекрасно. Разрешите рассказать вам о нашем товаре. Все первоклассного качества, могу заверить! Вот, — он указал на гигантскую сорокаведерную бочку, — бренниван из окрестностей Вуппертале. По восемь гротенов за шоппен, оптом — по шесть. Вот — киринсшвассен из Рейхардштадта, по одиннадцать. Вот это — мы подошли к просмоленным бочонкам, стоявшим по три друг на друге — шнапсе из долины Таль. Продам по пять. У нас много товара. Вы что предпочитаете?

— Что то покрепче, и подешевле.

— Хм. Ну вот — «Кордегардианвайн». Пойло для солдат. Крепкое, сладкое, дешевое — все как они любят. Попробуйте, — он подхватил темную густую жидкость небольшим деревянным черпаком.

Вино показалось неожиданно приятным, терпким на вкус, и, по местным меркам, достаточно крепким.

— Сколько?

— Если возьмете бочку, то по двадцать два с половиной!

— А если три бочки? Отдадите по двадцать?

— Три? Хмм… мне нужно посоветоваться с отцом.

Торговец ушел в лавку, через минуту вернулся.

— Он согласен. Только у нас пока две бочки, третью привезут на днях.

— Хорошо, значит, я пока заплачу за две. Сколько выходит?

Торговец быстро защелкал костяшками счетов.

— Выходит шестьдесят рейксталеров.

— Получите, милейший, и отвезите в лагерь за городом, стоящий под штандартом диоцеза Андтаг. Голубое знамя с солнцем и кометой. Скажите, что это имущество коммандера Андерклинга.

Тот глубоко поклонился.

Уверен, что он все сделает в наилучшем виде. Иначе, я ведь знаю, где его найти!

Затем я купил несколько дюжин хорошо выделанных бычьих кож. Разумно предположить, что у гномов в горах немного возможностей разводить быков, а вот толстая кожа всегда пригодится.

И только возвращаясь на квартиру, я вспомнил про письмо из Андтага, которое передал мне послушник Лотоульф.

Поначалу я не мог найти его, и сильно испугался. Но, оказалось, что пергамент был заткнут за голенище сапога, а я даже не заметил этого, одеваясь утром. Торопливо раскрыв записку, я был немало удивлен.

«Глубокоуважаемый унтерконнетабль,

В соответствии с поступившими мне свыше указаниями прошу предоставить мага Литциниуса Кнаппе в распоряжение монастыря Светлого Избавления в Теофилбурге на время: за три дня от праздника Нисхождения Света и до окончания названного праздника.

Викарий диоцеза Андтаг, пресветлый Сильвестр

Дано в Андтаге седьмого дня Травного месяца в год 2137 от Нисхождения Света».

Как хорошо, что я вспомнил про записку! Надо немедленно сообщить магу о новом распоряжении. И, да, мы остаемся в Теофилбурге до праздников. Жирный хозяин как в воду смотрел, сукин он сын!

Главы 28-29

Глава 28

В заботах прошло несколько дней. Наконец, настал день Нисхождения Света — самый важный из праздников Пресветлой церкви. Литц еще поздно вечером ушел в местный монастырь. Мы же с ротмистрами и иными офицерами пошли посмотреть на праздник.

Огромная площадь была запружена народом. Как всегда бывает в таких случаях, вокруг оратора собралась плотная толпа человек 200–300, слушавшая внимательно, а остальные, до кого слова проповеди не долетали, или не очень интересующиеся религией, слонялись вокруг — болтали, веселились, торговали чем-то с рук, играли с детьми. Мы подошли поближе к кафедре.

Проповедник в светло-серой хламиде выступал уже давно. Он стоял у собора за кафедрой, поставленной на повозке, возвышаясь над толпой. Немолодой, крупный монах раскраснелся, пот катился по его рыхлому, изрытому оспинами лицу. «…и истинно говорю вам, возлюбленные братья мои, — донеслось до нас, — бойтесь ереси, гоните ересь! Ересь есть начало всех несчастий, погибель для человеков!» — кричал он неожиданно тонким голосом.

— Вот дурак! Выпивка — вот начало всех несчастий! — пробормотал негромко Шумпер.

— Это тебе мама в детстве рассказывала, ротмистр? — ухмыльнулся Рейсснер, в своей обычной хамской манере. Терпеть не могу этого болвана!

Мы подошли ближе.

— Особенно, — проповедник, замешкавшись, вытер платком лицо и шею, — особенно, братья, берегитесь язычества сигмаритов. Давно уже она разъедает умы и сердца, теша слабых людей глупыми легендами про добрые старые времена. А времена те были таковы, что пахали, перепоясавшись мечом, ложились спать, подложив под голову топор, косили с луком за спиной! Не было покоя ни селянами, ни горожанам, кругом рыскали гоблины и орки, мертвецы вставали из могил, а чудовищные зверолюди в чащобах рыскали во тьме, и кто посылал детей в лес за хворостом, получал потом только их кости. Жизнь в империи сигмаритской не стоила и гроша, а души людей, безвременно почивших, не находили успокоения, ибо не было у них путеводной звезды к Свету. И не зря по грехам людей нашествие Хаоса сокрушило и самих сигмаритов, и учение их!

Проповедник утер лицо полотенцем, поданным кем-то сзади, и продолжил.

— Хаос креп. Хаос копил силы. И настал день, и демоны с севера, злобные до боли людской, обрушились как ураган. Небо потемнело и было черно, как их души. И был крик, и плач, и скрежет зубовный, и треск костей, и грохот копыт демонских. И сколько бы армий не сбирали люди, никто не вернулся из боя с ними. Сколько не колдовали искусные маги сигмарские, не дано было им одолеть силы тьмы. И настала погибель.

Голос проповедника сорвался до рыданий.

— Погибель Мира! Демоны рыскали по всей земле, и не осталось твердынь человеческих. И князья Хаоса вышли на землю, и воссели на тронах, сокрушая людей, как серп срезает колос. И многие пали, а многие — покорились Ему, и впустили его в сердце свое. Настал конец времен.

И лишь один человек остался праведен. Звался он Сидабельт! И воззвал он к Свету, и Свет явился к нему.

Проповедник закрыл глаза. Вокруг него раздавались вздохи и женские рыдания.

— И был Свет! — вдруг воскликнул оратор, воздев руки. — Свет залил все вокруг и проник везде! И не стало Тьмы. И огонь поглотил демонов зла, и пали князья их. Огонь, всесжигающий, всеочищающий, пронесся из конца в конец, и не было края, где осталась бы мерзость демонская! И спасены были люди. И отпали они от демонов, и пришли они к Свету, ибо в нем одном спасение и благость!

Проповедник, обернувшись, торопливо выпил из кубка, который держал наготове один из послушников, и продолжил.

— Устремимся же к Свету, братья, направим к нему, к нему одному, свои помыслы и упования. Ибо в нем одном — спасение несчастных душ человеческих! Свет — путеводная звезда к горним высям, где усталые упокоятся, голодные — насытятся, несчастные — утешатся! Слава Свету! Во веки вечные — слава!

Раздались возгласы одобрения. Передние ряды встали на колени, воздев