Поэт без пьедестала: Воспоминания об Иосифе Бродском - Людмила Штерн

Его мать, актриса и режиссер Генриетта Паскар, была основателем и директором первого в Москве Государственного детского театра.

После революции Симона Либермана призвали в Кремль. Ленин считал его крупнейшим специалистом в области международной экономики и финансов. В одной из бесед вождь мирового пролетариата настоятельно советовал Либерману вступить в партию. Симон Либерман отказался: «Большевиками, Владимир Ильич, как певцами, не становятся, а рождаются».

До Октябрьского переворота Либерманы жили в Петербурге, а в 1918 году переехали в Москву. В 1919 году по распоряжению наркома Луначарского Генриетта Паскар открыла Детский театр. В нем ставились пьесы Киплинга, «Остров сокровищ» Стивенсона, «Том Сойер» Марка Твена, «Робинзон Крузо» Даниэля Дефо. Актеры, драматурги, художники и декораторы собирались не только в театре, но и в коммунальной квартире Либерманов. Генриетта Паскар поощряла сына делать эскизы и рисунки к декорациям. Семилетний Алекс, не больше 1 метра 20 сантиметров ростом, постоянно находился среди десятиметровых декораций русских конструктивистов, и именно они, а также Царь-пушка в Кремле и собор Василия Блаженного были, по его словам, самыми сильными зрительными ощущениями раннего детства.

Алекс рассказывал, что в детстве он был нервным и необузданным ребенком, учился отвратительно и в возрасте восьми лет был выгнан из всех приличных московских школ.

В 1921 году Симон Либерман отправился по распоряжению Ленина в Лондон для заключения торговых контрактов и увез сына с собой. Вернулся он с подписанными контрактами, но без Алекса. Словно предчувствуя трагические, неуправляемые события в России, он оставил сына в Англии у своего приятеля, наркома внешней торговли Красина. В его семье Алекс прожил три года.

В 1924 году закрыли Детский театр Генриетты Паскар за то, что она не ставила революционных спектаклей, угодных большевикам. Друзья предупредили, что над их головой сгущаются тучи. Каждый день Симона Либермана вызывали на допросы в ЧК. Каждую ночь с бритвенным лезвием под подушкой он ждал ареста. Спасла его международная известность. В 1926 году он и Генриетта Паскар получили разрешение покинуть Советский Союз. На этот раз – навсегда.

Либерманы переехали в Париж, и Алекс поступил в Академию художеств, где изучал историю искусств, живопись, философию, архитектуру, фотографию и редакторское дело.

Генриетта Паскар стала выступать на парижской сцене в качестве танцовщицы. Ее хореографом была Бронислава Нижинская, эскизы костюмов делал Ланвен, декорации – Марк Шагал. Алекс рисовал афиши.

Окончив Академию художеств, Алекс поступил работать в иллюстрированный журнал «VU» и вскоре был назначен его директором. В 1937 году двадцатипятилетний Либерман получил золотую медаль на международной выставке в Париже за лучший проект иллюстрированного журнала...

В Париже он познакомился с Татьяной Яковлевой и влюбился в нее. Но роман между ними начался далеко не сразу. В это время в Париже находился Маяковский, сходивший по ней с ума. Он засыпал ее розами, посвящал ей стихи и на коленях умолял вернуться с ним в Россию. Татьяна отвергла поэта и вышла замуж за французского дипломата маркиза дю Плесси, назначенного послом Франции в Польше. У них родилась дочь Франсин, ставшая теперь известной американской писательницей Франсин дю Плесси-Грей. В семье ее простодушно и ласково называли «Фроськой».

В 1940 году Германия оккупировала Францию. Маркиз дю Плесси погиб в авиационной катастрофе, летя в Англию к де Голлю, чтобы примкнуть к сопротивлению.

Алекс Либерман взял на себя заботу о Татьяне и ее десятилетней дочери Франсин.

Спасаясь от немцев, они бежали на юг Франции, оттуда перебрались в Испанию, затем – в Португалию, и после года скитаний оказались в Нью-Йорке. Алекс стал работать в журнале «Вог». Татьяна, обладавшая изысканным вкусом, организовала ателье шляп при знаменитом нью-йоркском магазине «Saks Fifth Avenue». Taк началась их американская биография.

В 1960 году состоялась первая персональная выставка абстрактных работ Либермана, а уже десять лет спустя он вошел в плеяду самых признанных американских абстрактных экспрессионистов.

В Нью-Йорке Либерманы занимали трехэтажный особняк (brownstone) на 70-й улице между Лексингтон и Третьей авеню. Жили широко, с дворецким, горничной и кухаркой. До 1978 года у них устраивались грандиозные рауты и приемы, о которых на следующий день извещала «Нью-Йорк Таймс» в разделе «Светская хроника». Нам довелось присутствовать на одном из последних – в честь выхода книги Гены Шмакова о Барышникове.

Алекс и Татьяна были по настоящему любящей парой и, несмотря на (а может, благодаря) абсолютно противоположным характерам, жили в мире и удивительной гармонии. Алекс – сдержанный, учтивый, невозмутимый, ироничный. Американцы одобрительно называют такой характер «cool». Никогда мы не слышали ни резкого слова, ни повышенного голоса, ни раздраженной интонации. У Татьяны все чувства были написаны на лице. Если человек ей не нравился, был чем-то неприятен, он узнавал об этом в тот же миг. И мнения своего она никогда не меняла, то есть вердикт обжалованию не подлежал.

Познакомившись с Бродским, они сразу почувствовали его неординарность и оценили его уникальный поэтический дар. Относились к нему с невероятным пиететом, или, как выражался грубиян Гена Шмаков, «носились с ним как с писаной торбой». Будучи людьми тонкими, они прекрасно понимали, чего он лишился в чужой стране, и делали все, чтобы в их доме он чувствовал себя непринужденно.

А Гену Шмакова Либерманы полюбили как родного сына – ведь общих детей у них не было. Думаю, что именно благодаря дружбе с Иосифом и Геной и мы с Витей оказались в фаворе.

В 1981 году Татьяна серьезно заболела, перенесла операцию, и врачи запретили длительные поездки в Европу. Да и с многолюдными «городскими» приемами тоже было покончено.

Каждую пятницу Либерманы уезжали в свое поместье, которое мы прозвали «Либерманией». Находилось оно в штате Коннектикут, в двух часах езды от Нью-Йорка. И мы часто получали приглашения провести у них уикенд.

Двухэтажный белый деревянный дом выглядел снаружи вполне скромно. Единственным архитектурным «излишеством» являлась уже упомянутая студия, пристроенная к дому. Алекс занимался живописью в первой половине дня. И всегда под музыку. Это могли быть «Бранденбургские концерты» Баха или Гайдн, но чаще – рок-н-ролл. Он уверял, что абстрактный экспрессионизм лучше всего сочетается с Мадонной, Майклом Джексоном и Тиной Тернер.

Иногда он разрешал нам наведаться в студию и спрашивал, что мы думаем о той или другой картине, находящейся в работе. Не так-то просто сказать что-нибудь вразумительное о строго абстрактных полотнах. Алекс серьезно выслушивал наш лепет, только в глазах его прыгали насмешливые искорки. Проще всего сказать «нравится – не нравится», но я не помню, чтобы кто-нибудь сказал Алексу в глаза «не нравится».