По следам неведомого - Ариадна Громова

— Мак-Кинли, ведь это тектит! А песка тут нет! Вы понимаете, что это может означать?

Мак-Кинли кивнул. Я тоже знал, что тектиты попадаются около некоторых кратеров, когда там есть песок. Тут были голые камни.

Мы поглядели на карманные дозиметры: радиоактивность воздуха здесь не превышала обычного уровня. Мак-Кинли нагнулся и поднял еще один странный камень. «Смотрите, да их тут масса!» — сказал он. Мы начали шарить по котловине; тут и в самом деле оказалось много таких камней или, вернее, прозрачных осколков, похожих на бутылочное стекло. Они были большей частью мелкие, неправильной формы; края их казались оплавленными. Но Маша увидела в глубине котловины прозрачный белый осколок величиной с небольшую тарелку, слегка вогнутый в центре. Этот осколок особенно заинтересовал наших ученых, и они спорили, пока Карлос не сказал, что скоро стемнеет и надо спускаться вниз, под укрытие скал. Мы начали спускаться, и в более спокойных местах Соловьев и Мак-Кинли продолжали перебрасываться репликами.

Но настоящий спор разгорелся утром, когда мы вернулись в индейскую деревню, где оставили Осборна. Староста этой деревни с почтением прочитал пропуск, подписанный президентом (думаю, что он больше усвоил, о чем там идет речь, со слов Мендосы, ибо испанский язык знал плохо) и после этого всячески помогал нам — отвел лучшую хижину и приказал своим дочерям ухаживать за Осборном. Впрочем, Осборн и сам по себе внушал им крайнее почтение, больше, чем все мы: Мак-Кинли индейцы, кажется, попросту побаивались, а Мендосу слушались беспрекословно; к Осборну же отношение было особое, вроде как к святому.

Но а этот вечер, я думаю, представление о святости Осборна сильно поколебалось у индейцев; да и мы не ожидали, что он может так горячиться. Даже в голосе его, таком мелодичном и мягком, появились резкие нотки, лицо пылало, он вскакивал, жестикулировал, кричал. Причиной были все те же стеклянные обломки. Суть спора была такова: Осборн с азартом уверял, что это — обломки космического корабля, Мак-Кинли ему поддакивал, а Соловьев считал, что это — давно известное кремниевое стекло — силикагласс, встречающееся в равных местах земного шара около больших метеоритных кратеров.

— Но позвольте, где же вы видели такие большие куски силикагласса? И в местности, где нет песка? — горячо протестовал Осборн. — И никогда, никогда не может метеоритное стекло иметь такую правильную вогнутую форму! Вы же видите! Этого нельзя не видеть!

Да, осколок действительно походил на часть какой-то цилиндрической вогнутой поверхности. «А что, если все-таки Осборн прав, — думал я, — и перед нами осколок потерпевшего крушение космического корабля?» Но, слушая возражения Соловьева, я начинал в этом сомневаться.

— Дорогой Осборн, послушайте, — мягко говорил Соловьев, я ведь сам не меньше вашего хотел бы, чтоб вы оказались правы. Но не мог же космический корабль разлететься, как дым! Почему от него остались только эти, очень однородные по виду осколки? Ведь в таком корабле все или почти все должно отличаться высокой прочностью, жароустойчивостью, словом, сопротивляемостью всех видов! Должны же были остаться хоть какие-то части приборов, переборок, двигателя! И, кстати, о двигателе — здесь ведь (к нашему счастью, замечу!) нет ни следа того ядерного топлива, которое находилось в Гималаях.

Тут я должен заметить, что все мы, отправляясь на поиски, брали с собой дозиметры, помня об опасности, угрожающей нам. У котловины их красные огоньки, сигнализирующие тревогу, не загорались, как и всюду, где мы побывали за это время.

— Ядерное горючее! — закричал Осборн. — Да почему вы думаете, что это были те же самые существа и в то же самое время? Это могла быть ракета без ядерного топлива!

— Это могло быть что угодно, тут я с вами согласен, сказал Соловьев. — Но, во-первых, мы прибыли сюда по предполагаемым указаниям именно тех существ, которые побывали на Гималаях и пользовались ядерным горючим. А, во-вторых, любая ракета все равно не могла исчезнуть бесследно. Воздух здесь сухой, разрушение должно идти медленней; местность безлюдная.

Словом, спорили долго, но обе стороны остались при своем мнении…

Утром мы опять говорили с местными жителями, показывали им осколки, описывали местность, где они найдены. Старики по-прежнему утверждали, что ничего они не видели, яркой звезды и грома не помнят. Да, нечто подобное происходило, как они слыхали; только они думают, что это было в давние времена и не в их местах. А так высоко, где мы были, они не ходят, — там мертвая пустыня, и люди никогда не жили. Таких прозрачных камней они нигде не видали.

И вот, когда мы говорили с ними, Мак-Кинли пристально поглядел на одного молодого индейца, потом шепнул что-то Мендосе. Тот тоже поглядел на индейца и подошел к нему.

— Откуда у тебя эта вещь? — спросил он.

Смуглую шею индейца обвивало яркое ожерелье из цветных стеклянных бус. А в центре ожерелья находилась вещь действительно необычайная, особенно для этих мест, — правильно выточенное зубчатое колесико, размером с медный пятачок. Но еще больше удивил всех нас яркий цвет этого колесика — оранжево-красный, словно пылающий.

Индеец, когда мы обратились к нему, страшно смутился, даже испугался. Он попятился, стараясь скрыться за спинами односельчан, и забормотал что-то. Мендоса успокаивающим тоном ответил ему; индеец несколько ободрился и быстро заговорил, указывая на горы.

— Он думал, вы обвиняете его в краже, — пояснил нам Мендоса. — Он говорит, что эту вещь его дядя нашел в горах, только не здесь, а где-то далеко, должно быть, в Перу.

— А где же дядя? — нетерпеливо спросил Осборн.

— Дядя умер. Дети его еще раньше умерли, и все досталось племяннику.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

На этом дело и кончилось. Мы предложили индейцу за таинственное украшение хороший складной нож; он охотно согласился на обмен. По-видимому, он ничего не знал ни о каких небесных гостях, и колесико ценил (только как украшение. Мы внимательно рассмотрели его. Оно было сделано из такого твердого материала, что алмаз не оставлял на нем ни малейшего следа; в темноте оно слабо светилось. Сразу, не дожидаясь анализов, можно было понять, что перед нами опять какая-то необычная пластмасса.

Осборн был в восторге, да и все мы торжествовали. Но, в сущности, это была еще одна бесполезная находка. К воронке наверху и к стеклянным осколкам она, очевидно, не имела ни малейшего отношения. И по-прежнему нельзя было понять, как это от всей махины космического корабля могли остаться только стекловидный осколки. Мы снова поднялись в горы, снова обшарили всю котловину и местность вокруг нее; нам попадались только те же прозрачные бесцветные осколки, и все они были гораздо мельче того, что нашла Маша, Мы ходили в другие места, методически, по квадратам, оглядывая мало-мальски пригодные для посадки плоскогорья и ущелья в районе светящейся точки.