Этничность, нация и политика. Критические очерки по этнополитологии - Эмиль Абрамович Паин

Особенность российского «парада суверенитетов»

«Парад суверенитетов» достался России в наследство от Советского Союза. Первоначально под этим словосочетанием понимали конфликт между союзным центром и республиками СССР, связанный с провозглашением верховенства республиканских законов над союзными. Первым актом, породившим «войну законов», стала Декларация о суверенитете Эстонии, принятая Верховным Советом Эстонской ССР 16 ноября 1988 года. Пятой из союзных республик, принявших подобную декларацию (12 июня 1990 года), стала РСФСР. За ними последовали все остальные республики[440]. Вскоре «парад суверенитетов» проявился и внутри России. Этот процесс во всесоюзном масштабе должен был быть остановлен, по замыслу Кремля, подписанием нового Союзного договора. Последняя редакция Договора о Союзе суверенных государств была опубликована 15 августа, и этот документ должен был быть открытым к подписанию 11 из 15 союзных республик (без республик Балтии и Грузии) в несколько этапов с 20 августа 1991 года. Однако 18–21 августа самочинно созданный Государственный комитет по чрезвычайному положению (ГКЧП) осуществил попытку государственного переворота, насильственного отстранения М. С. Горбачева с поста президента СССР, сорвав подписание Союзного договора[441]. После этого все союзные республики одна за другой объявили о выходе из состава СССР.

Для этнополитического анализа чрезвычайно важно зафиксировать кардинальные различия в механизмах, приводивших в движение «парад суверенитетов» в России и в масштабах СССР, особенно в сравнении РСФСР с союзными республиками, которые стали пионерами суверенизации. В последних борьба за суверенитет инициировалась снизу, национальными движениями и «народными фронтами». В условиях перестройки коммунистические партии этих республик вынуждены были приспосабливаться к требованиям национальных движений. Российский же «парад суверенитетов» в значительной мере был инспирирован «сверху» — политической элитой как союзного центра, так и РСФСР. В подавляющем большинстве российских автономных республик к моменту принятия ими Деклараций о суверенитете еще не сложились или, по крайней мере, политически не оформились республиканские национальные движения. Между тем с июня по октябрь 1990 года все автономные республики и даже Горно-Алтайская автономная область приняли такие декларации.

Преддверием старта российского «парада суверенитетов» мы считаем событие, произошедшее 26 апреля 1990 года. В это день Верховный Совет СССР принял закон «О разграничении полномочий между СССР и субъектами федерации»[442]. Этот закон трактовался по-разному союзным и российским руководством, в условиях высокого и нарастающего с каждым днем недоверия между обеими управленческими структурами. Сошлюсь на свой личный опыт. В 1993 году я вошел в состав Президентского совета[443] и был назначен в Администрацию Президента России, в качестве заместителя начальника Аналитического управления — руководителя направления по анализу межнациональных отношений.

В Администрации Президента России к этому времени все еще сохранялась политическая установка рассматривать указанный закон от 26 апреля 1990 года как способ фактического вывода автономных республик из состава России и перевода их в союзное подчинение. Что служило основанием для таких трактовок?

Статья 1 этого закона гласит: «Автономные республики — советские социалистические государства, являющиеся субъектами федерации — Союза ССР. Автономные республики, автономные образования входят в состав союзных республик на основе свободного самоопределения народов…»[444]

В российских государственных структурах обращали внимание на то, что автономные республики и союзные республики уравниваются по статусу и они в равной мере признаются законом государствами; автономные республики, так же как и союзные; определяются как субъекты СССР; а вот в состав союзных республик автономные входят лишь при одном существенном условии — «на основе свободного самоопределения народов». Но в это время, в период «парада суверенитетов», многие автономии уже продемонстрировали, что они не желают самоопределяться в составе союзных республик и хотят стать независимыми от них. Закон «О разграничении полномочий между СССР и субъектами федерации», как тогда казалось российскому руководству, потворствовал сепаратизму автономий. Руководство РСФСР рассматривало этот закон как часть политической стратегии Кремля, направленной против строптивой России. Возможно, в реальности Кремль не строил козни против российского Белого дома (резиденции правительства РСФСР), но российское руководство было убеждено в обратном. Немалую роль в таком восприятии событий и во взаимной подозрительности союзных и российских политиков играли и личное противоборство между Михаилом Горбачевым и Борисом Ельциным и их личная неприязнь друг к другу.

Поначалу успех сопутствовал лидеру КПСС. Горбачев добился всеобщей поддержки со стороны лидеров российских автономий, большая часть которых состояла из бывших секретарей обкомов КПСС, пересевших к 1990 году в кресла глав Верховных Советов республик. Реже корпус таких руководителей формировался из состава советских хозяйственников («красных директоров»), каким был, например, председатель Верховного Совета Башкирской АССР Муртаза Рахимов, или советских руководителей Верховных Советов, посты которых к 1990 году вдруг стали главными в республике. Пример такого пути демонстрирует, например, председатель Президиума Верховного Совета Дагестанской АССР Магомедали Магомедов, занявший эту позицию еще в августе 1987 года. Все лидеры регионов по своему статусу входили в состав руководства обкомов КПСС, и все они прошли партийную проверку и повторный отбор с 1987 по 1991 год, когда ЦК КПСС провел значительное обновление кадров всей руководящей номенклатуры российских регионов, отбирая к их руководству сторонников М. Горбачева[445]. Однако партийная и советская номенклатура в российских автономиях, добившись Деклараций о суверенитете, разбудила национальные движения, которые в некоторых случаях выдавили с политического поля партийную номенклатуру, породившую их.

Кейс Чечено-Ингушской АССР

Примером такого развития событий стали процессы суверенизации в Чечено-Ингушской Республике.

К лету 1990 года «парад суверенитетов» как локомотив мчался, набирая обороты, в СССР и России. После принятия 12 июня на I съезде народных депутатов РСФСР Декларации о государственном суверенитете России аналогичную декларацию, первой из республик РСФСР, принял 20 июля Верховный Совет Северо-Осетинской АССР при поддержке будущего президента этой республики, а в то время секретаря ЦК и члена Политбюро ЦК КПСС Дзасохова, избранного на этот пост лишь 13 июля[446]. Неделю спустя, 23 июля, председатель Верховного Совета СССР А. И. Лукьянов представил в ЦК КПСС предложения, поступившие в Верховный Совет СССР из российских республик, о преобразовании автономных республик «в самостоятельные республики»[447].

В полном соответствии с планами союзного руководства в числе пионеров российской суверенизации оказалась и Чечено-Ингушская АССР, хотя на пороге 1990‐х годов эта республика «была одной из самых политически незаметных советских „автономий“, а главным источником потенциальной внутрироссийской национально-региональной „фронды“ выступал Татарстан»[448].

1 июля 1989 года первым секретарем Чечено-Ингушского обкома КПСС становится Доку Завгаев. Это было смелое и важное решение Горбачева, поскольку до этого назначения ни один чеченец, ни в Российской империи, ни в Советском Союзе не руководил системой государственного управления на земле вайнахов. Завгаев стал первым хозяином этой земли и стремился оправдать доверие, показать свою верность