История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага (книга 2) - Уильям Теккерей

Девушку эти новости явно смутили; ее мать и молодой человек переглянулись удивленно и понимающе. А цыганка в этот день произнесла, вероятно, те же слова у сотни самых различных экипажей.

Пробираясь в одиночестве через скопление экипажей и людей и по привычке внимательно наблюдая эту пеструю смесь характеров и состояний, один наш молодой приятель неожиданно набрел на кеб 2002 и расположившуюся на нем группу. В ту минуту, как он увидел девушку на козлах, она вздрогнула и побледнела; ее мать сделалась еще краснее, чем была; а мистер Сэм, перед тем веселый и торжествующий, тотчас принял свирепый и подозрительный вид и перевел грозный взгляд с Фанни Болтон (которую читатель, без сомнения, уже узнал) на приближающегося к ней Артура Пенденниса.

Артур тоже помрачнел, увидев Сэмюела Хакстера в обществе своих старых знакомых; но его подозрения были вызваны тревогой о нравственности — чувством весьма похвальным: такие подозрения возникают у миссис Линкс, когда она видит, что мистер Браун беседует с миссис Джонс или что миссис Лемб в третий раз появляется в модной ложе в Опере. Может быть, в беседе между мистером Брауном и миссис Джонс нет ничего дурного; может быть, миссис Лемб попала в эту ложу честным путем (хотя ложа ей явно не по средствам); но такой моралистке как миссис Линкс простительно встревожиться — на всякий случай. Так и суровость Артура вполне можно понять и оправдать.

Сердечко Фанни затрепыхалось, кулаки Хакстера, засунутые в карманы короткого сюртучка, невольно сжались, как бы вооружаясь в засаде; а миссис Болтон залопотала что было сил, проявив поразительную словоохотливость: ах батюшки, до чего же она рада видеть мистера Пенденниса, и как он хорошо выглядит. Мы только что его вспоминали, верно, Фанни? А уж эти знаменитые эпсомские скачки — говорят, говорят о них, а ничего особенного нет. Как поживает майор Пенденнис? Мистер Уорингтон, что всегда был так любезен, передал Фанни щедрый подарок от мистера Пенденниса; она по гроб жизни будет ему благодарна. А мистер Уорингтон-то какой высокий — чуть не расшиб себе голову о притолоку, когда входили в сторожку — помнишь, Фанни, как мистер Уорингтон тогда ушибся?

Так тараторила миссис Болтон, а в это время сколько мыслей пронеслось в голове у Фанни? Какие ей вспомнились счастливые минуты и горькие слезы, грызущая тоска и слабые попытки утешиться? Какая боль пронзила бедняжку при мысли о том, как сильно она любила его, а теперь разлюбила? Вот он, тот, из-за кого она год назад хотела умереть, вот он стоит, надменный, строгий, с черным крепом на белой шляпе и агатовыми пуговками на манишке, с гвоздикой в петлице, которую ему наверняка подарила другая, с малюсенькой тросточкой, в сиреневых перчатках с черной строчкой. А мистер Хакстер ходит без перчаток и в грубых башмаках, и табаком от него очень пахнет, и, что греха таить, мыться ему не мешало бы почаще! Все эти мысли и еще множество других теснились в голове у Фанни, пока ее мамаша произносила свою речь, а сама она украдкой разглядывала Пенденниса, — успела разглядеть его с головы до ног — заметила полоску от шляпы на белом лбу, когда он приподнял шляпу (его чудесные волосы опять отросли!), и брелоки на часах, и кольцо под перчаткой, и узкие, блестящие башмаки, так непохожие на сапожищи Сэма!.. Чуть пожав трепещущей ручкой сиреневую перчатку, протянувшуюся к ней, и дождавшись, пока мать наконец умолкнет, Фанни только и нашлась, что сказать:

— Это мистер Сэмюел Хакстер, вы с ним, кажется, знакомы, сэр… мистер Сэмюел, ведь вы говорили, что знакомы с мистером Пенденнисом… и… не желаете ли закусить?

Эта коротенькая речь, как ни была она бессвязна и бесцветна, сняла с души Пенденниса тяжкий груз подозрений, а может быть, и раскаяния. Чело принца Фэрокского разгладилось, улыбка осветила его лицо и зажгла в глазах лукавый огонек.

— У меня что-то пересохло в горле, — сказал он. — Я с удовольствием выпью за ваше здоровье, Фанни. А мистер Хакстер, я надеюсь, простит меня — я обошелся с ним очень грубо во время нашей последней встречи, но я тогда был так болен и удручен — просто сам не знал, что говорю.

И правая сиреневая перчатка потянулась к Хакстеру для дружеского пожатия.

Грязный кулак в кармане медика поневоле разжался и вышел из засады безоружным. Протягивая руку Пену, бедняга и сам почувствовал, до чего она горячая и черная — на перчатке Пена остались черные следы… он их увидел… и как же ему захотелось снова стиснуть кулак и дать как следует по этой благодушной физиономии — доказать тут же на месте, на глазах у Фанни и у всей Англии, кто из них настоящий мужчина — он, Сэм Хакстер от св. Варфоломея, или этот франт с его дурацкой ухмылкой.

Пен с невозмутимым благодушием взял стакан, — "все равно чего, того же, что будут пить дамы", — налил себе теплого пенистого пива, расхвалил его до небес и выпил за всю компанию.

Пока он пил и занимал дам приятной беседой, мимо него прошла, опираясь на руку дородного мужчины с усами военного, молодая леди в светло-сером переливчатом платье, с белым зонтиком на розовой подкладке и в изящнейших серых башмачках.

Молодая леди сжала кулачок и искоса бросила на Пена недобрый взгляд. Усатый весело расхохотался. Проходя, он поклонился дамам с кеба 2002. Видели бы вы, каким взглядом проводила Фанни Болтон переливчатую леди! Но стоило Хакстеру заметить, куда она смотрит, как ее глаза оторвались от переливчатой феи и, сделав поворот, ласково и простодушно заглянули в лицо Сэму Хакстеру.

— Какая красавица! — сказала Фанни. — И платье какое прелестное. А ручки какие маленькие, вы заметили, мистер Сэм?

— Капитана Стронга я знаю, — сказала миссис Болтон. — А вот что это с ним за барышня?

— Это наша соседка по имению, — отвечал Артур. — Мисс Амори, дочь леди Клеверинг. Сэра Фрэнсиса вы часто видели в Подворье Шепхерда, миссис Болтон.

Пока он говорил, Фанни успела сочинить роман в трех томах — любовь — измена — пышная свадьба в церкви св. Георгия на Гановер-сквер — брошенная девушка… и героем этого романа был не Сэм Хакстер, не бедный Сэм, который тем временем достал из кармана чрезвычайно пахучую сигару и курил ее под самым носом Фанни.

После появления этого чертова Пенденниса солнце померкло для Сэма Хакстера, небо затянулось тучами, чучела и палки утратили свою прелесть, пиво показалось горячим и мерзким на вкус, — весь мир изменился. В кебе у него был припрятан на обратный путь жестяной пистолет и фунтик гороху. Но он не извлек его на свет божий и даже не вспомнил о нем до тех пор, пока другой какой-то шутник, возвращаясь со скачек, не обстрелял горохом его задумчивое лицо; тут, сперва выругавшись от неожиданности, он разразился злобным, язвительным смехом.

А Фанни всю дорогу домой была очаровательна. Она ворковала, ластилась, улыбалась. Она то и дело начинала смеяться; все ее восхищало; а попрыгунчики какие чудесные — вот спасибо-то Сэму.

Когда же они приехали домой и мистер Хакстер, по-прежнему мрачный, как туча, стал холодно с ней прощаться, — она залилась слезами и сказала, что он злой, противный человек.

Тут и у молодого медика вырвались наружу столь же бурные чувства, и, схватив девушку в объятия, он стал клясться, что она — ангел, а он — ревнивая скотина, что он недостоин ее и не имеет права ненавидеть Пенденниса; и он просит, умоляет ее сказать еще раз, что она…

Что она… а дальше? Но конец вопроса и ответ Фанни произнесли губы, так близко придвинувшиеся друг к другу, что никто не разобрал бы ни слова. Зато миссис Болтон сказала вполне внятно:

— Ну, ну, мистер Хакстер, много себе позволяете. И не стыдно вам было дуться? Пожалели бы Фанни, право!

Расставшись с кебом 2002, Артур пошел засвидетельствовать свое почтение коляске, к которой тем временем вернулась под материнское крыло переливчатая дева, автор Mes larmes. Неутомимый майор Пенденнис, повсюду сопровождавший леди Клеверинг, сидел на заднем сиденье коляски; а на козлах устроился наследник под надзором капитана Стронга.

Пока коляска стояла на холме, около нее не переставали толпиться светские денди и мужчины особого рода — щеголеватые офицеры, молодые повесы-чиновники из тех, кого можно назвать скорее мужскими, чем дамскими угодниками, — подходившие перекинуться словом с леди Клеверинг и "побалагурить" (так выражались эти изысканные молодые люди) с мисс Амори. Они предлагали ей пари на лошадей, пересыпали свою речь фривольными намеками; показывали ей, кто да кто явился на скачки, и эти "кто" не все оказывались подходящими знакомыми для молодой девицы.

Пену пришлось протолкаться сквозь целую толпу этих любезников, прежде чем он добрался до мисс Амори, которая, завидев его, стала делать ему грациозные знаки, подзывая к себе.

— Je l'ai vue, — сказала она. — Elle a de bien beaux yeux. Vous etes un monstre! [35]

— Почему чудовище? — смеясь возразил Пен. — Honni soit qui mal y pense [36]. Моя юная приятельница находится под надежной защитой: с одного боку — мамаша, с другого — жених. Вдвоем они сумеют уберечь девушку от опасности. в