Спецслужбы России за 1000 лет - Иосиф Линдер

Мятеж застал Петра III в Петергофе, куда к середине дня с сообщением о событиях в столице прибыл генерал-поручик М. Измайлов. Гольштинские гвардейцы заявили государю, что будут защищать его до самой смерти, но Петр, морально не готовый к подавлению мятежа, колебался и отдавал противоречившие друг другу приказы.

По нашему мнению, одним из оптимальных вариантов для него являлась экстренная эвакуация в Лифляндию и Восточную Пруссию, к месту квартирования действующей армии под командованием преданного Петру генерала П. А. Румянцева[229]. Даже не имея заранее отработанных маршрутов эвакуации, под защитой сохранивших верность кавалерийских подразделений отступление к армии было мероприятием вполне выполнимым. Для заслона от возможного преследования следовало использовать пехотные и артиллерийские части гольштинцев, поручив командование ими фельдмаршалу Миниху, отправленному в ссылку Елизаветой (на 20 лет!) и возвращенному Петром III. Позже в ответ на вопрос Екатерины Миних признался, что готов был пожертвовать жизнью за монарха, вернувшего ему свободу.

Некоторые авторы указывают еще на два варианта действий: двинуться на Петербург или укрыться в Кронштадте. Первый вариант мог иметь шансы на успех только в том случае, если бы император получил поддержку армейских полков столичного гарнизона, но они оказались выведены из игры «Ивашкой Хмельницким» (алкоголем). Кроме того, Екатерина с гвардией в 10 часов выступила в Петергоф, так что встреча противоборствующих сторон произошла бы в полевых условиях, при значительном (3: 1) численном перевесе мятежников, которым терять было нечего.

Граф Н. И. Панин. Портрет работы XVIII в.

Граф П. И. Панин. Портрет работы XVIII в.

Эвакуация в Кронштадт имела тот недостаток, что у императора отсутствовали суда для переброски (одновременно с ним) гольштинской гвардии на о. Котлин. Еще один важный момент – сторонники императора не располагали информацией о настроениях в гарнизонах Петербурга и Кронштадта. Не следует забывать, что столичное дворянство и духовенство в большинстве своем поддерживали Екатерину. На наш взгляд, эвакуацию Петра III в действующую армию, с учетом отрицательного отношения армейских офицеров к гвардии, следует считать более предпочтительной, чем указанные варианты.

Таким образом, время и возможности для организации эвакуации у Петра III были, не было главного – воли монарха к сопротивлению. Утром 29 июня он был арестован и подписал заранее составленный манифест об отречении от престола. Фридрих II оценил действия заговорщиков как «безумные», а заговор как «плохо составленный»; он считал, что российского монарха погубил недостаток мужества. Низложенного Петра III отправили в Ропшу под тщательное наблюдение екатерининских гвардейцев и 7 июля 1762 г. задушили. Официально было объявлено, что император скончался «от геморроидальных колик». По отношению к конкурентам в борьбе за престол Екатерина предпочитала действовать по принципу: «Нет человека – нет проблемы». Она придерживалась убеждения, что политика редко подчиняется нравственным законам.

Первейшей задачей Екатерины Алексеевны после восшествия на престол было убедить подданных в том, что целью переворота являлось избавление государства от «ничтожества» и «солдафона». Если в Петербурге свержение Петра III восприняли достаточно благосклонно, то в Москве и провинции дело обстояло иначе. Очевидец переворота секретарь французского посланника К. Рюльер свидетельствовал, что в старой столице при оглашении манифеста о воцарении Екатерины в солдатских рядах говорилось, что гвардия располагает престолом по своей воле. Однако помощники Екатерины знали свое дело. Успешное формирование негативного мнения о Петре III достигалось различными методами, в основном устной пропагандой и письменными «свидетельствами» очевидцев. Одновременно усилили контроль над распространением позитивной информации о свергнутом императоре. Любое лицо, уличенное в симпатиях к Петру, в скором времени оказывалось под арестом. Гольштинскую гвардию расформировали, около 1800 человек отправили на родину, около 1300 уволили либо приняли на русскую службу.

Как и в начале правления Елизаветы, гвардейцы, совершившие переворот, могли стать серьезной угрозой для безопасности императрицы. Екатерина это прекрасно понимала. Осенью 1762 г. в письме к С. Понятовскому[230] она писала о необходимости вести себя весьма осторожно. Основным назначением гвардейских полков стали охрана престола и отчасти подготовка офицеров для армии, однако эта подготовка оставляла желать лучшего. Керсновский справедливо указывал: «Недоросли из дворян <…> писались в гвардию в раннем детстве, зачастую от рождения. <…> Производство их в унтер-офицерское звание и первый офицерский чин шло заочно, „за выслугу лет“, – и очень многие „уходили в отставку“, так и не увидев своего полка! Те же, кто являлся в полки, несли легкую и приятную службу. <…> Когда им приходила очередь заступать в караулы, слуги несли их ружья и амуницию. Службу за них отправляли гвардейские солдаты, взятые по набору (сдаточные) и служившие без всяких поблажек»[231].

Как часто подобная ситуация повторялась в истории России: осыпанные милостями «придворные подразделения» медленно, но верно разлагались. Не участвуя в сражениях, они утрачивали боевые традиции; офицерский состав не занимался боевой подготовкой и воспитанием солдат; сводилось на нет чувство товарищества. Зато кичливость и чванство достигали неимоверных размеров. Именно здесь лежат корни «дедовщины», с одной стороны, и ничем не оправданные потери в первых боях – с другой. Можно утверждать, что с государственной точки зрения боеспособность любого подразделения определяется как заботой о «человеке с ружьем», так и постоянным контролем за состоянием военных коллективов.

Не имея реальной возможности контролировать гвардию в начале царствования, Екатерина II стала создавать собственные специальные институты. Манифестом от 19 октября 1762 г. она подтвердила решение свергнутого мужа о ликвидации Тайных розыскных дел канцелярии. Однако, хорошо понимая значение секретной политической полиции, императрица передала расследование дел по важнейшим государственным преступлениям в ведение Сената, спрятав в его респектабельных стенах Тайную экспедицию.

Уже 2 октября генерал-прокурор Сената A. И. Глебов получил от государыни указание рассматривать дела о государственных преступлениях вместе с тайным советником Н. И. Паниным[232]. Тайная экспедиция, как и ее предшественники, объединяла политический сыск и контрразведку. Поручив контроль над Тайной экспедицией двум высшим чиновникам, императрица получила возможность контролировать обоих. Глебова в 1764 г. сменил генерал-прокурор А. А. Вяземский[233]. Основной фигурой в Тайной экспедиции являлся обер-секретарь С. И. Шешковский, остававшийся на этом посту до 1792 г. Агентурно-наблюдательной сетью в Петербурге заведовал генерал-полицмейстер B. Чичерин.

Екатерина II. Портрет последней трети XVIII в.

Московское отделение Тайной канцелярии подчинялось московскому главнокомандующему: вначале генерал-фельдмаршалу П. С. Салтыкову (в 1763–1771 гг.), затем генерал-аншефу М. Н. Волконскому (в 1771–1780 гг.), а еще позже – генерал-аншефу А. А. Прозоровскому (в 1790–1795 гг.). Агентурно-наблюдательной сетью в Москве заведовал обер-полицмейстер Н. Архаров. Екатерина II сохранила также практику формирования временных следственных комиссий для рассмотрения особо опасных государственных преступлений. В помощь комиссиям придавались сотрудники Тайной экспедиции. Вскоре после смерти Петра III императрица посетила Шлиссельбург, где находился в заключении свергнутый Елизаветой Иван Антонович. Ознакомившись с содержанием царственного узника, она дала секретную инструкцию караульным офицерам, в случае попытки освобождения обязав арестанта «умертвить». Когда в июле 1764 г. поручик Смоленского пехотного полка В. Я. Мирович предпринял попытку освободить «законного государя», Иван Антонович был убит офицерами охраны, выполнившими личный приказ государыни. Мы полагаем, что «неудачная» попытка освобождения вполне могла быть организована по инициативе самой императрицы. Екатерина II запретила пытать Мировича и привлекать к следствию его брата, что противоречит следственной практике тех лет. Таким образом, «заговор» Мировича скорее всего – одна из первых успешных спецопераций новой секретной службы Ее Величества. (Судьба самого Мировича была печальной: он был осужден Сенатом и казнен.)

В 1769 г. по доносу А. Постниковой властям стало известно о намерении офицеров Преображенского полка Афанасьева, Жилина, Озерова и Попова свергнуть Екатерину II и провозгласить императором Павла Петровича. Следственную комиссию возглавил Никита Панин, в нее вошли генерал-прокурор Сената А. Вяземский, генерал-полицмейстер Петербурга В. Чичерин и кабинет-секретарь И. П. Елагин. Расследование установило виновность офицеров, которые были лишены всех чинов, званий и дворянства. Часть из них приговорили к пожизненному заключению в крепости, часть сослали в Нерчинск и на Камчатку. В 1772 г. в Тайной экспедиции велось следствие по делу капралов Преображенского полка Оловянникова, Подгорого, Чуфаровского, подпоручика Тобольского полка Селехова и группы солдат, которые хотели убить Екатерину II и короновать ее сына. Императрица внимательно следила за ходом следствия и дала Вяземскому указание «гвардию вычистить и корень зла истребить». Всех заговорщиков «навечно» отправили в Нерчинскую каторгу.