Алена и Аспирин - Марина и Сергей Дяченко

Он проснулся и не сразу понял, где находится и что произошло. Потом, вспомнив, рывком сел на кровати.

Была ночь. Дом и двор спали, за окном висела полускрытая облаком луна. Дверь в комнате не закрывалась, в кухне горел свет. Аспирин посмотрел на часы — половина четвертого.

Значит, он проспал всего минут сорок.

Почему проснулся? Было ведь четкое ощущение: что-то произошло. Именно сейчас. Неужели с Аленой?!

Он дернул шнур торшера. Зажмурился. Повернул голову — и встретился глазами с пластмассовым взглядом Мишутки. Игрушечный медведь сидел на тумбочке рядом с кроватью, чуть наклонив голову и пристально вглядываясь в Аспирина.

Аспирин выругался. Протер глаза и выругался снова: откуда здесь… Господи! Он не помнил, приносил ли он Мишутку из машины или так и оставил на заднем сиденье. Он был не в себе, когда вернулся домой. Но неужели он притащил медведя в спальню и усадил на тумбочку в полуметре от своего лица?!

Он вспомнил, как запер дверь за Ириной — она ушла к себе. Ей тоже пришлось несладко. Но кто принес медведя в спальню?

— Алена! — крикнул Аспирин.

Он выбежал на кухню. Включил свет в гостиной. Снова заглянул в ванную и в туалет, уже отлично зная, что там пусто. Входная дверь была заперта. Алена не возвращалась.

Медведь по-прежнему сидел на тумбочке. Глаза его тускло поблескивали при свете торшера. Аспирин уселся напротив; медведь смотрел пластмассово, тупо.

— Где она? — шепотом спросил Аспирин.

Медведь не ответил.

— Что ты за тварь? Ты, — Аспирин протянул руку, — вата. Плюш. Тряпка…

Он вздернул медведя за переднюю лапу. Мишутка повис, не делая попытки освободиться. Аспирин, крякнув, изо всех сил швырнул им об стену. Мягкий удар; игрушка повалилась на пол почти беззвучно. Аспирин посмотрел вниз и только теперь увидел, что на полу у кровати валяются диски, зарядник от мобилки, коробка от диктофона, газета — все, что лежало на тумбочке до того, как там воцарился плюшевый медведь. Как будто их сбросили, чтобы освободить место.

— Сука, — прошептал Аспирин и понял, что никогда больше не сможет спать.

Он ехал по городу наугад.

Четыре утра. Светофоры мигали желтым. Медведь лежал на переднем сидении — бросить его назад Аспирин в последний момент не решился. Медведь валялся, раскинув лапы, и в глазах его отражались проплывающие огни.

Запертые магазины. Опущенные жалюзи. Такси на перекрестке. Разнокалиберные елки, украшенные гирляндами, затянувшийся праздник. Дорога взялась ледком, и Аспирина несколько раз опасно заносило в сторону.

Он добрался до центра. Миновал его и тут только понял, что едет, как по наитию, в совершенно определенном направлении. И даже смутно представляет, что ждет его в конце пути — крутая темная улица и блочная девятиэтажка, дом два дробь четырнадцать.

Почему?!

Он поддал газу и тут же опасливо притормозил. На подмерзшей улице машина делалась неуправляемой. Дорога пошла под уклон, Аспирин крался, маневрируя, подтормаживая сцеплением. Спуск сменился подъемом, бешено завертелись колеса, машина забуксовала. Аспирин попятился, взял разбег и рванул вперед; густо завоняло выхлопом. Машина ползла вверх, как муха по стеклу. Открылись огни на той стороне улицы, внизу. Аспирин перевел дыхание — и увидел дом два дробь четырнадцать.

Над входом горел тусклый фонарь в железной оплетке. Почти перегораживая вход, стоял запорожец на продавленных колесах, давно неподвижный, заваленный снегом выше крыши. Свет фонаря падал на вывеску: общежитие какого-то техникума, не пойми какого, официальный текст скрывался под нанесенными позже матерными комментариями.

Аспирин вернулся к своей машине. Поднял голову: в доме кое-где горели окна, где-то смеялись, где-то громко играла музыка. Дом был обитаем — уродливая серая коробка, пародия на человеческое жилье. Что здесь нужно Аспирину? Зачем он приехал?

Он замерз. Сел за руль, включил печку (мотор не успел остыть), выкурил сигарету. Мишутка лежал, раскинув лапы с демонстративным миролюбием.

— Какого черта? — шепотом спросил Аспирин.

Выбрался на грязный снег. Взял медведя под мышку. Запер машину и поставил на сигнализацию.

Входная дверь противно заскрипела. Аспирин вошел в вестибюль, пустой и страшный, с останками древней телефонной будки. Голая лампочка на шнуре освещала необитаемую вахтерскую конуру с выбитым окошком.

Поудобнее перехватив медведя, Аспирин поднялся на второй этаж. Оказался в полутемном коридоре, между рядами одинаковых деревянных дверей. Откуда-то доносились музыка и голоса — люди истерически веселились.

Что он здесь делает?!

Прижимая к себе медведя, он двинулся по коридору — туда, где ложилась на линолеум полоска света из приоткрытой двери.

Прямо за дверью урчал древний холодильник. Привалившись к нему спиной, сидел парень с выбеленными перекисью патлами. Держался за голову и покачивался, живя, по-видимому, напряженной внутренней жизнью.

Аспирин прошел мимо.

Их было много — каждый занимался своим делом, почти никто не обращал ни на кого внимания. Курили, ели из консервных банок, пили пиво и водку, нарезали лук на деревянной доске, выясняли отношения («Где мой баян?» — вопрошала девица лет семнадцати у бледного сонного парня, а тот устало мотал головой, отцепись, мол). Аспирин шел, почти наступая на чьи-то ноги и руки, молча оглядываясь, будто аквалангист на большой глубине.

— Дядя, ты куда? — спросила девчонка-подросток с синими кругами под глазами. — К Светке?

Аспирин неопределенно махнул рукой.

— А что это за чувырла у тебя, медведь, что ли? Дай подержать!

— Сейчас, — сказал Аспирин. — Скажи, тут была… девочка? Алена? Где она?

Его собеседница пожала плечами:

— Малолетка? Не знаю. Спроси у Дергача, я ничего не знаю… Слушай, а ты не мент?

Больше не слушая ее, Аспирин зашагал, переступая через сидящих и лежащих (мебели было мало, а людей — много), к двери в соседнюю комнату — он только сейчас заметил ее, она была почти полностью заклеена обрывками желтых газет. Толкнул — дверь не поддалась. Потянул на себя; в комнате было почти темно, кто-то храпел в углу, кто-то тяжело дышал совсем рядом. Аспирин пошире открыл дверь — комната была устлана матрацами, завалена барахлом и телами спящих, а в дальнем углу сидела, прижав колени к подбородку, девочка.

Он подошел, не веря себе. Склонился над сидящей. Заглянул в лицо.

— Алена!

Ресницы, слипшиеся от высохших слез, медленно поднялись.

— Алеша, — сказала она, всматриваясь в его лицо, будто пытаясь узнать после многолетней разлуки. — Алешенька… Это правда ты?