Выбор. Долгие каникулы в Одессе (СИ) - Ковригин Алексей

Похоже, что первый секретарь даже завис на несколько минут, осмысливая то, что я ему только что сказал. – Семён! Ты слышал, что молодёжь предлагает? Именно предлагает, а не стонет и канючит, что вокруг одна пошлятина, безвкусица и жалкое подражание западу. Вот теперь мотай на ус и только попробуй мне не исполнить поручение. А оно будет завтра же, я тебе обещаю! Чтоб уже через неделю такая колонка в твоей газете была! – ого, а быстро тут принимаются решения. Я взглянул на кислое выражение лица «Семёна» и злорадно про себя ухмыльнулся, это тебе не «Соколиного глаза» отправлять за нами подглядывать. Тут головой поработать придёться.

– Нам надо, чтоб по всей Украине зазвучали новые пролетарские песни, такие как «Каховка», «Тачанка» и другие, им подобные. Но и про родной дом, и о наших матерях, да и вообще, чтоб об отчем крае молодёжь тоже пела. Ты Семён подумай, как через свою газету донести до комсомольцев эту мысль, может пару статей написать или очерк? В общем, это твоя епархия, вот ты и думай, а мы, большевики, это начинание поддержим, это я тебе твёрдо обещаю. Но с пошлостью и вульгарностью не цацкайся, не должны комсомольцы петь вредительские нэпманские и безыдейные уличные песенки. И уголовную похабщину тоже следует пресекать, мы это осуждаем и не приветствуем. И нам тоже надо подумать, как с этим сообща бороться.

Тут Фляйшман кашлянул, привлекая к себе внимание и чуть волнуясь начал озвучивать наши с ним выстраданные мысли, что родились в долгих разговорах и спорах. – Товарищ первый секретарь, Вы совершенно правы по поводу безыдейности, пошлости и похабщины в песнях. Мы, молодые музыканты, тоже осуждаем такие песни и у нас есть такое предложение. При филармоническом товариществе надо организовать культурную комиссию, в которой все музыкальные коллективы, что хотят выступать на площадках Одессы обязаны будут регистрировать все тексты песен, которые станут исполнять. И на каждую свою новую песни они должны получить такое же разрешение у комиссии.

– Сейчас ведь как происходит? Приходит музыкант и говорит, что он, допустим, хочет играть в парке. Его спрашивают, а что вы хотите играть? Музыкант что-нибудь играет и ему говорят, хорошо, вот Вам разрешение, идите играйте. А вот что он там играет и какие песни поёт никого больше не интересует. Главное, что разовый сбор за месяц оплатил и на этом всё. А надо чтоб комиссия не только выдавала разрешение, но и контролировала репертуар. Чтоб музыканты не пели всякую пошлятину и чужих песен без разрешения тоже не пели. А то закон об авторском праве вышел, а никто его выполнять не собирается. Наши песни поют все кому не лень, а ни нам с этого ничего не начисляется, ни в налоговую инспекцию ни копейки не поступает.

– Так вы товарищ Фляйшман сейчас о своих гонорарах беспокоитесь, или за чистоту песен боретесь? К тому же то, что Вы предлагаете, называется цензурой, мы от неё ещё при царском режиме натерпелись и Вы предлагаете её вновь ввести? – похоже что Алексеенко из всего монолога Менделя только про гонорары и цензуру мысль уловил. Надо срочно спасать ситуацию, а то под горячую руку сейчас и нас в «шкуродёры» запишут, тогда нам точно мало не покажется. И чего он так взъелся? Будто сейчас цензуры нет. Ага, так я в это и поверил! Наверное, кто-то ему в ухо нашептал что музыканты много зарабатывают?

– Дядько товарищ Алексеенко! Да мы ж не за гонорары говорим! Мы их совсем не имеем, вот хоть у кого спросите. Все музыканты числятся простыми матросами, и только эту зарплату мы и получаем! А все доходы от выступлений на летней сцене или зимой в клубе уходят в кассу месткома конторы. Мы даже зимой за свет, дрова, уголь и воду сами оплачиваем из этих денег, нам контора на это ни копейки не выделяет, но там ещё, наверное, и остаётся даже больше, чем мы зарплату получаем! Но цензура тоже необходима, иначе этот мутный поток ничем не остановить.

– А что бы наши песни слышала и пела вся Украина, нужны гастроли. Но клубный ансамбль таких возможностей не имеет. Никто нас на гастроли не отпустит, да и в любом другом городе нас примут как обычных бродяг, так как никакого официального статуса такой ансамбль нигде кроме Одессы иметь не будет. Так что тут только один выход, переходить всем составом в филармоническое товарищество, но тогда и ударную установку надо у конторы забирать и тоже в филармонию передавать, кроме Кости на ней всё равно никто играть не умеет, а мы без неё как без рук.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Не знаю, то ли это моё эмоциональное выступление так на присутствующих подействовало, то ли моё непосредственное и по-детски наивное обращение к первому секретарю, но присутствующие заулыбались и раздались приглушённые смешки. Да и сам первый секретарь не удержался от улыбки, но затем приняв серьёзный вид обратился к одному и присутствующих: – А что, Давид Наумович не пора ли и нам задуматься о создании полноценной Филармонии? Лично я поддержал бы предложение вот этого горячего молодого человека, думаю, что Одесса этого достойна.

– В ближайшее время на заседании городского совета Одессы мы будем рассматривать вопросы развития курортного отдыха, в том числе и культурного обеспечения отдыхающих, подготовьте к заседанию Ваши предложения. Я знаю, что Вы давно уже печётесь о преобразовании своего филармонического товарищества. Если товарищи депутаты поддержат Вас, то будем ходатайствовать перед вышестоящими органами о создании полноценной Филармонической организации в нашем городе. И что вы скажете о предложении принять «Поющую Одессу» в свой состав? Вот, переговорите с товарищем Фляйшманом и, если придёте к согласию, забирайте ансамбль к себе. Если кто-то будет против, обращайтесь ко мне, я вас поддержу.

– Ну что товарищи, будем прощаться? У меня, к сожалению, ещё много дел на сегодня, но я рад, что познакомился с такими отличными комсомольцами. У нас замечательная молодёжь. Творческая, активная, политически грамотная и сознательная. – первый секретарь опустил на моё плечо руку и продолжил: – Вот о ком надо писать Семён. О таких вот мальчишках как Миша, ярких представителях нашей передовой советской молодёжи!

Завершает встречу небольшая фотосессия «Первый секретарь окружкома партии Алексеенко Г. П. среди музыкантов ансамбля „Поющая Одесса“» для архива молодёжной газеты. С твёрдым обещанием сделать и передать музыкантам на память по одному фотоснимку и на этом встреча была закончена. А потом всё закрутилось и завертелось. «Молодая Гвардия» разродилась целой серией статей о необходимости культурного просвещения молодёжи и роли комсомольцев в формировании «пролетарского подхода» к созданию новых советских песен.

В газете появилась «Музыкальная колонка» где еженедельно печатались новые тексты песен, отобранные из шквала в сотни «шедевров» ежедневно поступающих в редакцию в письмах одесситов и не только. А в передовице газетной публикации «Первый музыкальный смотр передовой советской молодёжи» появилась фотография Г. П. Алексеенко. В которой он стоит на переднем плане положив свою руку на моё плечо. Ну, и кого мне теперь опасаться, после такого «рукоположения»?

«Поющая Одесса» всё-таки перешла под крыло филармонического товарищества и сразу уехала на гастроли в Харьков, не успели вернуться и сразу в Киев. Затем неделя отдыха и опять гастроли по городам Украины. В общем, к окончанию летне-осенних гастролей музыканты выглядели немного похудевшими, слегка уставшими, но жутко довольными. И как мне по секрету поведал Мендель, «чуточку неприлично разбогатевшими». Ну так правильно, «Чёс» в советское время был любимым развлечением советской эстрады.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Сколько виртуальных копий, а порой и реальных судеб артистов, было сломано в эпических битвах за право первыми «причесать» какой-нибудь город-миллионник, или пусть даже городок, но «стоящий на трубе» газонефтедобычи. Мне-то это знакомо, вот только я на эти гастроли не попал. Нет, я по-прежнему официальный музыкальный руководитель ансамбля в коем качестве и принят на работу в филармоническое товарищество, но у меня, не каникулы, а сплошное недоразумение. В общем, мои педагоги меня не отпустили.