Исчезновение. Дочь времени. Поющие пески - Джозефина Тэй

Поразительно, что Марта заметила это, не имея никакого ключа к природе сирловского «понимания». Но пожалуй, подумал Грант, это не важно, что Уолтер не очень много понимает в Лиз. Лиз, он уверен, понимала все, что необходимо понимать про Уолтера. И это создавало крепкую основу счастливой супружеской жизни.

Грант заснул, размышляя о том, может ли женитьба на такой милой, умной и привлекательной девушке, как Лиз Гарроуби, компенсировать мужчине потерю свободы.

Где-то в глубине сознания погружавшегося в сон Гранта продефилировала процессия его любовей. Бóльшая часть их – чисто романтические привязанности.

Однако утром он думал только об одной женщине. Об этой женщине в Хэмпстеде.

Никогда, даже будучи еще неоперившимся юнцом, не шел Грант на свидание с женщиной, горя таким нетерпением, как то, что влекло его в то утро на Холли-пэйвмент. Он даже был слегка шокирован, когда, сойдя с автобуса и направляясь к повороту на Холли-пэйвмент, обнаружил, что у него колотится сердце. Очень давно сердце Гранта не колотилось, разве только по чисто физическим причинам.

Черт бы побрал эту женщину, подумал Грант, черт бы ее побрал.

Холли-пэйвмент был тупичком, залитым солнечным светом. Такое тихое место, что надменно вышагивающие голуби казались почти буйными нарушителями спокойствия. Номер девять представлял собой двухэтажный дом, верхний этаж которого был превращен в студию. На пластинке для звонка сияли одна под другой две кнопки, и рядом с ними были укреплены деревянные таблички. Верхняя гласила: «Мисс Ли Сирл». Нижняя: «Нэт Ганзэйдж. Вспомогательные принадлежности».

Интересно, что это такое – «вспомогательные принадлежности»? – думал Грант, нажимая верхнюю кнопку. Он тут же услышал, как хозяйка квартиры спускается к двери по деревянной лестнице. Дверь открылась, и вот она стоит перед ним.

– Мисс Сирл? – услышал Грант собственный голос.

– Да, – ответила она и продолжала стоять, освещенная солнцем, невозмутимая, но удивленная.

– Я – инспектор уголовного розыска Грант. – При этих словах, заметил он, ее удивление возросло. – Мой коллега сержант Уильямс приходил к вам вместо меня неделю назад, так как я был занят другими делами. Но мне бы очень хотелось поговорить с вами самому, если это удобно.

– Да, конечно, – произнесла она спокойно. – Проходите, пожалуйста. Я живу на втором этаже.

Она закрыла за Грантом дверь и повела его по деревянной лестнице наверх, в свою студию. Крепкий запах кофе, хорошего кофе, разносился по дому. Войдя в студию, она проговорила:

– Я как раз завтракаю. Договорилась с мальчишкой-газетчиком, и он каждое утро оставляет мне вместе с газетами булочку – это мой завтрак. Но кофе много. Хотите чашку, инспектор?

В Ярде говорили, что у Гранта две слабости: кофе и кофе. И запах был изумительный. Но он не собирался ничего пить у Ли Сирл.

– Благодарю вас, но я уже пил кофе.

Она налила себе еще чашку, и Грант заметил, что рука у нее вовсе не дрожит. Черт бы побрал эту женщину, он начал даже восхищаться ею. Она была бы прекрасным коллегой.

Ли Сирл была высокого роста и худощавой. Очень красивой и еще очень молодой. Волосы ее были заплетены в косу и уложены короной на голове. На ней было длинное домашнее платье глухого зеленого цвета, похожее на то, что было у Марты. И ноги у нее были такие же длинные, как у Марты, и так же придавали ей элегантность.

– Вы очень похожи с Лесли Сирлом, – произнес Грант.

– Нам говорили об этом, – коротко отозвалась она.

Грант обошел комнату, разглядывая все еще выставленные на обозрение шотландские этюды. Это были банальные изображения банальных мест, но они были написаны с какой-то дикой самоуверенностью, яростью – так, что холсты почти кричали. Они не просто представали перед глазами зрителя, они набрасывались на него. «Смотрите, я Салливен!» – кричала гора Салливен, казавшаяся более непривычной и неповторимой, чем когда-либо. Кулин, серо-голубая неприступная крепость на фоне бледного утреннего неба, являла собой пик высокомерия. Даже тихие воды Кишорна выглядели надменно.

– Вам понравилось там? – спросил Грант, а потом, чувствуя, что это прозвучало слишком дерзко, добавил: – В Западной Шотландии очень сыро.

– В это время года не очень. Это лучший сезон.

– Как вам показались отели – удобные? Я слышал, все они ужасно примитивны.

– А я не беспокоилась об отелях. Я жила в машине.

Ловко, подумал Грант. Очень ловко.

– О чем вы хотели говорить со мной?

Но он не торопился. Она причинила ему много неприятностей, эта женщина. Теперь регламент устанавливает он.

От этюдов на стенах Грант перешел к книгам на полках и стал читать заглавия.

– Я вижу, вам нравятся странности.

– Странности?

– Полтергейст. Рыбные дожди. Стигматы. Такого рода вещи.

– Мне кажется, художников всегда привлекало все необычное, чем бы оно ни было, не правда ли?

– Похоже, у вас ничего нет о трансвестизме.

– А что заставило вас подумать об этом?

– Значит, вам знаком этот термин?

– Конечно.

– Вас это не интересует?

– Мне кажется, литература на эту тему очень ограничена. Либо ученые статьи, либо – «Ньюс оф уорлд», а посредине – ничего.

– Вам следовало бы написать трактат на эту тему.

– Мне?

– Вам же нравятся всякие странности, – спокойно проговорил Грант.

– Я художница, инспектор, а не писательница. Кроме того, сейчас никого не интересуют женщины-пираты.

– Пираты?

– Ведь правда же, все они были пиратами, солдатами или матросами?

– Вы полагаете, мода кончилась на Фиби Хессель?[31] О, ни в коем случае. Эта штука все время всплывает. На днях в Глостершире умерла женщина, которая более двадцати лет трелевала лес и грузила уголь, и даже врач, который ходил к ней во время ее последней болезни, не знал, что она не мужчина. И мне известно еще об одном случае, происшедшем совсем недавно. В пригороде Лондона молодого человека обвинили в воровстве. Совершенно обычный молодой человек. Хорошо играл в бильярд, был членом мужского клуба, ухаживал за одной из местных красавиц. А когда он прошел медицинское освидетельствование, оказалось, что это нормальная молодая женщина. Раз в год или два это обязательно случается. Глазго. Чикаго. Данди. В Данди молодая женщина жила в ночлежке в одной комнате с десятью мужчинами, и ее ни в чем не заподозрили. Я вам не наскучил?

– Вовсе нет. Я только удивляюсь, почему вы считаете это странностью в таком же смысле, как стигматы или полтергейст.

– Отнюдь не считаю. Некоторые искренне чувствуют себя счастливее в мужской одежде. Однако большинство занимается этим из страсти к приключениям, а некоторые – и по экономической необходимости. Впрочем, есть и такие, для кого это единственный способ осуществить задуманное.

Она маленькими глотками пила кофе, сохраняя на лице выражение вежливого интереса, как человек, вынужденный терпеть и ждать, когда непрошеный гость