Зима стальных метелей - Станислав Лабунский

Она осмотрела стол, обратила внимание на фотографии, при этом на долю секунды выражение ее лица сделалось серьезным, но тут же вновь стало соблазнительно-вызывающим.

Девушка опять повернулась к подполковнику:

— Удалось что-нибудь узнать?

— Что? — лицо Лопахина уже приняло такое же идиотское выражение, как и у подчиненного.

— Удалось узнать что-нибудь по делу? Грассатор, ребенок, девушка Вера. Удалось что-нибудь выяснить? Есть еще какие-то документы по этому делу, кроме тех, что лежат здесь?

— Следствие идет, — бесцветным голосом отозвался подполковник так, как если бы докладывал начальству. — Сейчас мы выясняем, откуда…

— Избавь меня от подробностей, — женщина улыбнулась снова, но теперь уже не искусственно, а искренне и весело.

— Особых подвижек нет. Личность и местонахождение подозреваемого установить не удалось. Здесь все документы по этому делу.

— Так-то лучше. — Женщина раскрыла папку и начала складывать туда бумаги и фотографии. — Я забираю это. Ты ведь не против?

— Делай что хочешь…

Очистив стол, она сунула папку под мышку, подмигнула Лопахину и двинулась к двери.

— Постой! — отчаянно крикнул подполковник.

Женщина напряглась, обернулась.

— Я увижу тебя снова? Я хочу! Я должен!

— Это вряд ли, — кинула она через плечо и скрылась за дверью.

— Говори тише, — прошипел мужчина в сером костюме, отведя собеседника в сторону. — Мне и так непросто здесь, а если они еще и услышат русскую речь…

— Прости, но других языков я пока не знаю, — ответил второй мужчина, тоже в костюме, только черном, высокий, с острыми чертами лица. Тот самый новообращенный, что первым заговорил с Грассатором месяц назад в заброшенном пионерском лагере «Дельфин».

— И называй меня по имени. Пора привыкать.

— Как скажешь, Виктор. Кстати, почему Виктор?

— Решил поддержать традицию эмиссаров и воспользоваться латынью.

— Хм, значит «победитель»? Что же, оптимистично.

— А какое имя взял ты?

— Еще не думал об этом. Зови пока Густавом, раз уж я у тебя на подхвате оказался, а там — посмотрим.

— Густав?

— Что-то вроде «помощник» на древнескандинавском.

— А говоришь, что не знаешь языков, кроме русского.

— Там ухватишь, тут ухватишь… Итак, надеюсь, что твой китайский уже на высоте, Виктор?

— Не жалуюсь.

— И каковы результаты?

— Задавать такой вопрос после трех недель трудов не слишком-то корректно, если учесть, что одна неделя ушла только на язык. Добраться до председателя Цзян Цзэминя сложно, но выполнимо. Нужно больше времени. Как уж с ним заладятся отношения, я не знаю, ведь Экзукатор предупреждал, что люди на внушение реагируют по-разному. И тем не менее мы сейчас разговариваем в здании правительства Китайской Народной Республики, а через полчаса у меня назначена аудиенция с министром госбезопасности Китая Гэн Хуэйченом, и это что-то да значит…

— Пока трудно сказать, что это значит, даже если бы рядом сейчас стоял сам председатель. Общего плана нет. Грассатор оказался прав, когда сказал, что нам всем вместе не удастся договориться. Воплощенные расползлись по миру. У каждого свои планы, свои мысли, свои методы. Действовать кардинально — значит рисковать навлечь на себя гнев остальных, а…

— А не действовать вовсе — значит признать, что наше воплощение было ошибкой. Будем осторожными, тихими и незаметными. Будем подтягивать к себе остальных одного за другим. Убеждать. Доказывать свою правоту. Экзукатор был умен, не отнять, но слишком нетерпелив, слишком кардинален и непоследователен. Не стоит повторять его ошибок. — Виктор прищурился. — Ты заговорил о Грассаторе. Ну и?

— Ну и вот я здесь, — развел руками Густав. — За ним трудно приглядывать. Он знает этот мир лучше нас, знает, как быстро добраться из одного города в другой, знает все пути и закоулки. К тому же он обладает, пожалуй, неограниченными финансами, и, пока деньги все еще в ходу, мне сложно преследовать его только за счет внушения. Да и ощущать его… вероятно, эмиссарам было куда легче, ведь их было мало, они хорошо чувствовали друг друга, точно знали, кто и где находится. Когда же мы все здесь, ощущения путаются, в голове кавардак.

— Понимаю, о чем ты.

— Но даже тогда, когда получается отсеять его, вычислить, я все равно оказываюсь на шаг позади. Физически не поспеваю за ним. Это бессмысленно. Мы должны уже решить — разделаться с ним и ребенком или оставить их в покое.

— У нас нет права на такую роскошь, как «оставить в покое». А разделаться… что же, торопиться не стоит. Надо подумать над этим. Серьезно подумать…

К мужчинам подошел китайский чиновник, поприветствовал обоих легким поклоном, повел рукой в приглашающем жесте и двинулся вперед.

Прежде чем отправиться следом, Виктор подмигнул собеседнику и проговорил с препаршивенькой ухмылочкой на устах:

— Министр госбезопасности Китая ждет. Большая игра началась.

Поезд стремительно набирал ход, стук колес становился реже, вагон «СВ» мягко покачивался, словно пытался убаюкать своих пассажиров.

Грассатор оторвал взгляд от мелькающих за окном берез, посмотрел на младенца, уютно устроившегося в колыбели, организованной из многочисленных пеленок и больше похожей на гнездо куницы. Младенец спал, сжав малюсенькие пальчики в кулачки и отвернув головку вправо. Качка вагона усыпила его.

Грассатор специально выбрал поезд в качестве средства передвижения. Во-первых, он опасался, что грудничок плохо перенесет взлет и посадку самолета, а во-вторых, ему некуда было торопиться. К тому же экономическая ситуация в мире существенно повлияла на воздушный транспорт — у людей не было денег на полеты, многие авиакомпании обанкротились, а те, что еще держались, заметно ограничили количество маршрутов.

Рядом с колыбелью на постели лежали сумки с детским питанием, пеленки и подгузники. Грассатор сверился с часами. Скоро нужно было кормить ребенка.

Зазвонил мобильный телефон, лежавший на столике. Грассатор придвинул его к себе и долго смотрел на цветные переливы экрана. Сейчас ему может звонить только один человек, никто больше не знает этого номера. Он ответил.

— Грасс, — прозвучал в трубке тихий грустный голос.

— Вера…

— Я… я хотела спросить, как там Вероника.

— Нормально.

— Это хорошо, очень хорошо. А у нас тут вроде бы все получилось. Похоже, что мне удастся скрыться из города незаметно. К родителям перестали захаживать следователи, ты не в курсе, к чему бы это?

— Нет, я ничего больше не предпринимал. Возможно, новички решили прибраться за нами.

— Послушай, Грасс. Я все понимаю. Я не рассчитала своих сил. Все эти ваши разборки не для обычных людей, и безопаснее всего для меня выйти из игры, а ребенку безопаснее с тобой. Я все понимаю. Но, Грасс, пожалуйста, скажи мне, что ты не забудешь обо мне, что будешь время от времени связываться со мной и рассказывать про Веронику, будешь присылать мне ее фотографии. Пообещай мне, Грасс, что расскажешь ей про меня, про ее маму, — девушка всхлипнула.

Грассатор поджал губы.

— Обещай.

— Обещаю.

— Грасс.

— Слушаю.

— Обещай мне, что однажды я встречусь с ней, обниму ее, поцелую.

— Однажды…

Он отключил телефон и опустил голову на руки.

Неизвестно, сколько он так просидел, прежде чем снаружи постучали. Дверь отодвинулась, и в купе вошла проводница, невысокая полная женщина. Она растерянно посмотрела на Грассатора, словно пыталась что-то вспомнить, но никак не могла. Еще бы, ему пришлось два раза «обрабатывать» ее, сначала при посадке, потом при проверке билетов уже в вагоне. Нет, билеты у него были, но никаких документов ни на себя, ни на ребенка, разумеется, не имелось. Но Грасс не переживал — он достаточно над ней поработал.

— Желаете чего-нибудь? — поинтересовалась проводница. — Может быть, чаю?

— Да, чаю было бы неплохо.

Она скрылась за дверью и появилась снова через минуту. Поставила стакан на столик.

— Спасибо, — поблагодарил Грассатор.

— Ваш? — кивнула проводница на ребенка.

— Мой.

— Совсем малютка еще. Сколько ему?

— Мало. Еще очень мало.

— А зовут как?

— Вероника.

— Можно? — Не дожидаясь ответа, проводница наклонилась к ребенку. — Ути, девочка… Ути, маленькая. Проснулась? Проснулась, девочка… А какие у нас ручки, какие ножки, а какие глазки, ути-пути…

Она вдруг замолчала. Грассатор прищурился, поднялся. Проводница покачнулась и осела на пол. Грасс подскочил к ней, глянул на ребенка. Вероника шевелила ручками и ножками, поводила из стороны в сторону большими карими глазками и пускала пузыри.

Грассатор проверил пульс женщины. Жива, только вот… спит. Спит! Он переложил ее на свою постель, легонько похлопал по щекам: