Великолепная маркиза - Жюльетта Бенцони

— Допустим! Но зачем мне возвращать вам его?

— Затем, что я считаю вас человеком чести, который не захочет стать сообщником бесстыдного вора. Остальное будем считать военными трофеями, но верните мне орден! И потом, я могу предложить вам компенсацию.

Де Бац раскрыл бархатную коробочку, и в свете свечей голубой бриллиант, найденный Питу, засверкал всеми своими гранями. Глаза у герцога загорелись.

— Что это?

— Один из голубых бриллиантов, принадлежащих королеве. Этот камень она купила недавно. Он крупнее того, которым она так дорожила. Но это не помешало бы ее величеству приказать изготовить из них подвеску, которые ей так нравилось носить. Говорят, что вы любили нашу королеву?

— Я редко встречал таких соблазнительных женщин, — прошептал герцог. Его настолько заворожили голубые блики бриллианта, что он стал размышлять вслух.

— Тогда это станет для вас напоминанием о ней, и, следовательно, камень приобретает еще большую ценность.

— У него есть название?

— Насколько я знаю, нет. Почему бы ему не называться «Брауншвейг»?

— Это мысль… — И она мне кажется удачной. Итак, ваше высочество, что вы мне ответите? Вернете ли вы мне орден Золотого руна или лишите несчастного, оказавшегося в неволе короля его последнего достояния на земле, тем более что вы отказываетесь прийти к нему на помощь?

Герцог Брауншвейгский прошелся по комнате, посмотрел в окно, вернулся к портрету. Властный взгляд Людовика XIV притягивал его словно магнит, и герцог задержался перед картиной. Наконец с тяжелым вздохом он расстегнул мундир, достал из кармана кожаный мешочек, развязал шнурки и высыпал его содержимое на стол, покрытый сукном. Бац замер. Перед ним лежало то, что он так жаждал получить. Орден Золотого руна Людовика XV засверкал на бархатной ткани.

— Вот он! — скупо обронил герцог.

Но когда барон уже протянул было руку к ордену, герцог Брауншвейгский остановил его:

— Еще минуту! Как я могу быть уверен в том, что вы говорите правду и что эта драгоценность послужит делу спасения Людовика XVI?

— И что я просто-напросто не оставлю орден себе — вы ведь это хотели сказать? В этом вы действительно уверены быть не можете. Ваше высочество располагает только моим словом, но барон де Бретейль может подтвердить, что я человек чести, преданный душой и телом нашему монарху.

— Пусть так! Но все-таки вы мне солгали!

— В чем же я отступил от правды?

Герцог Брауншвейгский не торопясь вынул из кармана золотую табакерку, украшенную бриллиантами, достал понюшку табаку и явно наслаждался ею. Он словно не замечал заметного нетерпения своего собеседника. Наконец с улыбкой, которая барону показалась гримасой хищника, герцог сказал:

— Когда вы говорили о молодой женщине, которая вас сопровождает. Судя по всему, это одна из фрейлин Марии-Антуанетты, и она явно не американка. Так кто же эта дама?

Лицо де Баца стало суровым:

— Я не имею права говорить об этом. Этот секрет принадлежит только ей. Для меня она лишь дорогой, очень дорогой друг… — Возможно, ваша спутница согласится поделиться своей тайной с принцем, преисполненным самых добрых намерений?

— Не думаю. Поймите меня, ваше высочество, Лаура Адамс — это новое воплощение… умершей! И никто не должен знать об этом!

— Что касается французов, то я должен с вами согласиться. Но… в эмиграции приближенной королевы нечего будет больше бояться, особенно если она будет находиться под моим покровительством.

— Напротив, ей придется всего бояться. Если ее узнают…

— Это возможно в Кобленце, в Майнце или Кельне, но только не в Брауншвейге. Там никогда не умели развлекаться, а ее высочество герцогиня управляет двором суровой рукой. И потом, почему бы нам не спросить саму очаровательную незнакомку?

— О чем? Предпочитает ли мисс Адамс остаться здесь с вами или вернуться в Париж со мной?

— Нет… — Герцог взял великолепное украшение.

Оно заиграло в его пожелтевших от табака пальцах.

— Давайте спросим у этой дамы, не согласится ли она остаться со мной, чтобы утешить меня после потерю этого сокровища? Что вы об этом думаете?

— Что я никогда не считал вас способным на подобный торг! Это настоящая сделка и к тому же бесчестная, как мне кажется!

— Возможно… Но эта молодая женщина так мила! А в последнее время мне просто необходимо, чтобы мой взор услаждали приятные картины и… люди.

— Разве изображение короля Людовика XIV не кажется вам прекрасным?

— Нам, немцам, не приходится хвастаться хорошими отношениями с ним. Итак, отправляйтесь за вашей подругой. Послушаем, что она скажет!

— Это ни к чему! При подобных обстоятельствах…

— Ай-яй-яй! Вы сейчас скажете глупость. Вы собрались отказаться от ордена, верно? Но подумайте вот о чем — я могу оставить себе все — девушку, драгоценность и вас, от которого в нужный момент мне легко будет избавиться. Во время войны несчастные случаи, увы, нередки!

— Но слухи об этом плохо скажутся на репутации вашего высочества, — с презрением ответил де Бац. — Я значу куда больше, чем вы можете себе представить.

— Это все риторика, барон. Проявите же благоразумие, найдите мисс Адамс, приведите ее сюда, пусть дама сама все решит.

Барону пришлось подчиниться. Он нашел Лауру на кухне, где она помогала госпоже де Дампьер кормить детей. Пруссаки конфисковали всю провизию в замке, так что ужин был скудным — постный суп из капусты и тоненький кусочек хлеба с салом. Дети привыкли к лучшей пище и теперь капризничали и протестовали, к огромному огорчению матери.

— Ну как же им объяснить, что завтра, возможно, у них не будет и этого?

— Можно попытаться убедить оккупантов не быть излишне скаредными. Хотя бы по отношению к детям, — ответила графине Лаура как раз в тот момент, когда де Бац переступил порог кухни. Он услышал только конец фразы, увидел сидевших за столом малышей и их скудный ужин.

— Вы можете сами сказать об этом герцогу, — предложил барон. — Он желает вас видеть.

— Зачем?

— Вам предстоит сделать выбор.

— Какой именно?

— Вы все сами узнаете. Могу только сказать, что я уже сделал его за вас, но герцог остался непреклонным…

Лаура вошла в зал. Ее внимание сразу же привлек лежащий на столе орден, играющий бликами в свете стоящего рядом канделябра, а совсем не герцог Брауншвейгский, тяжело усевшийся в кресле.

— О! — только и смогла восхищенно произнести молодая женщина.

Герцог поднялся и подошел к ней.

— Красиво, не правда ли? Но именно эту драгоценность у меня собираются отобрать, не предоставив ничего стоящего взамен.

Де Бац буквально подпрыгнул на месте: