Крылья Севастополя - Владимир Коваленко

Берег начал круто уходить влево, и я догадался, что приближается Казантипский залив, за ним - мыс, который далеко выступает в Азовское море.

- Подходим к Казантипу, - услышал я голос Уткина, но отвечать было некогда.

Щелк - кадр! Щелк - еще один!

Самолет делает плавный разворот. Хоть и неглубокий, но фотографировать трудно. Я приподнимаюсь выше, упираюсь головой в верх кабины, чтобы обеспечить точный прицел. Еще кадр! Еще!

Берег стремительно ушел влево. Все! Казантип прошли!

Откладываю фотоаппарат в сторону. Руки от напряжения подрагивают. Закрываю форточку.

- Все в порядке, - говорю Уткину. - Курс - домой!

Уткин набрал высоту, чтобы легче было вести самолет, помахал истребителям крыльями. «Яки» тотчас «прилипли»: два справа, два слева, а две пары чуть повыше.

Черед несколько минут показалась Тамань. До свидания, ястребки! Спасибо за надежную охрану! [200]

У Скугаря полет сложился труднее. Только лег на боевой курс, ударили зенитки. Правда, не очень кучно и точно, но боевой курс длится долго, несколько минут, успеют пристреляться. Истребители прикрытия набрали высоту, отошли в сторону из зоны огня.

И в это время появилось две пары «мессеров». Две пары «яков» завязали воздушный бой. Зенитки сразу прекратили огонь, и это, возможно, спасло разведчика. Он не сошел с курса. Но вскоре пришло еще несколько «мессеров», теперь уже и пара непосредственного прикрытия бросилась на помощь, возле «бостона» осталось только два «яка». Все ближе пролив, уже скоро конец боевого курса. Неожиданно пара «мессеров» атаковала «бостон» со стороны солнца. Пришлось и последней паре «яков» сражаться.

А разведчик все шел «по ниточке». Приготовились к отражению атаки стрелки. И тут прозвучала команда Василевского:

- Отворот!

Значит, фотографирование закончено. Скугарь кинул самолет влево вниз, карусель воздушного боя сразу отодвинулась. А в эфире раздалась команда ведущего «яков»:

- «Соколы», внимание, выходим из боя!

Вся восьмерка «яков» вернулась домой.

Разведчики выполнили задание отлично.

* * *

Успешному завершению фоторазведки с разных высот можно было бы только радоваться. Но «дома» нас ждала печальная весть: погиб Андрей Кондрашин.

В те. дни готовилось наступление наших войск на юге Украины, и основным морским портом, через который шло обеспечение войск врага, стала Одесса. Морская авиация наносила удары главным образом по вражеским базам и коммуникациям в северо-западной части Черного моря, прежде всего по Одессе. В начале 1944 года за короткое время она сделала более 5000 самолето-вылетов, потопила 6 транспортов, 21 баржу. В воздушных боях было сбито 122 самолета противника, 8 - уничтожено на аэродромах.

Но несли потери и мы. 11 января командир эскадрильи 40-го авиаполка А. К. Кондрашин (штурман А. А. Коваленко, стрелок-радист В. Г. Анзин) повел свою группу на Одессу. Уже в воздухе выяснилось, что в самолете Кондрашина не убираются закрылки. Удержать необходимую скорость полета при этом нельзя. Кондрашин приказал вести группу заместителю, а сам решил выполнять задание самостоятельно. [201]

На цель пришел несколько позже, когда основная группа уже отбомбилась, поэтому весь огонь зенитки сосредоточили на нем. Кондрашин бросил самолет в пике, сбросил бомбы точно по цели, но на выходе из пикирования снаряд угодил прямо в мотор. Самолет врезался в воду…

А через несколько дней погиб генерал Токарев - командир 1-й минно-торпедной дивизии. Воздушная разведка у берегов Евпатории обнаружила конвой - транспорт в сопровождении сторожевых кораблей. Именно в этом месте несколько месяцев назад летчики Токарева потопили «летучего голландца». На этот раз операция прошла менее удачно. Первой группе торпедоносцев, вылетевших, по сигналу разведчика, потопить транспорт не удалось, и командир дивизии решил возглавить вторую девятку сам. Несмотря на жесточайший артиллерийский огонь, он дерзко атаковал транспорт, с близкого расстояния послал торпеду точно в цель, но был тяжело ранен, самолет загорелся. Пылающую машину генерал направил к берегу…

Тяжелые это были утраты.

* * *

Вскоре нам сообщили: на Мысхако прилетает 1-я эскадрилья нашего полка во главе с Василием Мординым, а нашу эскадрилью перебрасывают не то в Птаховку, не то в Скадовск, в общем, на юг Украины, поближе к Севастополю и Одессе, зато подальше от базы обеспечения, от близких и знакомых.

Дела на фронте шли отлично. Никопольский плацдарм за несколько дней ликвидирован. Окружен враг и севернее Звенигорода. А самая большая радость - освобождение от блокады любимого Ленинграда: пришло сообщение, что наши уже в городе Луге.

Ждали радостных перемен и на крымском фронте. Не зря же перебрасывают в тыл Крымского полуострова. И вдруг 13 марта - черный день в жизни нашей части, о котором и сейчас не могу вспомнить без содрогания.

Я не верю в приметы: в черных кошек, в невезучее число «тринадцать» и прочие бабушкины сказки. Но то, что случилось 13 марта, в понедельник - чертова дюжина и понедельник! - осмыслить трудно. Черный день - иначе не назовешь!

Началось с того, что не вернулся Финагин. Его сбили «мессеры» над Керченским проливом, причем вел он фотографирование побережья в сопровождении четырех «яков». Фотографирование уже было завершено, когда со [202] стороны солнца навалились две пары «мессеров». «Яки» прозевали их, прозевал, видимо, и стрелок-радист, своевременно не открыл огонь. «Бостон» с первой же атаки «мессеров» загорелся, начал беспорядочно падать, потом сорвался в крутое пике и врезался в воду. Видимо, летчик был убит сразу, поскольку самолет оказался неуправляемым. Мы потеряли четырех товарищей: пилота Леню Финагина, штурмана Леню Вакуленко, радиста Шумакова и стрелка Крюкова.

Накануне (12-го вечером) у нас был офицерский ужин по причине перебазирования нашей эскадрильи и прилета 1-й эскадрильи. Было очень весело, много пели и плясали. Леня Финагин был бесподобен. Он вообще был весельчак и плясун, что называется, душа общества, но в тот вечер, казалось, превзошел самого себя. Будто хотел отплясать за всю жизнь - за прошлое, настоящее и на двадцать лет вперед. И вот его нет. Нет и скромного, трудолюбивого Лени Вакуленко, нет необыкновенно аккуратного паренька Крюкова - «Розы», как его шутя звали. И нет Ивана Шумакова. Но на этом беды не закончились. Через полчаса после гибели экипажа Финагина «мессеры» сбили над Феодосией семь Ил-2 - больше половины группы.

В тот же проклятый понедельник 13-го на мине подорвалась машина роты связи - один боец ранен, шесть контужено. Минут через сорок на мину наскочило еще два человека - один убит, второй тяжело ранен.

И уже вечером, когда мы возвращались с ужина и когда, казалось, все беды остались позади, на посадке задел за дом истребитель ЛаГГ-3 - погиб командир эскадрильи 3-го авиаполка капитан Просвирин…

За один день больше несчастий, чем за полгода пребывания нашей части на Мысхако.

В «кубрике» сидели молча. На душе было скверно. Не выходили из головы Финагин, Вакуленко. И вдруг тишину нарушили звуки музыки. Тихие, едва слышимые. Это Круглов забился в угол «кубрика» и взял в руки баян. Низко склонив голову, он выводил такую грустную мелодию, что сердце сжималось от печали.

Время шло, а баян не умолкал, словно изливал наше горе. Наконец Уткин, глубоко вздохнув, поднялся.

- Надо написать письма родителям ребят, - сказал он. - Я напишу Финагиным, а ты, - обратился ко мне, - старикам Вакуленко.

Я сел писать самое трудное в моей жизни письмо: сообщение родителям о гибели их сына. [203]

Накануне освобождения

Пришло время расставания о Мысхако. Взлетели, помахали на прощание крыльями и взяли курс на север. Пересекли Азовское море, впереди показался Мелитополь, чуть правее - Большой Токмак. Там мои родители-старики, недавно освобожденные из фашистской неволи. Слава богу, живы. Навестить бы, да нет пока возможности.

Самолеты уже легли курсом на запад, чтобы произвести посадку у небольшого села Птаховка, севернее Скадовска, куда уже успел добраться передовой отряд нашей БАО. Пролетаем Перекоп. Под крылом - только что освобожденные районы. За Турецким валом - наглухо запертые в Крыму немцы. Из Крыма им теперь только одна дорога - по морю, в Констанцу.

Перед вылетом с Мысхако произошла приятная встреча: «домой» вернулись экипажи Сазонова и Хохлова. Оказываемся, их подбили над Севастополем - сначала Хохлова, а потом и Сазонова. Хохлов посадил свой самолет на «брюхо» на какой-то горной лужайке, а экипажу Сазонова пришлось воспользоваться парашютами. Все остались живы; их приютили партизаны, потом на У-2 перебросили на Большую землю. И вот после отдыха они прибыли в часть. Встреча незабываемая! Не обошлось без скупых мужских слез. Я больше всего радовался встрече с Сашей Емельяновым, моим милейшим другом.