Тайны советской империи - Андрей Хорошевский

Михаилу Васильевичу Борисову в 1934 году было уже 54 года, происходил он из крестьян, с 1931 года – кандидат в члены ВКП(б). В свое время работал сторожем, в ОГПУ пришел в 1924 году, последняя должность – оперативный комиссар 4-го отделения оперода УНКВД по Ленинградской области. Говорят, что Филипп Медведь хотел было заменить Борисова кем-то из молодых сотрудников, однако Киров настоял на том, чтобы пожилого охранника оставили на его месте. Каких-либо серьезных происшествий на работе с Борисовым не происходило, и это, возможно, и усыпило его бдительность – он отстал от «охраняемого объекта» и позволил убийце беспрепятственно приблизиться к Кирову. Есть и другая версия – Борисова по пути на третий этаж Смольного отвлекли, отвлекли намеренно, например, просто попросив прикурить. И, наконец, третья – Борисов был одним из участников заговора и умышленно отстал от Кирова. Однако что произошло на самом деле, так и осталось тайной. Эти слова означают, что пришло время рассмотреть еще один момент рассматриваемого нами дела —

Гибель охранника Борисова на следующий день после убийства.

По мнению первых, смерть Борисова – один из сильнейших аргументов в пользу теории о заговоре против Кирова. Охранник мог знать и сказать лишнего – и его убрали. Цинично, но при этом в спешке, не особо заботясь о правдоподобности.

Что же произошло? От здания Управления ленинградского НКВД до Смольного – примерно два с половиной километра. Когда поступил звонок от Сталина, Борисова посадили в кузов обычной грузовой машины (что само по себе являлось нарушением правил и инструкций – перевозить людей в кузове грузовиков запрещено как обычными правилами дорожного движения, так и инструкциями по перевозке подозреваемых в совершении преступлений). Сопровождали Борисова сотрудники оперативного отдела Д. З. Малий и Н. И. Виноградов. Во время движения в 10 часов 50 минут машина потеряла управление, ее резко бросило вправо на тротуар и она сильно ударилась правым бортом о стену дома № 50 по улице Воинова. Борисов, сидевший на облучке как раз у правого борта, ударился о стену дома. Его срочно доставили в Николаевский военный госпиталь, где он, не приходя в сознание, 4 декабря скончался. При этом ни сидевшие в кабине люди, ни сопровождавшие Борисова в кузове оперативники не пострадали.

«Причиной самопроизвольного поворота машины вправо и ее аварии явилась неисправность передней рессоры автомобиля, а повышенная скорость движения этому способствовала» – гласило заключение технической экспертизы. 4 декабря 1934 года была проведена судебно-медицинская экспертиза, члены которой пришли к единому выводу: Борисов погиб от полученных повреждений в результате автопроисшествия.

Для тех, кто верит, что Киров погиб в результате заговора, гибель важнейшего свидетеля на второй день после убийства является одним из главных доказательств того, что заговор действительно был. Вновь предоставим слово Никите Хрущеву:

«Мы поручили комиссии (под руководством Шверника. – Авт.) попросить людей, которые везли этого комиссара (Хрущев имеет в виду Борисова. – Авт.), чтобы они рассказали, при каких обстоятельствах произошла авария и как при этом погиб комиссар, начальник охраны Кирова. Стали искать этих людей. Их было трое, мне называли их фамилии. Двое сидели в кузове грузовой машины вместе с комиссаром, охраняя его, а третий находился в кабине с шофером. Всех троих не оказалось в живых: они были расстреляны. Это вызвало у нас еще больше подозрений, что все было организовано свыше и что авария автомашины оказалась не случайной.

И я предложил: «А вы поищите, не остался ли в живых шофер?» Никаких надежд я не питал, потому что видел, как было организовано дело, и считал, что шофера как свидетеля, видимо, тоже уничтожили. Но, на счастье, шофер остался жив. Его допросили. Он подтвердил, что был шофером на той машине, и рассказал: «Ехали мы. Рядом со мной сидел чекист и все время понукал меня, чтобы я ехал быстрее, дабы скорее доставить арестованного. На такой-то улице при повороте он вдруг схватил руль и направил машину на угол дома. Но я был крепкий человек, молодой, перехватил руль. Машина вывернулась и только помяла крыло. Никакой аварии не произошло. Однако я слышал, как при нашем столкновении раздался наверху какой-то сильный стук. А потом объявили, что «при аварии» этот комиссар погиб»…

Конечно, самого Кирова нет, и тут порвались связующие нити, которые могли как-то выявиться и обнаружить, что перед нами именно заговор. Все свидетели были убиты. Правда, шофер остался. Я поражался этому. Убийцы были квалифицированными людьми, а всего не предусмотрели. Почти всегда преступление оставляет за собой след, в результате чего и раскрывается. Так случилось и с шофером: все как будто предусмотрели, троих чекистов уничтожили, комиссара убили (комиссар, конечно, мог многое сказать: видимо, он имел какие-то указания, потому что отстал от Кирова, когда они вошли в подъезд и Киров стал подниматься по лестнице), а о шофере забыли».

Противники версии заговора и предумышленного убийства Борисова возражают – да, охранник Кирова погиб в очень неподходящий момент, но в жизни бывают и не такие случайные совпадения. Естественно, они не ограничиваются только этим доводом и в качестве аргумента ссылаются на результаты официальных экспертиз.

Допустим, выводам экспертиз, проведенных в 1934 году, доверять нельзя. Однако по делу Кирова было проведено не одно расследование. Сразу же после ХХ съезда Президиум ЦК КПСС принял решение о создании комиссии под председательством Молотова, которая должна была проверить обстоятельств убийства Кирова. Комиссия работала год, и в апреле 1957 года пришла к выводу, что убийство Кирова совершил Николаев, который никогда не был связан с троцкистско-зиновьевской оппозицией. Однако никакого решения по результатам работы комиссии принято не было.

В 1960 году была создана новая комиссия – уже упоминавшаяся нами комиссия под руководством Шверника. Ее вывод однозначен: «Убийство С. М. Кирова было организовано и осуществлено работниками НКВД по указанию Сталина. Охранник С. М. Кирова оперкомиссар Борисов, вызванный на допрос к Сталину, погиб не в результате автомобильной аварии, а был умышленно убит сопровождавшими его работниками НКВД».

Уже в мае 1961 года под руководством все того же Шверника начала свою работу новая комиссия. В ее итоговой записке значилось: «Николаев был террористом-одиночкой, и Сталин использовал убийство Кирова для физической изоляции и уничтожения как лидеров зиновьевской оппозиции, так и бывших их сторонников».

В работе этих комиссий активное участие принимала Ольга Григорьевна Шатуновская – член РСДРП(б) с 1916 года. После революции она некоторое время работала в партийных органах Азербайджана, а с 1929 года являлась членом комитета партийного контроля при ЦК ВКП(б). В 1937 году Шатуновская была репрессирована, в 1954-м – реабилитирована и восстановлена в партии.

Именно О. Г. Шатуновская первой выдвинула версию о том, что Киров был убит в результате заговора, организованного Сталиным. В 1955 году в письме Анастасу Микояну она писала следующее:

«Находясь в заключении на Колыме, я в 1943 или 44 году лежала в больнице при лагере Арманского рыбпромхоза (поселок Армань на Охотском море). Врачом этой больницы был Кирчаков, медсестрой – Дуся Трунина. Узнав друг о друге, что являемся коммунистами, мы иногда беседовали втроем…

В одну из таких бесед Кирчаков рассказал мне и Труниной со слов Медведя – бывшего начальника Ленинградского ГПУ – следующее.

Медведь был после убийства тов. С. М. Кирова заключен в лагерь одного из Колымских приисков, где находился на административной работе. Наблюдая события 1937 года, Медведь сказал близким ему товарищам, что он со дня на день ожидает, что его заберут и расправятся с ним. Он не хочет допустить, чтоб с ним в могилу ушло то, что он знает, и поэтому сообщает товарищам и просит их передавать другим коммунистам с тем, что когда-нибудь это дойдет до партии».

Далее Шатуновская со слов Медведя пересказывает уже упоминавшийся нами эпизод допроса Николаева Сталиным, когда Леонид якобы показал на руководителей ленинградского НКВД и сказал, что это они заставили его совершить убийство. Филипп Медведь, кстати, вскоре после убийства Кирова был отстранен от должности и арестован. Он получил срок, но достаточно мягкий – «за преступную халатность» суд приговорил его к трем годам исправительных работ. Более того, на Колыме Медведь занимал административную должность начальника Южного горно-промышленного управления Дальстроя. Все это вроде бы свидетельствовало о том, что Филиппа Демьяновича особо никто трогать не будет, однако в 1937-м он был вновь арестован, обвинен в участии в «польской военной организации» и вскоре расстрелян.

После прихода к власти Брежнева о деле Кирова, по крайней мере, на высшем уровне, практически не вспоминали, но когда началась перестройка, о нем снова заговорили. И произошло это с подачи О. Г. Шатуновской. В 1988 году она направила письмо члену Политбюро ЦК КПСС А. Н. Яковлеву, который был известен своими либеральными взглядами. Яковлев фактически инициировал новое расследование и свое видение проблемы изложил в «Записке в Комиссию Политбюро ЦК КПСС по дополнительному изучению материалов, связанных с репрессиями, имевшими место в период 30-40-х и начала 50-х гг., “Некоторые соображения по итогам изучения обстоятельств убийства С. М. Кирова”». По поводу охранника Борисова Александр Николаевич писал: