Клуб любителей фантастики, 2007 - Александр Ильванин

Около девяти часов вечера Алекс уже стоял перед сидящим у двери. В сгустившихся сумерках его лицо белело пятном с двумя тёмными дырами глаз. Алекс заметил глубокую рану над ключицей. Одежда Красноглазого была выпачкана кровью.

— Люди очень странные существа, — негромко произнёс Красноглазый. — Что вы мне сделали? Я мог умереть, и вы тоже. И вам было бы гораздо хуже — тот, кто умирает после, долго мучается.

Алекса терзали противоречивые чувства. Стыд, страх. И настойчивое желание прикончить красноглазое чудовище, а потом — будь что будет. Сейчас он уже не надеялся, что пространство возвратится, если убить Красноглазого. Это может исправить сам сидящий у двери. Только он.

— Не тяните время, — сказал Красноглазый, вставая из кресла. — У вас его почти не осталось. Отдайте мне свои чувства, вы обойдётесь и без них. Отдайте…

— Нет! — завизжал Алекс. — Нет!

— Тогда я вырву ваши глаза! — заявило существо, протягивая четыре пальца с острыми когтями к лицу Алекса.

— Нет! — Алекс вжался в стену, парализованный чужой непреклонной волей, совершенно забыв о ноже. — Не надо! Не трогайте меня!

— Глаза? Или чувства? — Красноглазый подошёл вплотную. — Ия верну ваше пространство. И всё у вас будет по-прежнему. Органы зрения или способность жить в вашем мире? Ну? Решайте!

Он протянул коготь к самому глазу побледневшего мужчины.

— Нет! — Алекс дёрнулся, но оказался прижат к стене. — Только не глаза.

Если бы красноглазое существо могло улыбаться, оно бы улыбнулось, выдав своё торжество. Алекс так и подумал — Красноглазому важнее получить чувства человека, а не глаза.

Коготь коснулся брови. Алекс заскулил.

— Нет! Это очень больно.

— Тогда чувства. Это совершенно безболезненно. Я возьму чувства.

— Но как вы это сделаете?

На какой-то момент мелькнула уверенность в том, что лучше потерять глаза, испытав при этом адскую боль, нежели лишиться способности что-либо чувствовать. Но это бесследно прошло — коготь, словно лезвие ножа, покачивался у левого глаза.

— Повернитесь спиной! — приказал Красноглазый.

Алекс подчинился, думая лишь о том, как уберечь глаза.

— Тебе не будет больно, — странным голосом произнёс Красноглазый, вдруг перейдя на «ты».

Алекс почувствовал, как пальцы проникли ему в затылок. Боли действительно не было, хотя когти копошились внутри головы, проткнув череп, словно вымокшую булку хлеба. Алекс не мог пошевелиться — Красноглазый придавил его к стене. Когти чудовища жадно, нетерпеливо орудовали в голове человека, а пасть исторгала нечто похожее на довольное урчание.

Алексу стало противно. Ни боли, ни страха, никаких других чувств. Лишь противно — до тошноты.

Красноглазое существо внезапно вскрикнуло.

В голове у Алекса четыре когтя сошлись в одной точке, и он потерял сознание…

Выйдя из дома, Алекс едва не наткнулся на сидящего у тротуара нищего музыканта. Он не обратил на него внимания, ища глазами такси. Оборванец, игравший на скрипке, отложил инструмент и повернул к нему голову. Алекс равнодушно взглянул на него. У нищего музыканта не было глаз. Пустые кровоточащие глазницы человека в лохмотьях никак не подействовали на лысого сорокалетнего мужчину в безупречном деловом костюме. Вот уже трое суток он не испытывал никаких эмоций.

Нищий неожиданно засмеялся. Алекс никак не отреагировал на его смех и поднял руку, заметив такси.

— И ты туда же, — издевательским тоном произнёс человек без глаз. — В этом квартале скоро не останется ни одного нормального человека.

Такси затормозило рядом.

— Они не знают, что можно убивать, — сказал нищий, обращаясь к лысому полному мужчине. — Но им этого и не надо. Зачем пачкаться о людей? Люди сами себя уничтожат.

Алекс забрался в салон, и такси рвануло вперёд.

— Всё до смешного просто, — продолжал человек без глаз, ничуть не смущаясь того, что мужчина, с которым он заговорил, уже уехал. — Они берут то, что им необходимо для жизни в нашем мире. Берут у людей, которые отдают им это сами, чтобы спасти свою шкуру. Это уже началось. Скоро мы исчезнем сами собой. Без чувств человек, как машина без горючего, не двинется с места, будет стоять и ржаветь. Ни один мужчина не станет заботиться о своей женщине, потому что не будет любить. Ни одна женщина не станет выхаживать ребёнка, потому что не будет знать счастья материнства. Ни один ребёнок не доживёт до совершеннолетия, потому что не будет знать боли и страха. Люди станут дохнуть тысячами от голода, увечий, от потери инстинкта самосохранения и отсутствия сострадания со стороны окружающих. Нам недолго осталось. Совсем мало.

Человек без глаз громко засмеялся. И снова взял в руки скрипку.

Ирина Комиссарова

РЫЖИК

Любимое развлечение соседа — перехватить меня на подходах к подъезду и завести деловой разговор. «Вот ты как человек науки…» Я начинаю тосковать. Обороть дедово «хочу всё знать» по-быстрому невозможно. Он любознателен, как пингвин. «Я биолог, Пал Петрович, — вяло бубню я. — Моя специальность — микология. Я же вам объяснял. Грибные культуры, понимаете? Хотите, на досуге расскажу вам о фармакологических характеристиках пенициллина или о том, в каких лекарственных препаратах используются высушенные пивные дрожжи? Но мне ничего, ровным счётом ничегошеньки не известно о причинах глобального потепления». Петрович щурится, словно видит меня насквозь. «Знаю я тебя, — говорит его ухмылка. — Как художник художника». Петрович сам человек науки. Аномалист. Исследует, то есть, аномальные явления. Но экспертное мнение имеет обо всём. Хотите за микологию? Будет вам за микологию. Его щетинистые щёки подрагивают.

— Жиздренский район, — скрюченный палец поднимается кверху. — Калужская область. Потерпел аварию объект. — Кожа на лбу Петровича многозначительно бугрится, и я понимаю, о каком объекте речь. — Я туда ездил на прошлой неделе.

Ну и славно.

— Пал Петрович, — начинаю я, — давайте потом. Я сегодня толком не обедал…

— Плесень тебе привёз, — прерывает он меня, и я опешиваю.

— Не понял.

Петрович тащит из пиджачного кармана пластмассовый стаканчик из-под йогурта, и я вытягиваю шею, заинтригованный до чрезвычайности. Вместо йогурта в стакашке обнаруживается кусок не-пойми-чего, покрытый плотным слоем микромицетов. Ярко-рыжий плесневый налёт, с ходу затрудняюсь определить подвид. Похож на аспергиллус, но цвет не лезет ни в какие ворота. Тяну стаканчик из Петровичевых рук. Аномалист довольно улыбается.