Форс-ажурные обстоятельства - Валентина Андреева

Я будто воочию видела события того утра — этакий просмотр материала, отснятого посторонним лицом на видеокамеру. Очередной результат живого воображения. Не совсем больного, но достаточно богатого. Судя по словам секретарши, конкретный день гибели Тимура Георгиевича установить не удалось. Воскресным утром лесник, не обращая внимания на красоту осеннего леса — примелькался, отправился за Буйковым. И не обнаружил на месте стоянки ни его самого, ни лодки, ни снастей. Запас провизии, хранившийся в сумке-холодильнике, оказался почти нетронутым, на пакете с надувным матрасом валялся теплый свитер. По нему разгуливала лихая тройка муравьев. Муравьи были «отсебятиной», уж очень мне хотелось оживить обстановку в палатке. Рядом валялась початая бутылка коньяка. Наверное, лесника перекосило — на рыбалку положено приезжать с водкой.

Характерные следы на берегу и «вальсирующую» на озере перевернутую лодку лесник обнаружил позднее и пришел к неутешительному заключению: призывать Буйкова вернуться — «дохлый номер». Озеро само поймало его «на крючок».

Дальше все пошло своим чередом — звонок в милицию, осмотр места происшествия, дача объяснений. Версию самоубийства Буйкова исключили сразу. Чуть позднее отпала еще одна — убийство. У Тимура Георгиевича не было врагов и завистников. Тот факт, что его не любили в коллективе, не мог считаться достаточным поводом для сведения счетов радикальным способом. Рабочая обстановка значительно отличается от дрязг в коммунальной квартире, где простое нарушение очередности пользования ванной комнатой может привести к трагическим последствиям. Самым правильным и удобным для всех показался вывод о несчастном случае. В понедельник Ксения Львовна Горшкова, занимающая должность заместителя генерального директора фирмы по связям с общественностью, а посему навещавшая свой рабочий кабинет не очень часто и, как правило, исключительно после четырнадцати часов, заявилась к девяти утра и тут же собрала общее собрание, на котором сухо доложила сотрудникам о гибели Буйкова. Обязанности генерального впредь до полного выяснения обстановки возложила на себя. Особое внимание обратила на недопустимость разглашения любых сведений о деятельности фирмы. Виновные будут незамедлительно уволены. Выглядела Ксения Львовна отвратительно, но держалась отлично, ничем не выдав того, что переживает личную драму.

Пользуясь отсутствием руководства и перемежая болтовню с ответами на частые телефонные звонки и вопросы сотрудников, секретарша с упоением делилась своими и чужими наблюдениями о том, как любимая племянница генерального, выдумавшего для нее необременительную, но денежную должность, «по уши» втрескалась в Буйкова. Тот, в свою очередь, втрескался в те перспективы, которые открывала перед ним выгодная женитьба на Ксении. На тридцатое сентября была назначена регистрация их брака.

Наташка позволила себе усомниться: а если это любовь к Горшковой? Чем вызвала приступ искреннего веселья девушки. Буйков был слишком рационален и эгоистичен. Он лишь позволял Ксении любить себя. Хотя последнее время, после того как исчез сам генеральный, кстати, не жаловавший Тимура Георгиевича, в Буйкове отмечалось нечто человеческое. Именно стараниями Ксении, законной наследницы господина Горшкова, и вопреки мнению специалистов Буйков стал заместителем генерального директора. В настоящий момент весь груз ответственности за дела фирмы несет Ксения Львовна. А сотрудники ждут момента вручения им уведомления об увольнении, поскольку больше ждать нечего, в том числе и зарплаты. Некоторые уже предпочли уволиться по собственному желанию.

В этом месте своего рассказа секретарша сделала небольшой перерыв, чтобы допить остывший кофе, и Наташке удалось вклиниться с сомнениями по поводу вывода о случайности гибели Буйкова. Если он бахвалился тем, что пресечет хакерские атаки, значит, имел на вооружении какой-то действенный метод борьбы с вымогательством. Возможно, вычислил личность хакера, за что и пошел ко дну.

— Да ничего он не вычислил! — едко заметила девушка, осеклась и понизила голос: — Если бы не он, деньги со счетов нашей фирмы не накрылись бы корытом. Медного таза для них, точно, маловато. Буйкову следовало держать язык за зубами. Главный программист фирмы, Шурик Кочнев, заканчивал работу над новой системой защиты программы. Его сам Родион Тимофеевич привел. Вроде тоже какой-то родственник. Ясное дело, своя рука владыка. Так вот, Кочнев подозревал, что хакер кто-то из своих. Случайно услышала обрывки его разговора с Родионом Тимофеевичем. Буйков Шурика терпеть не мог. А Ксения вообще запретила сотрудникам упоминать тему хакерских нападок, тем более в разговоре с оперативными работниками. Я сама слышала, как Горшкова высказывала Тимуру возмущение по поводу подозрений Кочнева, заодно обвиняя Шурика во всех смертных грехах. Даже в том, что он обокрал ее и шефа. Чушь какая! Впрочем, Ксения Львовна Сашу всегда не очень жаловала. Зато все наши его любили. Умница, добрый и прикольный такой! Ему крупно повезло, что ту сумасшедшую неделю он находился в загранпоездке. А вернувшись, плюнул и сразу уволился. Даже не стал выходить на работу. Я звонила ему и домой, и на мобильник, чтобы приехал получить деньги — по указанию Ксении начислили, только он не отвечает.

На этом общение с секретаршей пришлось прервать. Ей позвонила Ксения и, выяснив, кто за период отсутствия интересовался госпожой Горшковой, сообщила, что через пять минут будет.

2

Заслушавшись Наташку, я и не заметила, что мы давно приехали к воротам ее клиники. Пользуясь свободной минуткой, Ромик мирно спал. Надвинутая на глаза бейсболка загораживала от солнечного света, переплетенные на груди руки свидетельствовали о том, что на сегодня он свое уже отпахал.

— Значит, Буйков все-таки всплыл, — неуверенно рассудила я вслух.

— Ну да. На нем Ксения вчера с рыданиями и повисла. Тот самый парниша из «пятого элемента» жигулевского розлива. Только он о своем чудесном спасении никому кроме Ксюши не сообщил. Потому как боится опять утонуть, на сей раз — с концами. Ну точно, от Кочневых прячется. И почему-то не желает жаловаться на них в милицию.

— А что он, рыжий? Никто из всей этой компании туда не жалуется! Тебе не влетит за задержку?

— Скажу, что везде пробки, — решила подруга. — Сейчас уже торопиться нечего. Если только экстренный вызов… Основная работа по утрам.

— Я, пожалуй, поеду. — Прозвучало это у меня не очень решительно. Не хотелось тащиться домой в одиночестве. Да и до семнадцати часов далеко. Если Арсений или Кочневы не объявятся, придется звонить самой.

— Еще чего! Мы же добытые мною новости еще не перемололи. А вечером сделать это просто не дадут. Ничего. Посидишь часок на отшибе в нашем кабинете, подумаешь, а я тебя время от времени навещать буду. Рома, ты слышал мое заявление насчет пробок?

— Слышал, слышал. — Водитель зевнул, вернул бейсболку на место и с хрустом потянулся. — Только я любые пробки вышибу. Ну что, тащить эту бандуру в кабинет? Или сразу на помойку? — кивком головы он указал на кардиограф.

— Какая тебе помойка! — возмутилась Наташка. — Прошу уважительно относиться к свидетелю памяти о моей юности. Я, бывало, спала, облокотившись на этот агрегат. Кофточку подстелю… В часы обеденного перерыва! — покосилась она на Ромика. — Ир, вылезай и жди меня внизу, я быстро.

Подруга заспешила в сторону лифта, а я удачно прозвонилась сыну и поручила ему очень ответственное дело. В качестве поощрения разрешила прогулять две последние пары, лекции, которые он уже и без моего разрешения прогуливал.

Подниматься на второй этаж Наташке не пришлось. Фифа, она же «правая рука» главного врача клиники, подвернулась прямо у грузового лифта и сразу отвела ее в сторону. Внимательно изучив данные ЭКГ, с торжеством заметила: «Я так и знала!» — и попросила Наталью не распространяться о результатах поездки. Благодарность фифы не знала границ, Наташка была освобождена от работы до конца рабочего дня, мало того, Ромику было поручено подвезти Наталью Николаевну до ближайшей станции метро. Разумеется, мы пошли пешком.

Я неспешно рассказывала о «чертовом» утреннем звонке с угрозами, она постоянно останавливалась, хаотично хватала меня за рукава пиджака и без конца предлагала оформить явку с повинной. В конце концов, устав служить искусственным препятствием на пути массового движения граждан по своим делам, я предложила зайти в кафе. Подруга наотрез отказалась. В результате забрели в какой-то двор и уселись на полосатую красно-желтую лавочку, где обе и примолкли. В думах о своем, наболевшем.

Я порадовалась запасу времени. Было только два часа, соискательница билета раньше пяти не объявится, а вот то, что Арсений не торопится со своим ультиматумом, странно. Неужели ошиблась? Нет, не может быть.