Дети Богов и Воинов - Шона Лоулес

приласкали бледную кожу тусклыми отблесками. – И тем не менее с Божьей помощью я все еще жив.

– Думаешь, это Бог тебя спас? – фыркнула я.

– Нет. Я спасся сам. И поэтому знаю, что однажды стану конунгом Норвегии и королем Англии. Я сам управляю своей судьбой, и Ситрику тоже пора этому научиться. Иногда ты должен сражаться, а иногда – поступить умнее и признать поражение.

Ситрик погладил бороду, устремив невидящий взор за пределы королевских чертогов.

– Ты способен одолеть Шехналла? – спросил его Олаф.

Ситрик покачал головой.

– Тогда поступи умнее. Не бросай в бой лучших воинов. Отправь сражаться рабов и покажи, что не сдаешься без битвы. Когда Шехналл войдет в город, он увидит, что народ на твоей стороне. Он захочет договориться. Это мой совет – сам поступай как знаешь. Так или иначе, начинай думать своей головой. – Он покосился на меня. – Надо признать, твоя мать хитра и изворотлива, но неспроста женщины не правят нашими землями.

– Попридержи язык, мальчишка. – Мой взгляд упал на вертел, торчащий из куска жареной говядины. В шее Олафа он бы смотрелся лучше. Я бы охотно выпотрошила мерзавца прямо в тронном зале, как когда-то Глуниарна. Если бы мы только остались одни.

Олаф словно не услышал оскорбления. Вместо этого он положил руку на плечо Ситрика.

– Если Шехналл победит, и ты предложишь ему переговоры, он не станет тебя убивать. Ты сможешь выведать, что он замышляет, а может, узнаешь и что-то полезное для завоевания ирландского трона.

Взяв Онгвен за руку, Ситрик поднял кубок:

– Удачи тебе, брат, и тебе, сестра. – Он поцеловал Гиту в щеку. – Пусть ваш ребенок родится здоровым. Надеюсь, к следующей встрече мы с тобой уже будем править Англией и Ирландией!

Я небрежным взмахом руки опрокинула кубок и отправилась в свои покои. У меня не осталось сил на лживые улыбки и притворные извинения. Если Ситрик собирается последовать совету Олафа, то таков уж его выбор, но я вовсе не собиралась разыгрывать дурочку перед клятвопреступником.

На краю прикроватного столика стоял кувшин с вином, и я наполнила свой кубок, пролив немного на пол. На серебряной посуде отражались отблески свечей. Красные и рыжие всполохи скользили по ручкам змеиными языками.

Подняв голову, я посмотрела на огонь, больше не довольствуясь искаженным отражением. Я пододвинулась ближе. Еще ближе. Тихое шипение, казалось, исходило от поднимающегося дыма. Нет… Шепот. Он говорил со мной… Он чего-то хотел. Я протянула руку, и ладонь замерла над пламенем.

Оно разгоралось все сильнее, и наконец коснулось моих пальцев. Танцуя, скользнуло по костяшкам. Внезапно моя печаль исчезла без следа, сменившись умиротворением.

– Мама?

Я отдернула руку. Дверь открылась, и в покои вошел Ситрик.

– Тебе стоит пойти и помириться с Олафом и Гитой.

Мое сердце вновь заполнила холодная ярость, и я повернулась к сыну спиной.

– А тебе стоит его убить.

Ситрик вздохнул и подошел к кровати, скрипя половицами.

– От живого Олафа больше пользы, чем от мертвого.

– Он нарушил клятву и предал тебя. С такими людьми нельзя поступать иначе.

– Я никогда не забуду, как он со мной обошелся, но сейчас не время для мести. – Усевшись рядом, сын взял меня за руку. – Ты поможешь мне достойно проиграть верховному королю Шехналлу?

– Я помогу, что бы ты ни замышлял, но сдаваться так рано – большая ошибка.

Ситрик отпил вина и задумчиво посмотрел на свечу, стоящую на столике возле кровати.

– Помнишь, как отец вернулся домой после битвы при Таре?

– Нет.

– Еще как помнишь. – Ситрик пристально смотрел на меня, пока я не заглянула в его глаза. – Он рыдал над телом Рагналла, словно малое дитя. Глуниарну и Эгилю пришлось оттащить его силой, чтобы женщины могли приготовить Рагналла к погребальному костру.

Это неприятное, постыдное, позорное воспоминание. Горожане шептались, что король сошел с ума от горя. И я ничем не могла ему помочь. В тот день я утратила влияние в городе – задолго до того, как Амлаф испустил дух. Всего за одну ночь я стала полным ничтожеством.

Ситрику тогда едва исполнилось восемь, но даже в том юном возрасте он понял, что произошло. Титан пал. Власть перешла к другому человеку, и его жизнь навсегда изменилась.

Я похлопала сына по кисти.

– Ты бы никогда так себя не повел, Ситрик. Ты храбрее отца.

– У меня и нет причины так себя вести. Как нет сыновей, которых я мог бы оплакивать. – Он раздраженно выдохнул. – Ну как мне сердиться на Олафа? Он хочет, чтобы сын появился на свет в родном краю. На его месте я желал бы того же.

В его голосе мелькнули непривычные печальные нотки. Я неотрывно глядела на сына и заметила, как по его лицу пробежала мимолетная тень.

– Мы подберем тебе жену, – прошептала я. – Любая из ирландских и скандинавских королевских семей захочет с тобой породниться.

Ситрик покачал головой:

– Эти женщины мне не нужны.

Прекрасно зная, кто нужен сыну, я опередила его, выпалив:

– Значит, ты хочешь жениться на Онгвен? – и тут же прикусила язык. Сейчас не время для споров. – Нам нужны союзники, но если ты желаешь взять в жены именно ее, то женись.

Ситрик явно не услышал. Он смотрел вдаль невидящим взглядом, словно отгородившись от всего мира.

– А еще я хочу прожить достойную жизнь, как мой отец. Желаю, чтобы мое имя стояло в одном ряду с Амлафом Рыжим. Пусть я ныне и король Дублина, я еще ничего не достиг.

– Тогда сразись с Шехналлом. Если проиграешь, то еще успеешь с ним договориться. А если победишь, о тебе станут слагать легенды.

– Я не сумею победить. Олаф прав. Нужно поберечь лучших воинов и подготовиться к следующей войне. – Его тон стал грубее и жестче. – Ты слишком долго прятала меня за своей юбкой. Пора положить этому конец.

Я допила остатки вина и икнула.

– Зато ты жив! – Я отпихнула сына. – А все любимчики твоего отца уже в могиле: и Рагналл, и Глуниарн, и Эгиль.

Я поставила кубок на стол. От вина и волшебного огня у меня кружилась голова. Хватало сил лишь на то, чтобы растянуться на кровати, дрожа всем телом.

Уже слипающимися от усталости глазами я увидела, как Ситрик накрыл меня одеялом и вышел из спальни. Наверняка он вернулся на пир, чтобы продолжить беседу с Олафом.

Моя подушка промокла от льющихся ручьями слез. Я стольким пожертвовала ради Ситрика и Гиты, а они этого нисколечко не ценили.

Однажды и моя мать назвала меня неблагодарной. На мгновение мне захотелось снова с ней поговорить. Глядя на свои черные