Кристофер Нолан. Фильмы, загадки и чудеса культового режиссера - Том Шон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Вот что забавно. Мы приложили массу усилий, чтобы уже в первом акте “Престижа” намекнуть, что в сюжете задействована настоящая магия, – говорит Нолан. – Мы этого ничуть не скрывали, но некоторые зрители отказались нам верить и посчитали, что мы мухлюем. Но так уж устроены зрители. Когда Энжер упоминает “подлинную магию”, это парадокс. Магии не существует. Есть реальный мир, а есть волшебство. Магия – это иллюзия, а не сверхъестественное явление. Как только наука осмысляет какой-то феномен, он перестает быть сверхъестественным; становится реальным, а не волшебным. Доди Дорн, мой монтажер на “Помни”, однажды сказала очень интересную вещь. Пока мы с ней работали над фильмом, М. Найт Шьямалан выпустил “Шестое чувство”, и Доди произнесла слова, которые я никогда не забуду. Она сказала: “Финальный поворот делает все, что мы только что увидели, лучше”. Золотые слова, я их взял на заметку. Все именно так. Чаще всего сюжетный поворот обесценивает показанные ранее события. Вот, например, “Лестница Иакова” Эдриана Лайна – отличный фильм, но зрители его не приняли. Строго говоря, там тот же поворот, что и в фильме Шьямалана, однако он обесценивает все, что нам до этого показали. В “Шестом чувстве” мы видим, как герой пытается спорить с женой, а она его игнорирует. И вдруг мы понимаем, что она не игнорировала, а оплакивала его! История стала не просто лучше, а эмоциональнее. Вот почему это настолько выдающийся поворот. Не потому, что он неожиданный. А потому, что он усиливает увиденную нами историю. И чтобы сюрприз был для зрителей увлекательным, приятным и интересным, он должен быть чем-то бо́льшим. Должен как-то улучшать все, что было до него».
Тим Роббинс в фильме Эдриана Лайна «Лестница Иакова» (1990).
«А как насчет концовки “Психо”? – спрашиваю я. – Этот фильм проходит тест Доди Дорн?»
«О, разумеется. Финал “Психо” усиливает весь фильм, потому что мы сразу вспоминаем сцену в душе, вспоминаем диалог в его каморке с сэндвичами – и все это теперь обретает новый смысл. Убийство совершил не персонаж, которого мы раньше даже не встречали, а тот, с кем мы уже провели немало времени вместе. А так гораздо страшнее. Нам показали больше, чем мы думали. Мы уже видели убийцу; видели, как он подсматривает за жертвой».
Ким Новак в роли Мадлен Элстер (вверху) и Джуди Бартон (внизу).
«А “Головокружение”? Там ведь примерно такой же поворот: две героини – на самом деле одна».
«Я очень люблю “Головокружение”. Кстати, мне кажется, что “Начало” сильно на него похоже. И то, как “Головокружение” подает свой поворот, идет наперекор всем правилам. Хичкок просто берет и говорит зрителю: это одна и та же женщина – сразу после того, как Джимми Стюарт оплакал ее гибель. Мы узнаем правду намного раньше героя. Долгое время восприятие персонажа совершенно расходится с восприятием зрителя; это очень рискованный прием, но у Хичкока он работает. Режиссер заставляет нас переосмысливать действия Стюарта и его состояние. Мне кажется, если бы мы действительно верили в то, что это другая женщина, которой Стюарт меняет прическу, одежду и так далее, мы бы не судили его так строго. А ведь он ведет себя крайне сомнительно. Но раз мы знаем, что она обманывает его, то все вроде бы в порядке. Мы даже хотим, чтобы герой докопался до правды. Теперь Стюарт – не манипулятор, который превращает девушку в совершенно другого человека. Он лишь пытается сделать так, чтобы она стала как раньше. Фильм воспринимается иначе. И так Хичкок поступал снова и снова. Он нарушает правила, раскрывает интригу, меняет напряжение – но все чудесно работает. Сюжетный поворот почти не дает нам новой информации. Но, видимо, поэтому никто так и не смог превзойти “Головокружение”. Даже близко не подобрался, я считаю».
Мадлен Элстер, падающая с колокольни в фильме Альфреда Хичкока «Головокружение» (1958). По мнению Нолана, никто так и не смог превзойти этот фильм.
* * *
В 1964 году один из сотрудников Лаборатории Белла (там ранее были изобретены транзистор и лазер) когнитивист Роджер Шепард пришел к любопытному заключению о том, как люди воспринимают музыкальный строй. Разумом Шепард понимал, что в диатонической гамме – до, ре, ми, фа, соль, ля, си, до – интервалы не равны друг другу: одни ноты разделяет целый тон, другие – полутон. Однако на слух восхождение звуков казалось Шепарду равномерным, будто ступеньки на лестнице. При помощи компьютера он даже попробовал создать такой звукоряд, чтобы разбить октаву на семь совершенно равных интервалов, однако гамма все равно звучала как-то неправильно и неравномерно. Иллюзия нотной лестницы была необоримой. Далее Шепард попробовал выразить свою идею на бумаге: не как классический линейный и одномерный нотный стан, а как цилиндр или спираль, где одинаковые ноты в разных октавах – скажем, две до, одна из которых колеблется со вдвое большей частотой, чем другая, – расположены прямо друг над другом (см. рисунок). Шепард отобрал серию тонов, различных по своей высоте и положению на музыкальной спирали, и попросил компьютер сыграть несколько восходящих гамм, глиссандо, с небольшой разницей во времени. И тут ученый услышал нечто поразительное: казалось, восхождение звуков может продолжаться вечно, будто на бесконечной лестнице Эшера, и ноты словно поднимались все выше и выше – хотя ни одна клавиатура не могла бы дать им такой охват. В своей статье «Циркулярность в восприятии относительной высоты звуков» для «Журнала американского акустического общества» Шепард писал: «Очевидно, специфический ряд созданных компьютером сложных тонов приводит к полному отказу транзитивности в восприятии относительной высоты звуков». Говоря проще, ухо перестает понимать, где верх и где низ.
Нолан впервые услышал тон Шепарда, слуховую иллюзию, похожую на бесконечно восходящий звук, в песне Бека Lonesome Tears (2002) и позднее использовал этот прием в музыке к «Престижу».
Эту слуховую иллюзию, ныне известную как «тон Шепарда», впоследствии находили в произведениях многих музыкантов и композиторов. Canon a 2 per tonos из «Музыкального приношения» Баха и его же «Фантазия и фуга для органа соль-минор» (BWV 542) используют похожий звукоряд. Echoes, двадцатитрехминутная песня Pink Floyd, завершается восходящим тоном Шепарда. Он же звучит в начале и в конце альбома A Day at the Races (1976) группы Queen, в затихающей фортепианной коде
