Клуб "Джокера" - Екатерина Сереброва

— Ну, так вот, у меня в журнале парочка есть, тебе дать?

— Конечно, давай! — Тетя заметно приободрилась, и взяла у меня из рук журнал с ручкой. — Спасибо, Вик, не знаю, что бы я без тебя делала, умерла бы от скуки!

Владислав не удержался и громко хмыкнул.

Я решила помолчать.

Когда все успокоилось, я снова взялась за чтение. Тут был еще один прикольный рассказик…. Автор этого рассказа была Магомедова Эльмира Казимбеговна (С)

Мне было очень грустно. Я чувствовала себя больной, разбитой и очень несчастной. Я за один-единственный день успела обидеться на лучшую подругу, отказать в свидании молодому человеку, с которым только что познакомилась, еще я забыла позвонить маме, когда пришла домой, и не купила попугаю корм. Еще я попала под дождь и теперь, наверное, простужусь…

А самое главное — я не прошла отбор в конкурсе. Даже не проиграла, а просто не прошла отбор… Дело в том, что я играю на гитаре. Я сама сочиняю песни, и слова, и музыку, и сама пою. Наверно, это мое хобби, не знаю. Как это назвать. Я пою, потому что поется, иначе не могу. Если мне радостно, если этой радостью хочется поделиться, — я о ней пою. Если грустно — я пою эту грусть.

Сегодня мне не пелось. О конкурсе авторов и исполнителей песен я узнала через интернет и решила, что это и есть мой звездный шанс. Я за месяц подала заявку, выбрала самые лучшие свои песни и стала с нетерпением ждать назначенного дня. И день пришел.

Вообще-то я ждала немного другого. Я думала, это будет такой маленький концерт, где каждый из конкурсантов будет выходить на сцену и петь свои песни. Ничего подобного. Девчонки, парни, дяди и тети с музыкальными инструментами и без толпились в коридоре перед дверью с надписью "Комиссия". Иногда из-за двери строгий женский голос произносил чью-то фамилию и конкурсант скрывался за дверью, а потом выходил оттуда, унылый или довольный в зависимости от решения комиссии.

— Третий раз не могу пройти отборочный тур, — пожаловался мне худой длинный парень в очках, нервно перекладывая из руки в руку флейту. Я удивилась, как это он и поет и играет? Не одновременно же! Я хотела что-то ответить, но тут голос за дверью произнес мою фамилию. Я глубоко вздохнула и пошла.

Комиссия состояла из нескольких дядей и теть, сидящих за деревянным столом с горой бумаг и стаканами с водой. Перед столом стоял один стул, даже без микрофона.

— Садитесь, — проскрипела пожилая кучерявая женщина в черном пиджаке и с очень красными губами. Я села.

— Пожалуйста, исполняйте, — попросил лысый дяденька, вытирая платочком свою блестящую лысину.

И я стала петь. Я пела со всей душой, перебирала струны, иногда даже закрывая глаза… Я спела две грустные песни и одну веселую. По-моему, самые лучшие, добрые и красивые из своих. Когда я открыла глаза, кучерявая женщина сухо сказала "Спасибо" и стала шушукаться с лысым дяденькой. Остальные члены комиссии с деловым видом шуршали бумагами. Наконец дяденька посмотрел на меня.

— Благодарим вас за выступление, но вы не проходите. К сожалению, ваши песни не жизненны. Приходите через год.

Мир вокруг сразу как-то потух и посерел. Я встала, взяла гитару и направилась к двери, но потом все-таки не выдержала и спросила:

— Не жизненные — это как?

Кучерявая тетя посмотрела на меня через очки.

— В них нет актуальной проблематики, социальной, к примеру… Глубокого психологизма тоже нет. Они бесполезны… Идите, не задерживайте очередь. Виря-а-асов! Вирясовым оказался тот самый нервный паренек с флейтой.

Гитара лежала на кресле и тоже грустила. Наши с ней песни были бесполезными. В них не было ни социальной проблематики, ни психологизма. И поэтому они были никому не нужны, а соответственно мы с гитарой — тоже. И весь мир вокруг был пустым и серым. А я-то гордилась своим творчеством! Считала это главной частью своей жизни… Бесполезной!!!

Весь вечер я сидела перед телевизором, почти бездумно переключая каналы, а в девять часов пошла спать. Укрылась с головой и провалилась в мягкую темноту.

Но очень скоро проснулась. Потому что в окно кто-то стучал. Сначала я подумала, что уже, наверно, очень поздно, совсем не время приходить в гости. Потом удивилась, почему стучат в окно, а не в дверь. А потом вспомнила, что я живу на восьмом этаже и подпрыгнула на кровати. В окно стучали. Я присмотрелась и никого не увидела. Если честно, теперь я поняла, что значит выражение "Волосы встали дыбом".

— Кто. кгм… Кто там? — спросила я, вжимаясь в стену.

— Это я, — шепнула темнота за стеклом.

Я натянула одеяло до подбородка и совсем слилась со стеной.

— Это я, ветер! Открой, — шепнул странный гость.

Не выпуская из рук одеяла, я медленно подошла к окну и открыла форточку. В лицо дунул ветерок, пахнуло ночной свежестью.

— Ты чего вдруг форточку закрыла? — спросил тихий шелестящий голос над самым моим ухом. Я почувствовала, как щеки коснулось что-то легкое, воздушное и приятное.

— Просто забыла открыть.

Я помахала рукой возле уха, но ничего не поймала.

— А я знаю, ты грустишь, — сказал голос уже возле другого уха. — Я тебя хорошо знаю.

— Грущу, — не стала я спорить. Я немного успокоилась — в конце-концов ничего плохого не происходит, — и села на кровать. — А что?

— А ничего, — прошелестел таинственный гость, а потом так же тихо, свистяще-шелестяще пропел:

Не печалься ни о чем,

Ночь накрыла небосвод.

И летит вокруг луны

Звезд волшебный хоровод.

Слушай пение сверчка

И листвы напев простой…

Не тревожься, не грусти

И лети смелей за своей мечтой!

Вот тут я окончательно растерялась. Это была моя песня! Откуда он ее узнал, этот ветер?!

— Как — откуда? — удивился моему вопросу ночной гость. — Ты же ее сама ночью у окна как-то пела. Я и выучил! Я теперь всем, кто ночью грустит, ее пою! Теперь что-то легкое и прохладное коснулось моего плеча, я опять помахала руками, но безрезультатно.

— Ты поешь мои песни всем, кто грустит по ночам?!

— Ну да, — сказал ветер таким тоном, как будто речь шла о чем-то совершенно очевидном. — Не только твои, конечно, но твои я особенно люблю… Они… Очень воздушные, — судя по голосу, ветер сказал мне самый лучший комплимент, какой мог.

— Спасибо, — вздохнула я. Горечь и обида нахлынули на меня вместе с воспоминаниями о бесполезности моих песен и я позорно заревела.

— Ты чего? — испугался ветер, — не плачь!