Легенда советской разведки - Н. Кузнецов - Теодор Гладков

Как часто бывает, события, поначалу разворачивающиеся медленно, затем помчались со все набирающей скоростью…

«Тимофей» — Центру.

20 мая 43 года. «Колонист» имел встречу с немцем обер-ефрейтором Шмидтом, дрессировщиком собак-ищеек. Шмидт рассказал, что по приказу своего шефа подполковника Шилланга он дрессирует черную овчарку ищейку для наружной охраны… каждый день бывает в доме Коха, где проводит обучение. По его словам, 24 или 25 мая ожидается приезд в Ровно Коха, самолетом или по железной дороге, 26-го Шмидта должны представить гауляйтеру для передачи собаки. В течение десяти дней Шмидт должен быть вблизи Коха с тем, чтобы приучить к нему собаку. По данным «Колониста», сведения эти заслуживают доверия. Со Шмидтом «Колонист» знаком как немецкий офицер».

Еще не было ясно, каким образом Кузнецов сумеет воспользоваться сложившимися отношениями со Шмидтом для проникновения в резиденцию Коха, и вообще, удастся ли это сделать, но все городские разведчики уже были приведены в боевую готовность.

«Тимофей» — Центру.

25 мая в пять-шесть часов Кох прибыл самолетом в Ровно. Начиная с 24 мая в Ровно большое оживление, увеличена наружная охрана, патрули. «Колонист», «Гид» и другие наши агенты, вооруженные противотанковыми гранатами, патрулируют места возможного проезда Коха для совершения теракта. «Колонист» хорошо сблизился со Шмидтом, дрессировщиком собаки Коха. Собака привыкает к «Колонисту», уже берет еду из его рук. Шмидт 26 мая должен быть у Коха».

Трудно сказать, в какой именно из этих считанных дней — примерно между 26 и 30 мая — в голову Кузнецова пришла мысль использовать для проникновения к рейхскомиссару тот липовый по сути, но абсолютно подлинный документ, что выдал Вале Довгер ее школьный товарищ Людвик Яворский.

Замысел выглядел приблизительно так… Молодая девушка Валентина Довгер, ставшая безвинной жертвой советских партизан — они зверски убили ее отца за сотрудничество с немецкими властями, — является невестой заслуженного офицера вермахта, кавалера двух Железных крестов. К тому же она считает себя немкой, к сожалению, не оформила этого юридически, так как не располагает соответствующими документами, а по советскому паспорту считается белоруской. Опасаясь, что ее может постигнуть участь отца, фрейлейн Довгер вынуждена была покинуть родные места и поселиться в Ровно, где до сих пор не может найти хорошую работу, так как живет без прописки. К тому же ее могут в любой момент, просто схватив на улице во время облавы, отправить в Германию. А между тем на ее руках убитая горем после гибели мужа больная мать. Жених фрейлейн Довгер, сам получивший на фронте тяжелую контузию, не в состоянии оказывать ей повседневную помощь, так как по роду службы постоянно пребывает в разъездах.

Все это было изложено Валентиной совместно с Кузнецовым на бумаге в сентиментальном духе, способном, по их мнению, тронуть какую-то человеческую струнку в сердце рейхскомиссара. Добиваясь наибольшего эффекта, заявление переписывали несколько раз.

Затем Зиберт встретился со Шмидтом и попросил его вручить заявление адъютанту Бабаху с настоятельной просьбой, чтобы тот в благоприятный момент доложил о нем рейхскомиссару.

В глубине души Зиберт сомневался, что такой высокопоставленный нацист, как Эрих Кох, лично примет по столь пустячному поводу никому неведомую девушку и ее жениха. В конце концов Кох может удовлетворить ее просьбу заочно, без личного приема, просто наложив на заявление благоприятную резолюцию. Однако Кузнецов надеялся на то, что Кох, как и многие другие крупные «шишки» в немецкой администрации, был изрядным демагогом, а потому время от времени оказывал какое-нибудь благодеяние (ничего ему не стоящее) именно, что называется, «простому смертному». После чего сразу начинает распространяться молва о широте его души. А здесь эффект может оказаться двойным: к нему проникнется симпатией и местное население (из-за Вали), и офицерская среда (из-за Зиберта).

Гауптман Бабах, устраивая аудиенцию, тоже ничем не рисковал. Более того, мог лишний раз подчеркнуть свое влияние на рейхскомиссара и заслужить благодарность Зиберта в виде хорошего ужина.

И этот план сработал! Шмидта не пришлось долго уговаривать. Поскольку теперь он бывал в рейхскомиссариате каждый день, ему даже не потребовалось специально искать Бабаха. Он передал заявление адъютанту, и тот назначил Вале аудиенцию на 31 мая. Более того, Вале была передана повестка с соответствующим официальным уведомлением. Началась поспешная подготовка к операции.

Валентина Довгер рассказывала автору, что для нее самым трудным при этом было научиться за день называть Кузнецова «Пауль» и обращаться к нему на «ты». Психологически очень точная и характерная деталь. Действительно, для совсем юной девушки, выросшей в маленьком провинциальном местечке, в патриархальной семье, обращаться столь фамильярно к малознакомому, к тому же чуть не вдвое старше ее мужчине было просто немыслимо!

…К двум часам дня 31 мая 1943 года к высокой изгороди, отгораживающей здания РКУ и резиденции Коха от улицы, подъехал извозчичий экипаж с пассажирами: пехотным офицером с Железными крестами, худенькой сероглазой девушкой и обер-ефрейтором, в ногах которого лежала огромная черная овчарка.

Пассажиры сошли возле ворот, а извозчик, подгоняемый охранниками, должен был тотчас отъехать подальше — останавливаться в этом районе разрешалось только машинам с номерными знаками РКУ. Кучером был Николай Гнидюк. Под козлами у него лежали снаряженный автомат и гранаты. Где-то неподалеку находились и другие вооруженные разведчики: Михаил Шевчук, Василий Галузо, Николай Куликов, Жорж Струтинский, еще несколько человек. Они должны были прикрыть отход Кузнецова и Довгер, если… если им удастся после совершения акта возмездия вырваться живыми на улицу.

Кузнецов хорошо понимал, что его выстрелы прогремят по всей Украине громче любого взрыва, поднимут на борьбу с оккупантами новые тысячи патриотов. О своей дальнейшей судьбе Николай не думал — он давно уже был внутренне готов к совершению акта самопожертвования ради исполнения, в чем он был глубоко убежден, своего патриотического долга перед Отечеством. Валя Довгер тоже не верила, что они уйдут из резиденции Коха живыми, и тоже была готова достойно встретить смерть, лишь бы выполнить задание.

Готовясь утром к поездке в рейхскомиссариат, Кузнецов и Валя долго обсуждали, как чисто технически они совершат покушение. Быстро выяснилось (в эксперименте с незаряженным пистолетом), что Валя стрелять не должна. У нее едва хватало сил нажать на спусковой крючок, при этом оружие в ее руке недопустимо дергалось из стороны в сторону. К тому же было неизвестно, разрешат ли ей пронести в кабинет Коха сумочку, а в женском платье спрятать пистолет просто невозможно. Остановились на том, что, вручая Коху заявление, она отвлечет его внимание от Кузнецова, который получит возможность выхватить пистолет.

Но в реальности все получилось совсем иначе.

Опишем этот многократно вроде бы описанный визит, основываясь на собственноручном рапорте Кузнецова, воспоминаниях Валентины Довгер, свидетельствах Дмитрия Медведева, Александра Лукина, Николая Гнидюка и других лиц.

«…Я на фаэтоне с Валей, Шмидтом и собакой Коха подъехали к рейхскомиссариату, вошли в вахтциммер[20], где было около двадцати жандармов с автоматами, и взяли пропуск к Коху. Жандарм у ворот пропустил нас во двор дворца Коха. Прошли мимо второго жандарма, нас во дворе встретил адъютант. Он провел меня и Валю в нижний этаж дворца, где в приемной встретила нас одна дама и один приближенный Коха. Шмидт с собакой остались во дворе. В приемной нас попросили обождать, доложили о нашем приходе на второй этаж и попросили подняться. Мы оказались в квартире Коха. Здесь нас встретил адъютант или личный секретарь Коха, который попросил сесть и начал расспрашивать о цели приезда, после этого он ушел в кабинет Коха и вернулся с тремя высокопоставленными телохранителями Коха с крестами на груди. Они отрекомендовались, осмотрев нас, и попросили Валю в кабинет».

Это была первая неожиданность. Они-то полагали, что их введут в кабинет Коха вдвоем. На этом и построили свой расчет.

«Я остался ждать. Один ушел с Валей, двое остались, молча глядя на меня. Так прошло около трех минут. Валя вышла, и позвали меня».

Валя Довгер не могла ни знаком, ни тем более словом предупредить Кузнецова об обстановке в кабинете рейхскомиссара, делающей невозможной покушение с помощью огнестрельного или холодного оружия вообще.

«У меня в кармане на боевом взводе со снятым предохранителем лежал «вальтер» со спецпатронами, в кобуре еще один пистолет. В коридорчике перед кабинетом меня встретила черная ищейка, за мной шел один из приближенных. Войдя в кабинет, я увидел Коха…»