«Номер один» - Бен Элтон

— Привет, Мэдж, — сказал Кельвин, нацепив на лицо выражение изумленной терпимости.

— Привет, дорогая! — крикнула Берилл, натягивая хитрую покровительственную мину, которую припасала для малышей и «ступ».

Родни оскалился, считая такую улыбку задорной.

И снова слишком много времени судей уделено человеку, у которого шансов стать победителем шоу «Номер один» было не больше, чем у трупа, но который после монтажа мог гарантировать пару минут отличной забавы.

— Я думаю, что пора дать нам, старушкам, зеленый свет, — убедили сказать Мэдж. — Вы не возражаете, если я сыграю на укулеле? Я и танцевать умею, знаете ли. Многие парни думают, что у меня прекрасные лодыжки.

Затем сладким дрожащим голосом Мэдж спела «Daisy, Daisy». Песня звучала словно песня ее молодости, хотя на самом деле была уже старой, когда бабушка Мэдж была еще совсем юной. Когда Мэдж закончила, Родни и Берилл, в соответствии с заметками Трента, проголосовали за то, чтобы провести ее в следующий тур. Кельвин делал вид, что потрясен их решением, хотя именно он отдал такое распоряжение. Все трое быстро «обсудили» свой «выбор».

— Вы действительно думаете, что Мэдж может стать победителем шоу? — спросил Кельвин.

— Да. Да, я именно так и думаю, — сказал Родни. — Мне кажется, в ней что-то есть.

— Вы думаете, Мэдж сможет спеть вживую? В студии? — настаивал Кельвин.

— Ты судишь по возрасту, — заявила Берилл. — Зачем говорить, что у нас нет ограничения по возрасту, если ты не пропускаешь на шоу таких, как Мэдж?

Когда Кельвин почувствовал, что спектакль уже достаточно затянулся, он объявил голосование, и, проголосовав два к одному, судьи пропустили Мэдж в следующий тур. Затем Кельвин проводил ее из комнаты, взяв ее сумку и пальто. Снаружи Кили обняла Мэдж, а Кельвин принял многострадальный вид.

Затем перед судьями прошел калейдоскоп «сморчков»-однодневок, чудаков, которые были недостаточно интересны или безумны, чтобы получилась история. Крикуны, болтуны, карлики, дылды, жирные, лысые, очкастые и тупые. Чудачки в нарядных платьях, полуобнаженные парочки друидов, размахивающие топорами викинги и завернутые в фольгу пришельцы. Все один за другим быстро проходили перед потрясенным судейским советом, после чего их так же быстро отвергали.

Наконец пришло время плескать кофе в Родни.

Отставка

— Это неправильно! — кричала Берилл. — Я НЕ подписывалась на это. Знаешь что, Родни, ты прекрасный друг, и я ужасно тебя люблю, но мое терпение лопнуло!

Они вернулись в гостевую комнату, чтобы снять последнюю часть истории Вики. Берилл бесилась и ругалась, а совершенно мокрый Родни нервно баюкал корзиночку с кремом.

— Я просто не думал, что она подходит под наши стандарты, — уныло тянул он.

— Ей шестнадцать лет, Родни. Девочке шестнадцать лет!

У нее за спиной Кельвин изучал сэндвичи. Берилл набросилась на него.

— Знаешь что, Кельвин? — сказала она. — С меня достаточно, я на это не соглашалась, и это НЕ то, на что я подписывалась. Все решено, я ухожу. Кто-нибудь, пригоните, блядь, мою машину! Я еду домой. Я люблю вас обоих, но я думаю, что вы два чудовища. Я ухожу!!!

И с этими словами Берилл вылетела из комнаты.

— Стоп! — крикнула Челси, прежде чем это успели сделать Трент или режиссер.

Берилл тут же вернулась в комнату.

— Нормально? — спросила она. — Слово «блядь» можно будет перекрыть? Еще раз я кричать не буду, даже не просите, это был третий дубль, а мне надо херову тучу звонков сделать.

— Все в порядке, Берилл, — уверил ее Кельвин, — очень, очень здорово.

После этого Берилл взяла свой телефон и ушла в гримерную.

— Хорошо, с этой частью у нас все, — сказал Трент. — Пятнадцать минут перерыв, а когда вернемся, снимем, как Родни извиняется перед Берилл и она соглашается остаться.

После этих слов бригада начала укладывать оборудование, а Кельвин тоже взялся за телефон.

— Стой! — твердо сказал Родни. — Стой, стой, стой! Кельвин, а как насчет обсуждения? Берилл уходит, а мы как два настоящих мужика болтаем о том, что она бывает излишне эмоциональна и как это непрофессионально, и в конце концов на благо шоу я соглашаюсь уговорить ее остаться.

— Родни, мы это убрали, — объяснил Кельвин. — Времени нет. Эта тема и так тяжеловата. Наш разговор выкинули.

С этими словами Кельвин пошел к двери.

— СТОЙ!! — на этот раз крикнул Родни. — Что ты хочешь сказать, «выкинули»? Тема тяжеловата, это верно. Тяжеловата из-за Берилл! Единственное, что у нас есть, — это Берилл в роли мамочки, Берилл, которая плещет в МЕНЯ кофе, Берилл — вся такая высокоморальная и праведная, и Берилл, которая уходит из шоу. А что делаю я?

— Ты извиняешься перед ней. Мы это снимем после перерыва.

— ВОТ ИМЕННО. Я извиняюсь перед БЕРИЛЛ! Это снова ее тема. Кельвин, между тобой и этой женщиной что-то есть?

— Родни, Берилл — это мама. Это отличный сюжет.

— Она транссексуалка и мачеха!

— Зрителям это нравится. Она жила, она страдала. От перерыва осталось всего восемь минут, дружище, и я советую тебе выпить чашку чая и подправить грим, ты весь в кофе.

— А как тебе такая мысль, Кельвин? — сказал бордовый от ярости Родни. — Что, если Берилл не будет делать вид, что увольняется, зато я уволюсь по-настоящему? Как тебе такая мысль?

Кельвин несколько секунд подумал, а затем повернулся к Тренту.

— Трент, — сказал он, — это нужно снять. Это золотой сюжет. Настоящая ярость не идет ни в какое сравнение с наигранной. Я заплачу сверхурочные, быстренько верни сюда съемочную бригаду.

Все присутствующие в комнате поставили кофейные чашки на стол и взялись за оборудование. Кельвин снова повернулся к Родни:

— Родни, дружище. Я знаю, что ты в ярости, но ты соблюдаешь контракт, поэтому, если ты действительно хочешь уволиться, я должен попросить тебя подождать пару минут, пока настроят камеры.

Родни посмотрел на него, словно загнанное животное.

— Ты… ты ведь пошутил, — сказал он, пытаясь улыбнуться.

— А ты? — спросил Кельвин, улыбнувшись в ответ.

— Да… да, конечно, я пошутил.

— Хорошо, — ответил Кельвин, после чего снова отпустил бригаду.

— Перерыв семь минут! — крикнула Челси, а затем добавила: — Бригада А, пожалуйста, за мной в мужской туалет, снимем, как гримируется «Планета Марс».

Слова любви

Кельвин наконец смог урвать минутку, чтобы позвонить Эмме. Выйдя в коридор и нажав на автонабор, он почувствовал удовольствие от одного только ее имени, высветившегося на экране.

— Мы только что сняли прыщавую девчонку из школы актерского мастерства и ее маму, — сказал Кельвин. — Помнишь их?

— Да, — ответила Эмма. — Ты не был слишком суров с ней?

— Нет, нет. Не слишком. Эмма, перестань, это ведь игра, они все знают, на что идут.

— Наверное, знают, — с сомнением ответила Эмма.

— Не нужно слишком давить на меня, Эм, — сказал Кельвин. — С ЕКВ я поступлю так, как ты хочешь, но мне ведь по-прежнему нужно делать шоу.

— Да, я знаю, — ответила она. — И по-моему, ты все же претворяешь в жизнь некоторые мечты, верно?

— Конечно. Этот парень, Квазар, получит продовольственный талон на всю жизнь. Как и многие другие.

— Да.

— Меня поражает, как люди ведутся на тему «мы любим Берилл». Эта женщина настолько откровенно лживая, помешанная на себе, властолюбивая стерва. Я видел, как жестоко она разделывалась со «сморчками» сегодня утром, ты просто не поверишь. У нас была полумертвая худющая старая шлюха, а Берилл посоветовала ей сделать завивку! Большей подлости и не придумаешь, но через пять минут она притворялась, что ей не наплевать на какую-то ненормальную шестнадцатилетнюю заносчивую дуру, и мы все поверили ей. Эта женщина — гений. Просто гений.

— Знаешь, все в команде ее ненавидят.

— Да ты что! — ухмыльнулся Кельвин. — Угадай, что случилось. Родни только что снова грозился уволиться!

— Да ты что! — засмеялась в ответ Эмма. — Ты ему позволил?

— Конечно. Я сказал, что хочу сделать об этом сюжет.

Эмма засмеялась.

— Послушай, Кельвин, я думаю, именно за это люди тебя и любят. Наверное, глубоко в душе они понимают, что ты знаешь, что все это просто прикол. Что на самом деле ты наслаждаешься спектаклем так же, как и зрители.

— А тебе я нравлюсь?

— Ты знаешь, что нравишься мне. Если бы ты не был такой колючкой, я была бы с тобой.

— Но я завоевываю твое доверие, верно? Хотя бы медленно?

— Да. Медленно. Только не забудь о своем обещании.

— Эмма, я думаю о нем каждый день. Это будет трудно, но я спасу будущего короля от него самого.

— Я поверить не могу, настолько ты уверен в этом… Уверенность очень привлекательна.

— Я люблю тебя, Эмма.

— Мне пора идти.