По Образу И Подобию - Светлана Полипова

— Откуда ты так хорошо знаешь ислам? — удивился Том.

— Я уважаю ислам, люблю Коран, в нем много мудрого. А арабский язык знает далеко не каждый, разве что арабоязычные народности. Но не каждый мусульманин знает арабский, поверь — сейчас не то время. Вся планета говорит на другом языке. Но мусульман не становится из-за этого меньше. И не все мусульмане — арабы. Есть и турки, и татары, и малазийцы, и чеченцы, и узбеки, и индийцы, и русские. Но только арабам легче читать Коран в оригинале. Правда, тем, что легко, чаще пренебрегают… Вот жаждущие власти и трактуют Святую книгу, как им хочется, навязывая свою точку зрения, порой не самую здравую, остальным.

— Но, наверное, Всевышним специально был послан Коран на арабском языке.

— Конечно, специально! Если бы арабы жили как люди и без всяких заповедей, разве же Бог стал бы их учить уму-разуму? Нет, конечно. Так ведь пророки один за другим приходили на одну и ту же землю. Это говорит о том, что на Ближнем Востоке — самые непокорные и своенравные народности. Они не приемлют никакую власть, кроме диктатуры, жесткой единоличной власти, власти силы и страха. Вот фанатики среди них… А фанатики — это ущербные в чем-то люди, озлобленные на свою судьбу… Вот они, компенсируя свою неудачную личную жизнь, либо телесное уродство или неимоверные амбиции, и сделали Мудрейшую Книгу своим орудием, а простые люди порой и не знают, что на самом деле говорил пророк. Некоторые из их мужчин даже запрещают своим женщинам читать Коран.

— Что, до сих пор? — удивился Том.

— До сих пор. А ведь женщина первая воспитывает своего малыша, и, конечно, как мать она лучше сможет объяснить будущему защитнику истинную веру ислама — веру в единого Бога, Бога Авраама и Иисуса, если сама будет грамотна и хорошо знакома со Святой Книгой.

— Ты говоришь прямо как мусульманка, а не как бахаи.

— Вера Бахаи современная религия и сочетает в себе все известные и уже существующие религии: иудаизм, индуизм, буддизм, христианство, ислам, зороастризм. Ислам — родная мать веры Бахаи. А как известно, у каждого ребенка до конца дней своих остается трепетное отношение к матери, несмотря на то, что он становится самостоятельным и уже идет по жизни своей дорогой. Можно быть католиком, как ты, но любить весь мир, защищать планету, спасать мусульман, что ты и делаешь сейчас, и любить неугомонную бахаи, — улыбнулась Лика.

— Да, я люблю тебя, вредина, — шутливо ответил Том и улыбнулся. — Ты права на миллион процентов: нет разницы, кем себя человек называет, важно лишь то, как он поступает. Действительно, это свежий взгляд на нашу эпоху.

— Эй, вы там, католики-бахаи, хватит философствовать! На базе послушаем лекцию, — шутливо пристрожился Майкл. — Будьте внимательны — наши правоверные оживились. Пора спасать ислам.

— Да, командир, — отозвался Том.

— Лика, твой интерком включен?

— Да, командир.

— Слушай сейчас их внимательно, будешь переводить для всего нона!

— Да, мой строгий командир!

Майкл, сдерживая улыбку, глянул на девушку и лежащего рядом с ней Тома.

— Всё, шутки закончились! Не расслабляться! Остаетесь здесь, а я проверю остальных.

— Слушаемся и повинуемся, — с шуткой отозвался Том за обоих.

Майкл покинул влюбленную пару и снова, перебегая от куста к кусту, направился к Роберту и Бену.

48

В лагере паломников было оживленно. Из толпы собравшихся вышел молодой мужчина в длинном черном плаще с капюшоном, откинул капюшон назад и подошел ближе к граниту, чтобы всем его было видно. Это был араб лет тридцати пяти или чуть старше, с начинающими седеть черными вьющимися волосами до плеч, аккуратной бородкой и тонкими усами с такой же проседью, правильными чертами лица и с блестящими сверлящими глазами. Пронизывающий взгляд был у этого человека, пугающий и подчиняющий себе. Ростом он был невысок, но держался прямо, уверенно и с нескрываемым достоинством, даже с чувством превосходства. Он поднял из-под накидки руки, сделал жест омовения.

Люди затаили дыхание и приготовились слушать.

— Правоверные! — громко обратился проповедник к собравшимся, одни из которых с нескрываемым интересом, другие с любопытством, третьи с недоверием смотрели на него. — «Повинуйтесь своему Господу! Когда земля расширится (что непременно и будет), когда извергнет из себя, что в ней есть, и опустеет, повинуясь своему Господу, тогда ты, о человек, стремительно устремишься ко Господу своему и предстанешь пред Ним…»

Дед с внуком переглянулись.

— Он действительно говорит то, что написано в Коране? — шепотом спросил Аман у деда.

— Да, — также шепотом ответил старик. — Начало восемьдесят четвертой суры. Ш-ш-ш, теперь молчи и слушай!

А человек в плаще продолжал:

— «В тот день солнце обовьется мраком, звезды померкнут, горы с мест своих сдвинутся, гробы откроются, звери столпятся, моря закипят, в тот день свитки разовьются, небо, как покров, снимется, ад разгорится и рай приблизится. И узнает всякая душа, что сделала она себе. Клянусь небом, украшенным созвездиями зодиака и днем предвозвещенным; клянусь свидетельствующим и тем, о чем он свидетельствует: гибель ископавшим ров, разжигавшим в нем огонь, поддерживавшим его растопкою! Вот они сидели при нем, и сами были свидетелями тому, что делали верующим. Они мучили их только за то, что веровали они в Бога, Сильного, Славного. В Того, у кого власть над небом и землею… Размышлял ли ты о том, который ложной считает эту веру? А потому он гонит от себя сироту, не приветит к своему столу бедноту. Горе тем молящимся, которые во время своей молитвы нерадивы, которые лицемерят и отказываются узреть других»[8].

Паломники стали на колени и, прикрыв глаза, прижали руки к груди.

Проводник, которого все присутствующие уже начинали воспринимать как воскресшего двенадцатого имама Али, все говорил и говорил без остановки. Он уже не цитировал Коран, а говорил от себя, прикрыв глаза и раскинув поднятые в мольбе руки. Его речь безмятежно текла, завораживая, убаюкивая, словно гипнотический туман, окутывала она паломников, погружая их в сон, в фанатический транс, в слушание, но уже не слышание и не улавливание смысла красивых, витиеватых фраз и выражений. Некоторые смотрели на таинственного святого с распахнутыми остекленелыми глазами, полными безграничной преданности и обожания.

После очередной молитвы паломникам было предложено питье из нескольких общих чаш, а также хлеб и овощи, которые разносили трое проводников и девушка с зеленой банданой на голове. Отужинав, правоверные начали укладываться спать возле горящих костров. А одна паломница, которая следовала вместе с другими ищущими истину, подсела к новоиспеченному имаму.