Муравьи - Бернард Вербер

Но и это не заставило ее отступиться. Надо было выходить к восточным территориям. После неудачи с мостами она решила обойти реку, поднявшись на север, к ее истокам. Ни одна из экспедиций не вернулась. Восемь тысяч погибших. Тогда королева решила, что муравьи должны научиться плавать. Итог — пятнадцать тысяч погибших. Потом она сказала, что муравьи должны попытаться приручить лягушек. Шестьдесят восемь тысяч погибших. Планировать с высоких деревьев на листьях? Пятьдесят два погибших. Идти под водой, прикрепив к лапкам груз в виде кусочков засохшего меда? Двадцать семь погибших. Легенда гласит: когда королеве сообщили о том, что в Городе осталось не более десятка невредимых рабочих, а потому все эти опыты надо на время прекратить, она выделила фразу:

Жаль, у меня еще полно идей…

Но в конце концов муравьи Федерации нашли выход. Триста тысяч лет спустя королева Лифуг-риюни предложила своим детям прорыть под рекой туннель. Странно, что никто не додумался до такого простого решения! Вот так появилась возможность совершенно беспрепятственно переправляться через реку в районе Сатэя.

№ 103683 и № 4000 уже долгие градусы идут по этому знаменитому тоннелю. Место влажное, хотя самой воды и нет. Город термитов стоит на другом берегу. Термиты, кстати, тоже пользуются этим туннелем для нашествий на Федеральную территорию. До сих пор действовало молчаливое согласие. В туннеле не сражаются, все свободно проходят, и термиты, и муравьи. Но совершенно ясно, что как только одна из сторон сочтет себя более сильной, другая попытается завалить или затопить проход.

Друзья идут и идут без конца по длинной галерее. Здесь есть одно серьезное неудобство: водная масса над ними ледяная, а в подземелье температура воздуха еще ниже. Холод постепенно сковывает их. Каждый шаг дается с трудом. Если они тут заснут, то навечно. Они это знают и ползут к выходу. Подкрепляются последними запасами белка и сахара, оставшимися в социальном зобу. Их мускулы одеревенели. Вот наконец и выход… № 103683 и № 4000 вырвались на свежий воздух. Они так замерзли, что опускаются на землю прямо посреди дороги…

Когда идешь вперед, цепочкой, в темной кишке, голову начинают переполнять мысли. Но думать здесь было не о чем, надо было просто идти до конца. Будем надеяться, что он существует, этот конец…

Сзади больше не разговаривали. Билшейм слушал хриплое дыхание шести жандармов и думал о том, как несправедливо с ним всегда поступали.

Он давно должен быть старшим инспектором и получать соответственно. Билшейм трудился добросовестно, засиживался на работе допоздна, раскрыл добрый десяток дел. Только вот эта стерва не давала ему ходу.

Его положение вдруг показалось ему невыносимым.

— Пропади оно все пропадом!

Все остановились.

— Что случилось, командир?

— Ничего, это я так, идем дальше.

Приплыли: сам с собой начал разговаривать! Билшейм закусил губу. «Надо держать себя в руках», — сказал он себе, но через пять минут снова погрузился в свои заботы.

Он ничего не имел против женщин, но он был против некомпетентности. «Старая мымра не смыслит в нашем деле ни уха, ни рыла, она не провела ни одного расследования, и при этом командует целым отделением из восьмидесяти полицейских! И получает в четыре раза больше, чем я! И кто ее только назначил на такую должность!

Видать, переспала с кем надо, это уж как водится. И еще в покое никого не оставляет, суетливая курица. Настраивает людей друг против друга, сама не работает и другим не дает, везде у нее любимчики…»

Задумавшись, Билшейм вспомнил документальный фильм про жаб. Во время брачного периода жабы так возбуждаются, что накидываются на все, что шевелится: на самок, на самцов и даже на камни. Они нажимают на животы своих соседей, чтобы выдавить икру, которую оплодотворяют. Тот, кто имеет дело с самкой, вознаграждается за свои усилия. Тот, кто жмет на живот самца, не добивается ничего и меняет партнера. Тот, кто давит на камень, повреждает лапы и останавливается.

Но бывает, что жабе попадается ком земли. Ком земли такой же мягкий, как живот самки. И жаба-самец не прекращает его сжимать. Он может день за днем вот так носить воду решетом и думать, что прекрасно делает то, что должен делать…

Билшейм улыбнулся. Может, стоит поговорить с этой бабой по-хорошему, сказал он себе, объяснить, что так каши не сваришь? Но тут в удачу он не верил. И подумал о том, что скорее всего в итоге он сам занимал не свое место на этой чертовой службе.

Полицейские позади него тоже были погружены в мрачные мысли. Этот безмолвный спуск всем действовал на нервы. Уже пять часов они шли без единой остановки. Большинство из них думало о том, что когда все закончится, надо будет потребовать надбавки за вредность, остальные — о жене, детях, машине или о ящике пива…

Ничто. Что может быть отраднее, чем прекратить думать? Остановить, наконец, этот полноводный поток мыслей, более или менее нужных, более или менее важных.

Прекратить думать! Как будто умереть, сохраняя возможность ожить. Стать ничем. Вернуться к высшим истокам. Не быть даже тем, кто ни о чем не думает. Быть ничем. Вот это благородная задача.

Эдмон Уэллс. «Энциклопедия относительного и абсолютного знания»

Проведшие всю ночь в неподвижности на илистом берегу, оба солдата оживлены первыми лучами солнца.

Одна за другой грани глаз № 103683 активируются, освещая мозгу новый пейзаж, который целиком состоит из огромного неподвижного и внимательного глаза, расположенного прямо над муравьем. № 103683 испускает феромон ужаса, обжигающий ему усики. Глаз тоже пугается, быстро отодвигается, с ним отодвигается и длинный хоботок, на котором он расположен. Оба прячутся во что-то, напоминающее круглый камень. Улитка!

Да их несколько! Всего пять, спрятавшихся в свои ракушки. Два муравья приближаются и обходят одну из них. Они пытаются ее укусить, но это бессмысленно. Это движущееся гнездо — неприступная крепость.

Недаром говорила Мать: «Безопасность — мой злейший враг, она усыпляет мои рефлексы и мою инициативу».

№ 103683 говорит себе, что эти твари, спрятавшиеся в своих ракушках, всегда жили припеваючи, пощипывали себе травку. Им не надо было драться, хитрить, охотиться, убегать. Им не нужно было выдерживать натиск жизни. И они ничему не научились. Из чистого каприза ему захотелось заставить их выйти из ракушки, доказать им, что они уязвимы. Вот как раз две улитки посчитали, что опасность миновала. Они выпускают свои тела из убежищ, чтобы излить нервное возбуждение. Встретившись, они склеиваются животами. Слюна смешивается, они слились в липком поцелуе, соединяющем оба их тела. Их половые органы соприкасаются.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});