Водоем. Часть 1. Погасшая звезда - Александр Киричек

Иван же, подхлестываемый неудовлетворенной энергией либидо, быстро и уверенно взмывал вверх не только в прямом — ведь он был летчик от бога, но и в переносном смысле: командир звена, замкомэска, наконец, командир эскадрильи… Именно с этой должности он, блестяще сдав вступительные экзамены, поступил на учебу в Военно-воздушную академию, приютившуюся в одном из небольших, уютных и вечно зеленых — вокруг широкой стеной раскинулся смешанный, преимущественно сосново-еловый лес, — городков Подмосковья.

Получив комнату в общежитии — в четырехэтажном доме 30-х годов постройки, представлявшем собой множество обычных огромных коммунальных квартир-клетушек, вытянувшихся вдоль длинных, во весь этаж, вечно сумеречных коридоров, вечно заставленных велосипедами, санками, стиральными машинами и прочей утварью, заканчивающихся обширными общими кухнями, — Иван, тем не менее, не спешил «выписывать» семью из «гостеприимной» Латвии. Под предлогом затянувшегося ремонта, на который, конечно же, нет ни времени, ни средств, описывая в письмах весь ужас коммунального быта, Костров смог легко уговорить жену повременить с приездом. Сам же в самый канун золотой подмосковной осени ожидаемо припомнил неосторожный совет супруги, и не просто припомнил, а принялся энергично воплощать его в жизнь…

Татьяна работала обычной продавщицей в овощном магазине, находившемся на первом этаже того же Н-образного дома-общежития, в котором коротал свои ночи — днем он, конечно, был на учебе, — капитан Костров. Теперь уже трудно сказать, кто первым подал сигнал готовности, чьи глаза загорелись раньше, но, несомненно, всё произошло быстро: стоило им понять, чего они хотят друг от друга, а хотели они, разумеетя, одного и того же, как тут же желание стало разгораться не по дням, а буквально по минутами, ибо оба были неудовлетворены, оба озабочены и озабочены сильно!

Стоило Тане остаться за прилавком одной, как Иван, лукаво-похотливо улыбнувшись, задал сакраментальный и до костей избитый вопрос: «Девушка, что вы делаете сегодня вечером?» А девушка, расплывшись в ответной улыбке, мягко-вкрадчиво, с ложно-напуской скромностью, потупив глаза и притворно покраснев, проронила: «Ничего!»

Далее был огромный — на полторы тысячи мест, — но почти пустой зал гарнизонного Дома офицеров. На экране демонстрировали очередной серьезный советский «блокбастер» из жизни колхозников, ведомых всемудрыми и всезнающими партийными боссами к новой трудовой вершине — выполнению пятилетки в четыре года или что-то в этом роде… Они смотрели, но, разумеется, не видели, слушали, но не слышали, а может и слышали, но совсем не то, что озвучивали актеры, ибо их заботило другое, иное, настоящее, а не экранно-виртуальное действо.

Сначала он положил ладонь на ее пухленькое предплечье и, медленно его массируя, стал двигаться к ладони… Поняв, что ее увлажненные пальцы радостно отвечают ему, стал смелее и скользнул в район живота… Когда же она сама засунула его ладонь под кофточку, сама уложила его широкую кисть на свою мягкую величественную грудь, позволив его пальцам ощутить всю прелесть возбужденного соска, то оба разом потеряли голову… И пришли в себя только в конце ночи, на скромной кушетке в его пока еще холостяцкой конурке, но уже вдоволь насладившись запретными плодами запретной любви…

Татьяна не была красавицей, скорее её можно было бы назвать обаятельной, заметная полнота не столько ее портила, сколько сигнализировала о любвеобильной натуре… Однако привечала она далеко не всех, а тех, к кому испытывала тягу, а тяга просыпалась в ней почти безошибочно только к тем, кто мог удовлетворить её ненасытное чрево… Татьяна была старше Ивана на шесть лет, одна воспитывала семилетнего сына, но ни первое, ни второе не оттолкнуло молодого капитана, тем более, что у неё, кроме фонтанирующего вулканом полового инстинкта, был еще один огромный «плюс» — она жила одна в отдельной однокомнатной квартире, в то время как сынулик большей частью тусовался у её родителей, и не только днём, но часто и ночью…

Неудивительно поэтому, что приезд в городок в канун Нового года жены и сына Кострова не положил конец преступному союзу, но, как часто бывает, добавил гормональным системам любовников больше адреналина, сделав их встречи более страстными. И этот односторонний адюльтер длился почти три года — вплоть до выпуска из академии, которую майор Костров закончил с золотой медалью.

Всякий знает, что разводиться трудно только в первый раз, дальше — легче. То же самое можно сказать и об изменах — каждая последующая связь на стороне завязывается всё быстрее, всё проще, и воспринимается «изменником» не как нечто аморальное, а всё чаще — как «вынужденная необходимость», как то, на что он имеет право в силу сложившихся жизненных обстоятельств. Для Ивана приобретение любовниц стало своеобразным спортом, в котором он делал один успех за другим, двигаясь от победы к победе, покоряя все новые и новые вершины, медленно восходя к таким заоблачным высям, куда он не залетал даже на сверхзвуковых «Мигах»…

Где бы теперь ни служил Костров, будь то Одесса, Чита, Кабул или Москва, везде он находил «даму сердца», и не абы какую, а всё лучше и лучше. Каждая последующая любовница была либо краше, либо моложе предшественницы, а иногда и моложе, и краше в одном лице. При этом он помнил не только об удовольствии своих подруг, но в не меньшей мере — о покое супруги: его совсем не грела мысль о том, чтобы Вера проведала о его похождениях, потому что от такого знания жёны не просто стервенеют, но — и это хуже всего, — начинают строчить жалобы, адресуя их либо высокому командованию, либо дотошным и любознательным политотделам. За короткий срок Иван достиг почти идеального совершенства — с таким-то интеллектом! — в маскировке своих изменнических действий и сокрытии любвеобильных пассий, так что и те, и другие совершенно сливались с общим фоном его служебно-боевой деятельности.

Вполне закономерно, что прибыв в Святогорск, генерал Костров озаботился не только делами училища, но и поисками новой подруги. Теперь он достиг пика своей мужской формы, а потому был уверен: он может получить любую! И пусть задача изначально кажется сложной, а вершина — неприступной, — это лишь заводило генерала. Время, когда он довольствовался продавщицами и медсестрами, учительницами и бухгалтершами, товароведами и поварихами давно кануло в лету. Его влекли уже иные цели, манили иные дали! Трансформация в его душе была связана не только с ростом благосостояния и самооценки, но и с явлениями чисто физиологического порядка — с недавнего времени он понял, что искусность в сексе его более не греет так, как в молодые годы, что на первое место выходят Молодость, Красота и Ум. Иван Тимофеевич уверил себя: наконец-то он достоин Идеала! И главное в этом Идеале — духовно-телесная гармония! Отныне он знал, что его новая Любовь должна быть не только красива лицом и телом, но также обязана иметь безупречный эстетический вкус, гибкий интеллект, широкий кругозор и, самое важное, должна быть незаурядной творческой личностью с мощным креативом, Личностью если и не равной, то вполне сопоставимой с его персоной, в незаурядности которой генерал никогда и не сомневался. А кроме того ему хотелось, чтобы Она его любила, любила всей душой, всем сердцем, всем телом, и тогда — он решил это твердо, — он расстанется со своим «милым Верунчиком» и составит счастье новой возлюбленной!

Но где искать Идеал? Иван Тимофеевич решил, что начать нужно с мира богемы, который в провинциальном Святогорске представляли два театра — Драматический и театр Оперы и Балета. Служительницы Мельпомены, Терпсихоры и Талии тем более влекли его, что к своему вящему удивлению он обнаружил в своей доблестной биографии «страшный факт»: не только среди его любовниц, но даже и среди случайных «девушек на ночь» за двадцать пять лет активной половой жизни не было ни одной актрисы!

Но с какого из театров начать? Это, как водится, решил случай. В оперном давали премьеру — «Евгения Онегина» Чайковского и, как сообщила секретарша, которой он и поручил навести подробные справки о ближайшем театральном уик-энде, впервые на большую сцену должна выйти свежеиспеченная выпускница Новосибирской консерватории, лауреат двух российских и одного международного конкурса вокалистов Ольга Кравцова. Секретарша, бывшая под началом Кострова всего две недели, но уже успевшая раскусить его любвеобильный нрав, кокетливо добавила, что «по слухам, эта Ольга не только обладает чудесным сопрано с диапазоном в четыре октавы, но также хороша собой и, будучи местной уроженкой, вернулась в родной город только потому, что мэр Святогорска, знавший ее чуть ли не с детства по выступлениям на городских праздниках, лично ездил к ней в Новосибирск и уговаривал работать в святогорском театре, суля не только солидную (даже по московским меркам) зарплату, но также и квартиру в центре города, поскольку, как разносит молва, её звали сразу в два московских театрах…»