Похищенная викингом - Кейтлин Крюс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Торбранд… — прошептала она.
— Раньше такие желания я считал позором, — произнес он и вскинул голову. — Я пережил множество битв, конечно, они не могли на мне не отразиться. Что ж, я с лихвой расплатился за те раны, которые оставил на моем теле тот ирландец. — Норманн напряженно замолчал. Он устал, он измучен.
Эльфвина сама не заметила, как пальцы принялись поглаживать бок, на котором, она знала, были множественные рваные раны, будто в тело впивались когтями.
— Он убил мою мать, — произнес Торбранд, сверкнув глазами. — А я стоял и ничего не мог сделать.
Эльфвина тихо застонала.
— А потом, когда я лежал полуживой, весь в крови, он убил моего отца. — Лицо воина стало непроницаемым, словно камень. — Я видел его глаза перед смертью и понимал, что он разочарован во мне.
— Этого не может быть.
Торбранд широко распахнул глаза и посмотрел на нее. На невысказанный вопрос Эльфвина лишь покачала головой, и в этом ее жесте было что-то величественное, королевское.
— Этого не может быть. Жена умерла. Сын ранен и очень серьезно. Скорее, он был разочарован в себе.
Некоторое время Торбранд смотрел на нее неотрывно, взгляд был таким, словно она все же всадила в него кинжал. Его глубокий вдох был прерывистым и протяжным.
— Я пронес эту вину через всю жизнь, Эльфвина.
Она провела рукой по его груди и остановилась там, где билось сердце.
— Может, она никогда не была твоей, Торбранд.
В его глазах была только боль. Словно ее прикосновения тревожили старые раны.
— Я посвятил жизнь борьбе от имени всего нашего народа, я дрался снова и снова, надеялся исправить ошибки. Мне было невыносимо стыдно, что душа рвется к чему-то, кроме победы в бою, ведь я считал, что только славой и доблестью могу искупить вину перед семьей за то, что не сделал в страшный день гибели родителей.
Эльфвина вновь покачала головой, открыла рот, желая высказаться, но он остановил ее, прижав к себе. Теперь его темные глаза были совсем близко.
— Правда ли твои слова, или я просто желаю в них верить, но теперь я знаю точно, что готов отказаться от прежней жизни. Я буду счастлив сделать это. И причина в тебе.
Многие годы Эльфвина училась, как сдерживать эмоции и слова. Как скрывать чувства. И вот перед ней Торбранд, который считал себя виноватым в гибели родных, хотя сам чудом остался жив. И он предлагает ей выбор. Не богатый, возможно, но все же выбор. Он был внимателен, хотя мог вести себя иначе. Хочет взять ее в жены. Он обнимал ее после того, как она ранила его кинжалом, позволил выплеснуть всю ярость и не упрекнул ни словом. Он так же невозмутимо сделал ее своей женщиной в том источнике, заставив ощутить, что это она преподнесла ему в подарок свою невинность. Он не причинил ей боль в том понимании, в каком она ожидала, напротив, пробудил страсть, заставил желать большего.
Если она правильно поняла, сейчас он поделился с ней тем, о чем никому не рассказывал, позволил другому человеку увидеть себя уязвимым. Женское чутье подсказывало Эльфвине, что она должна принять и оценить этот дар, иначе не получит никогда ничего подобного.
Она прижалась к нему и дала себе слово доказать, что в ней есть храбрость и решительность, которыми в избытке была наделена мама. Но в ней они проявляются по-другому. Происходящее сейчас, в жизни имело значение большее, чем владение королевством или игры дяди. Или Рагналла. Это было самым главным.
Сердце Торбранда принадлежало ей, и она будет беречь его. Она обхватила руками его шею, приподнялась на носках, совсем забыв, как болят ноги, и заглянула в глаза. Она отдала ему свое сердце и была уверена, что их ждет счастье.
— Как-то я сказала тебе, что молюсь о мире и покое, — тихо произнесла она, — подальше от битв за границы и укрепленных бургов. Вне досягаемости королей и будущих королев. Не хочу думать о крови, пожалуй, только о том, как наша кровь соединится в наших дочерях.
— У нас будут дочери? — спросил он с улыбкой. — Скажу тебе, дорогая, если они будут похожи на их мать, я пойму, что боги милостивы ко мне.
Эльфвина не сразу поняла, что тоже улыбается.
— Я никогда не хотела быть королевой, даже великой правительницей, как моя мать. Я не представляю, что могу желать чего-то больше, чем быть твоей женой. Родить тебе сыновей и дочерей. И… — Она запнулась. Как же промолчать, когда он поделился с ней самым сокровенным? Что же это будет за союз? Возможно, для других практическая польза была важнее, но не для Эльфвины. Она хотела большего, хотела всего. — И я буду любить тебя всем сердцем, так долго, как нам будет отпущено.
Наступила тишина. Даже ветер стих. Замерли ветки деревьев. Солнце внезапно вышло из-за туч.
— И я всегда буду с тобой, Эльфвина. — Голос его был резким, но прикосновения нежными. Он смотрел на нее так, что на глаза наворачивались слезы. — Когда Рагналл призовет меня, я напомню ему о родстве, я попрошу его…
— Нет! — воскликнула Эльфвина. — Не надо идти против себя. Когда тебя призовет король, мы сделаем так, как он велит. Ты дал клятву, на карту поставлена наша честь. Я не позволю тебе запятнать ее, Торбранд. Никогда.
— Ты сурова, моя принцесса. — В его голосе мелькнуло удивление.
— Меня воспитали в вере, что долг женщины соткать мир, и не только ради своей семьи, прежней и новой, но и ради Бога. — Эльфвина вспомнила женщин, которые ее воспитывали и учили, о Милдрит и Этельфледе. Обе такие разные, занимающие разное положение, но в каждой жила уверенность, что она на том месте, на котором должна быть. Эльфвина всегда завидовала этому, но сейчас поняла, что ощущает то же самое. Ее место здесь, в объятиях Торбранда. — Могу ли я считать себя хорошей женой, если противлюсь тому, чтобы мой муж служил королю?
— Я тебя не заслуживаю, — произнес он, и в голове появились нотки боли.
Неужели этот могучий, сильный воин действительно верит, что говорит? Впрочем, он ведь много лет искренне считал, что виноват перед родителями.
— Это не так, — поспешно проговорила она. — Ты остановил меня на дороге и сделал своей женщиной. Заслуживает ли мужчина то, что
