Трое на велосипедах - Джером Джером

— Если уж пошла такая карусель, — сказала миссис Y., — то просто невозможно предсказать, где он окажется.

— Мы наведем справки завтра утром, — утешила ее миссис X.

— По-моему, эти Kneipe — ужасная вещь, — сказала миссис Y. — Никогда больше, покуда жива, не пушу туда Перси.

— Дорогая, — заметила миссис X., — если вы правильно себя поставите, ему туда и не захочется.

Ходят слухи, что ему и не хочется…

Но, как я уже сказал, ошибка заключалась в том, что карточку прикололи не к пиджаку, а к скатерти. А в нашем мире за ошибки приходится платить.

Глава XIV

Глава серьезная, так как она становится прощальной. — Немцы с точки зрения англосакса. — Провидение в форменном мундире. — Рай для недееспособного идиота. — Всепобеждающая немецкая сознательность. — Как, скорее всего, вешают в Германии. — Что случается с добропорядочным немцем после смерти. — Военный инстинкт — так ли он важен? — Немец в роли лавочника. — Чем он живет. — «Новая женщина» — здесь, как и везде. — Что можно сказать против немцев как нации. — Наше путешествие закончилось

— Этой страной может управлять кто угодно, — сказал Джордж. — Даже я.

Мы сидели в саду Императорского дворца в Бонне и любовались Рейном. Был последний вечер нашего путешествия; утренний поезд должен был стать началом конца.

— Я бы написал на листке бумаги все, что должен делать народ, — продолжал Джордж, — нашел бы солидную фирму, которая отпечатала бы эти требования во множестве экземпляров, и велел бы расклеить их повсеместно; все, больше ничего не потребовалось бы.

В безропотном, законопослушном немце наших дней, который с гордостью платит налоги и делает все, что ему велят те, кого Провидение соблаговолило назначить ему в начальники, признаться, трудно найти какие-либо следы его мятежного предка, для которого личная свобода была необходима как воздух; который выбирал судей, чьи приговоры имели лишь рекомендательный характер, а право их исполнения оставлял за своим племенем; который шел за своим вождем, но никогда беспрекословно ему не подчинялся; в Германии сейчас много говорят о социализме, но это тот же деспотизм, только под другим названием. Индивидуализм не привлекает немецкого избирателя. Он не прочь, чтобы во всем его контролировали и направляли; да что это я говорю «не прочь»? Он этого страстно желает. Он может быть не согласен — нет, не с правительством, а с его формой. Полицейский для него — бог и, похоже, останется таким навсегда. В Англии мы смотрим на людей в синих мундирах как на необходимость: они нам не мешают. Для обывателя он служит главным образом дорожным указателем; есть от него кое-какой прок и в кварталах с оживленным движением: он переводит через дорогу старушек. Кроме благодарности за эти услуги, вряд ли мы питаем к нему иные чувства. В Германии же, напротив, ему поклоняются, как кумиру, и любят, как ангела-хранителя. Для немецкого ребенка он Санта-Клаус и добрый волшебник в одном лице. Все блага исходят от него: Spielplatze, где можно поиграть, покачаться на качелях и покататься на гигантских шагах; песочницы, где можно повозиться; купальни и ярмарки. За шалости он наказывает. Все послушные немецкие мальчики и девочки хотят, чтобы полицейский остался ими доволен. Если он им улыбнулся, они замирают от восторга, а потом хвастаются этим. С немецким ребенком, которого полицейский погладил по головке общаться невозможно: он нестерпимо важничает.

Немецкий обыватель — солдат, а полицейский — его командир. Полицейский указывает ему, куда и как идти. В Германии у каждого моста стоит полицейский и сообтает всем правила передвижения по мостам. Если полицейского там не окажется, значит, он сидит под мостом и следит, чтобы река не нарушала правила движения. На вокзале полицейский запирает немца в зале ожидания, чтобы тот не натворил чего-нибудь себе во вред. В нужное время он его выводит и сдает с рук на руки проводнику — тому же полицейскому, только в другой форме. Проводник указывает ему, где занять место, когда выходить, и проследит, чтобы он вышел. В Германии вы за себя не отвечаете. Все делается за вас и делается хорошо. Вы можете о себе не беспокоиться, никто вас в этом не обвинит; заботиться о вас — долг немецкого полицейского. Если вы и полный идиот, то, случись что с вами, — отвечать ему. Где бы вы ни были, что бы вы ни делали — он отвечает за вас, и он о вас заботится, и заботится хорошо — что есть, то есть.

Если вы потерялись, он вас найдет; а если вы потеряете какую-нибудь вещь — он вам ее вернет. Если вы не знаете, чего хотите, он вам укажет. Если вам хочется чего-то, что пойдет вам на пользу, он достанет. Частные адвокаты в Германии не нужны. Если вы захотите продать дом или участок, государство возьмет сделку на себя. Если вас при этом обжулили, государство возбудит дело против мошенника. Государство вас женит, страхует и даже может для развлечения сыграть с вами в карты.

«Рождайся, — говорит немецкое правительство немецкому обывателю, — а остальное мы берем на себя. Дома и на улице, когда ты работаешь и когда отдыхаешь, когда ты здоров и когда ты болен, мы укажем тебе, что делать, и проверим, как ты это сделал. Ни о чем не беспокойся».

И немец не беспокоится. Там, где он не может найти полицейского, вывешено распоряжение местного полицейского участка. Он его прочитывает, идет и делает то, что там сказано.

Я помню, как в одном немецком городе — каком, не помню, но это не важно, случай этот мог произойти в любом — я увидел открытые ворота, ведущие в сад, где должен был начаться концерт. Если бы кто-нибудь захотел проникнуть в сад через эти ворота и таким образом попасть на концерт бесплатно, ничего не могло бы ему помешать. Более того, удобней было бы войти здесь, а не тащиться за четверть мили до других ворот. Мимо проходили толпы народа, но никто не попытался попасть в сад через эти ворота. Все понуро брели под палящим солнцем к дальним воротам, где стоял служитель и взимал плату за вход. Я видел, как немецкие подростки стояли на берегу пруда и с вожделением смотрели на лед. Они давно могли бы спуститься и начать кататься — лучшего и не придумаешь: взрослые и полицейские были далеко, за полмили, к тому же за углом, так что их никто не видел. Ничто не могло удержать их, кроме одного — сознания, что этого делать нельзя. Такие происшествия заставляют всерьез задуматься: а являются ли тевтоны представителями грешного рода человеческого? Не может ли так быть, что этот послушный, покладистый народ — ангелы, сошедшие на землю, чтобы отведать кружечку пива, пить которое, как известно, можно лишь в Германии?

В Германии проселочные дороги обсажены фруктовыми деревьями. Ничто не может помешать мальчишке или взрослому остановиться и нарвать плодов — кроме сознательности. В Англии подобное положение вещей вызвало бы бурю негодования. Дети бы сотнями мерли от холеры. Медики сбились бы с ног, пытаясь справиться с естественными последствиями обжорства кислыми яблоками и зелеными орехами. Общественное мнение потребовало бы, чтобы эти деревья в целях безопасности были обнесены забором. Садоводам, пожелавшим таким образом сэкономить на заборах и оградах, не позволили бы сеять по стране болезни и смерть.