Правда выше солнца (СИ) - Герасименко Анатолий

– Наточи меч, – повторил Кадмил. Потом кашлянул, добавил глухо: – И к родителям загляни, к приёмным. А то волнуются, наверное...

Интерлюдия 2. У меня никогда не было младшей сестры

Батим, Мировой дворец. 2195453 сутки, 829 минута. Удобный момент для неудобных слов.

«Когда-то над этой крышей было голубое небо, – думает Локшаа. – Когда-то здесь царил свет. Теперь мы смотрим сквозь закопчённое стекло на сплошную пепельную хмарь. Стоило ли вкладываться в прозрачную крышу? Расчёты, материалы, экран. Лучше бы построили Дворец под землёй. Меньше бы напоминал о старых временах».

Он чувствует на себе взгляд: в кресле справа сидит Тарвем. Его взгляд невозможно не почувствовать, это как щупальца, заползающие в мозг. Даром что Моллюск незрячий.

Локшаа поворачивает голову. Показалось. Тарвем восседает, выпрямив спину, будто кол проглотил; дымящиеся глазницы обращены к трибуне. Слушает. А может, притворяется – было бы что слушать. Да, верно, притворяется: вот и блокнот в руках. Моллюск что-то пишет, не глядя, стилосом. Небось, прокручивает в уме очередной мысленный эксперимент. Строит формулы, прикидывает соотношение реагентов и энергию активации. Настоящий учёный, жаль, что такой затворник. Было бы интересно поработать вместе.

Орсилора, которая сидит позади Тарвема, действительно смотрит на Локшаа. Прямо-таки дырку готова провертеть чёрными хищными глазищами. Как она всё-таки красива, когда злится. А злится она всегда. Вот и сейчас – так и рвётся устроить скандал. Хоть с чужими, хоть со своими. Всё равно, с кем.

Не сегодня, милая. Локшаа вежливо улыбается Орсилоре и смотрит влево. Хальдер утонула в кресле, слишком глубоком, слишком просторном для девы-птицы. Завернулась в плащ, закуталась в призрачную ткань крыльев, клонит голову к груди. Неужели дремлет? Нет, куда там: ресницы трепещут, вздрагивают тонкие ноздри. Нервничает. Ещё бы. Ей, наверное, сейчас тяжелей всех. Не считая, конечно же, Керты.

Смерть на меня, отвлёкся. Что там за шум на трибуне?

–…И хотелось бы подчеркнуть, что в данной ситуации мы не обсуждаем справедливость санкций, применённых к владетельной Керте. Меру возмездия за её проступок установил трибунал. Судебные решения не обсуждаются. Наша задача – распределить территории Лефны, которые в силу опять-таки решения трибунала подлежат отчуждению в пользу Содружества и Коалиции. Вместе с человеческими ресурсами.

Интересно, почему Такорда не поднимется на трибуну сам, а заставляет выступать от имени Коалиции эту девочку. Как её зовут, Лакурата? Молоденькая, неопытная, голос чуть ли не срывается.

А вот от Содружества выступает сам Веголья. Матёрый волк, вожак стаи. Верней сказать, матёрый змей, вожак… чего там у змей бывает, гнездо? Клубок?..

– Владетельная Керта была осуждена за промышленный шпионаж, и репарации соответствуют только этому её преступлению. Теперь же, когда мирные жители Содружества атакованы подданными Керты, мы требуем пересмотра судебных решений. Если понадобится – нового трибунала.

– Протестую!

Это, конечно, Керта. Не удержалась. Зря. Лакурата на трибуне морщится, качает коротко стриженной головой. Веголья смотрит презрительно. Изо рта на миг показывается и тут же прячется что-то блестящее, черное, гибкое.

– Шпионаж? Совершенно оскорбительная формулировка! – Керта привстаёт в кресле. –Признания моих людей получены под давлением! Я сама испытывала давление!

– Скажите ещё – магическое воздействие!

Айто. Смазливый блондин с татуированной рожей, прихлебатель Вегольи. Как обычно, кричит прямо с места. Что ж, легко быть горластым и наглым, когда за спиной – Содружество. Пусть даже ты мелкая сошка, которую взяли в долю только из-за того, что в твоих землях много отличных курортов, и Веголье жалко было их бомбить.

– Керта, вы отправляли к нам лазутчиков-смертников и присваивали чужие разработки! –патетически восклицает Айто. – Как это ещё назвать? Шпионаж!

– Прошу прекратить оскорбления! – Керта стучит кулаком по подлокотнику кресла.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Коллеги, требую порядка в зале собраний! – громыхает председатель, старый Нонке.

Локшаа закатывает глаза. Превратили-таки совещание в базарную склоку. Подлец Айто провоцирует всех с самого начала и, смерть свидетель, понемногу добивается своего. Ещё пара таких выпадов – и переговоры сорваны. Непонятно только, зачем он это делает. Не от скуки же.

Тарвем поворачивает бесстрастное лицо с дымящимися провалами глаз:

– Ты хотел выступить. Сейчас самое время.

– Да разве его услышат в этом гаме? – рычит Орсилора с тихим бешенством.

– Обождём, – отвечает Локшаа, сбивая щелчком пылинку с форменных брюк. – Пускай сперва утихомирятся. Тогда скажу.

– Так весь день просидеть можно, – фыркает Орсилора.

Хальдер вздыхает – еле слышно, тонко. Мучительно.

Лакурата на трибуне пытается вернуть разговор в прежнее русло:

– Коалиция считает пересмотр дела нецелесообразным. В Лефне имел место локальный конфликт. Независимая комиссия сочла его делом рук террористов. Это силы сопротивления, местные жители, которые не желают распада страны. Их деятельность заслуживает самого сурового пресечения, но не стоит видеть за каждой террористической атакой волю уважаемой Керты.

– Это её подданные! – кричит Айто. – Богиня в ответе за своих подданных!

– Коллеги, коллеги! – Лакурата не выдерживает, наклоняется к микрофону, так, что голос, усиленный аппаратурой, становится бубнящим и гулким. – Мы все помним, чем может обернуться для Батима открытый конфликт. Так вот, ситуация в Лефне… Коллеги, прошу внимания! Она может стать началом конфликта…

– …Да, мои подданные! – разносятся по залу слова Керты. – Я в состоянии разобраться со своими людьми! Не лезьте в мою страну, Айто!

– Вы потеряли все права на страну, когда попались на воровстве чужих разработок! – смеётся Айто.

Гигантским мягким комом обваливается тишина. Нонке наконец-то воспользовался правом председателя на использование «сферы немоты». Гудит над притихшим собранием: «Соблаговолите учесть… Для эффективного достижения целей настоящего заседания… Только участвующие в голосовании представители… Представители, на чей голос наложено вето, считаются участвующими на правах наблюдателей…»

Спорщики нехотя опускаются в кресла: Айто – блудливо ухмыляясь татуированными губами, Керта – нервно потирая руки. Она никогда не была красавицей, но сегодня выглядит просто ужасно. Запавшие глаза, тусклая кожа, волосы похожи на гнездо неряшливой большой птицы. И похудела, кажется, ещё больше с тех пор, как её видел Локшаа; а это было всего неделю назад.

Веголья и Лакурата сходят с трибуны. У них кончилось время, отведённое на выступление, а ничего по существу так и не решено. Веголья, однако, выглядит довольным, словно всё идёт по намеченному плану. Чего не скажешь о Лакурате, которая едва не плачет от досады и унижения. Локшаа немного жаль её. Да, война может начаться хоть завтра, хоть сейчас, из-за любой мелочи. Очень верные слова, очень правильные. Лакурата, несмотря на молодость, дальновидная и умная девочка. Именно поэтому её никто и не слушает. Никто никогда не слушает молодых. И тем более – умных. Поживи сперва, дитя, наберись опыта, набей шишек. Научись скрывать свой ум: так безопасней. И однажды, лет через шестьсот, когда вокруг останутся сплошь дымящиеся от магии руины, ты выйдешь из бункера и скажешь тем, кому не посчастливилось выжить: «Я ведь говорила…»

Почему всё-таки Такорда сам не выступает от имени Коалиции?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Из раздумий выводит толчок в плечо. Орсилора протянула руку за спиной у Тарвема и тычет Локшаа в бицепс, туда, где пришит шеврон. «Ну, давай же! – словно бы говорит её яростный взгляд. – Чего медлить?!»

Локшаа, дождавшись, когда добубнит председатель, поднимает над головой сигнальный шар. Вспышка белого света. Нонке вглядывается в зал:

– Слово предоставляется владетельному Локшаа, хранителю Изумрудной поймы, хозяину Верхних степей, господину Каменного леса, главнокомандующему армией Северного Торгового Союза.