Мама для Совенка (СИ) - Боброва Екатерина Александровна

— Тише, тише, маленькая моя, — Фильярг посадил к себе на колени, обнял, укачивая, как ребенка, — тебе сейчас больно, непривычно одиноко, но, обещаю, это пройдет. Ты привыкнешь оставаться одной. Запомни, Юля, не меньше часа в день, иначе, клянусь, стану дарить куклы, — девушка не сдержалась, фыркнула, представив Фильярга с куклой в руках, — но сегодня хватит и пятнадцати минут.

— Видишь, — обрадовался он, — ты уже улыбаешься. Не все так страшно, правда? — и протянул ей носовой платок.

Юля взяла, вытерла слезы. Все действительно оказалось не так уж страшно. Она потихоньку начала ощущать себя прежней — взрослой тетей. Тяга к подвигам испарилась, вместо нее пришло смущение — расселась на мужских коленях, еще и обнимать себя позволила.

— Спасибо вам, — поблагодарила, отстраняясь. Фильярг понял. Помог подняться, придерживая за плечи, словно не в силах отпустить, легко коснулся губами лба.

— Вам спасибо, ассара, — снова перешел на официальный тон, — и простите, что заставил плакать. Обещаю, это в последний раз.

— Не извиняйтесь, — качнула головой, — я все понимаю. Блокировка нужна, вы правы. И если я не справлюсь, — если у нее не хватит духа закрываться от Совенка по часу в день, — я сама попрошу вас купить мне куклу.

— Договорились, — рассмеялся Фильярг, крепко прижал к себе и тут же отстранился.

— Идемте, я вас провожу, — предложил и, не дожидаясь согласия, уверенно взял за руку.

У себя Юля первым делом наведалась к Совенку в спальню. Воображение рисовало жуткие картины собственного предательства — именно так ею ощущалась блокировка, но реальность оказалась мирно-сопящей. Деть не проснулся, спокойно пережив все манипуляции, и Юля окончательно успокоилась. Легонько поцеловала Аля в лоб, поправила одеяло и спустилась в гостиную. Постояла у панорамного окно, бездумно глядя на светящийся внизу огнями город, на лунную дорожку, пересекающую гладь озера.

Восстановила связь, выпустив воображаемого Совенка из комнаты. Душу наполнило привычное тепло и уже казалось немыслимым снова лишиться этой наполненности.

И как она справится? Юля покачала головой. Отражение ответило тем же. Внутри горечью шевельнулось одиночество. Тянущей болью отозвалась тоска по дому. И захотелось вернуться. Врубить телевизор. Вслушаться в бред ток-шоу. Отключить вечно пребывающие в стрессе из-за чужой речи мозги. Поболтать с подругами — ни о чем. Поржать над вечно попадающей в проделки Надькой. Выслушать давно ненужные наставления от мамы и пообещать не возвращаться поздно домой.

Сожаление ядом вползало в душу…

— Самка двуногого червяка! — взрывом в мозг ворвалась чужая речь.

— Калкалос! — подпрыгнула Юля, ощущая, как хмарая печаль исчезает, точно тьма при вспышке свето-шумовой.

— Ждала кого-то еще? — ревниво осведомились в голове. Губы девушки расползлись в улыбке. Этот дракон действовал на нее как полбутылки виски на голодный желудок.

— Только тебя, жаба с крыльями, — призналась честно.

— Выходи давай, лысая личинка.

Юля аж подпрыгнула от волны неконтролируемого восторга. Где-то на горизонте сознания мелькнул укоризненный облик Четвертого, но был затерт крылатым силуэтом.

Дракон рисовался. Прошелся мимо балкона на бреющем, сделал пару бочек, потом свечкой взмыл вверх, завершив пилотаж мертвой петлей. Спикировал вниз, в последний момент затормозил и почти аккуратно вцепился когтями в балюстраду балкона. Почти, потому как камень под когтями начал крошиться и трескаться. Ящер вытянул шею, обнюхал девушку, облизнулся, прикрыл желтые с вытянутыми зрачками глаза и вдруг предложил:

— Полетаем, двуногая самка?

Юля беспомощно оглянулась. Она бы с радостью, но…

Но Совенок спит, — тут же принялся нашептывать голос искушения, — Филь снова в ванной, Третий наверняка занят. Кому помешает ее прогулка сейчас ночью? Никто и не заметит, если она отлучится.

— Только ненадолго, — проговорила нерешительно. Внутри здравый смысл боролся с желанием плюнуть на всех и отдаться на волю приключения. Дворец уже воспринимался золотой клеткой, а свобода сидела на перилах и подбадривающе качала головой.

— Звезды не успеют потеплеть, как мы вернемся, — клятвенно заверил ее калкалос, и Юля решилась. Забралась на перила, радуясь, что не успела переодеться. Глянула вниз, на мощеные дорожки парки, в темноте показалось, что невысоко, но с колен вставать не стала. Добралась до крыла. Замерла в нерешительности, оценивая посадочное место.

— Шевели отростками, личинка, — подбодрил ящер, — или боишься, что уроню? Не бойся, привяжу магией твое хрупкое лысое тельце.

И вытянул крыло, утыкая край ей в коленки. Какие там полбутылки виски?! Литр водки, не меньше, именно так ощущала себя Юля. Внутри пузырьками щекоталось предвкушение, адреналином в крови бежал азарт. Держась за крыло, она встала, осторожно наступила в кроссовках на кожистую поверхность, дотянулась до шипастого гребня, подтянулась на коленках по чешуйчатому боку. Бок был теплым, а еще он мерно колыхался в такт дыханию зверя.

— Какая увесистая личинка, — проскрипел ящер, Юля замерла, только потом сообразив, что калкалос шутит.

Перенесла одну ногу через гребень, устраиваясь между самими большими шипами. Крепко обхватила тот, который был перед ней.

— Если начнешь падать, — «порадовал» ящер, — кричи, поймаю.

— Если уронишь, — предупредила Юля, — тебя закопают.

И они стартовали. Дракон развернулся, распахнул крылья, проваливаясь вниз на пару метров. Юля охнула, вцепившись в гребень. Но выпендриваться ящер не стал. С десяток мощных взмахов — и они вышли на крейсерскую скорость, набрав нужную высоту. Впереди стремительно приближалось пятно огоньков — город, под крылом проносилась мерцающая гладь озера, а за спиной — Юля оглянулась — красно-сизым мигал дворец.

— Красиво как, — выдохнула, не ожидая столь яркой подсветки.

— Это тревога сработала, — меланхолично пояснили в голове, — сейчас сигналки включатся.

И точно взревело так, словно десяток пароходов заявили свое право подойти одновременно к пристани.

— Твою мать! — выругалась Юля. Теперь не стоило и рассчитывать на то, что их прогулка останется незамеченной.

Когда Четвертый вышел из душа — третий раз за вечер! — то обнаружил в комнате Харта. Брат являл собой замершую около окна статую. При виде Фильярга он даже не повернулся, продолжая всматриваться в темноту за окном.

— Мне казалось, ты сегодня собирался научить блокировке нашу драгоценную ассару? — спросил внезапно.

— И научил, но ты знаешь, как непросто ассару отгородиться от подопечного в первые дни единения, — ответил Фильярг, ощущая, как внутри растет раздражение на неурочный визит.

— Жаль, — Третий развернулся от окна, активировал браслет связи, — значит, придется действовать иначе.

— Действовать как? — спросил Фильярг, уже понимая, что Третий не просто так заявился на ночь глядя в его покои.

— Ты проиграл, братец, — вместо ответа заявил Третий и вдруг ухмыльнулся: — Завтра лично займусь обучением этой… гм, ассары.

В этот момент за окном полыхнуло красно-сизым, а через секунду взвыли сирены. И Харт тут же погрузился в мгновенно активировавшееся общение с охраной дворца.

Фильярг взлетел на второй этаж, нацепил браслет связи, активировал, лихорадочно вслушиваясь в переговоры:

— Засекли калкалоса?

— Так точно, ваше высочество, уходит в сторону побережья.

— Тревогу снять, двойку чарксов в наблюдение. Вмешиваться только при грозе жизни.

Слушал, не понимая, при чем тут Юля. И тут память подкинула ящера, проявившего странный интерес к девушке. Но если Третий поднял в воздух двойку чарксов…

— Жыргхвова задница, — выругался, мечтая, добраться до поганки и придушить, а потом хорошенько отшлепать. Ни на что не надеясь, затребовал доклад от своих людей, но доступ в покои ассары он им закрыл, потому ситуацию его команда поймала в завершающей фазе, о чем и доложила и даже попробовала успокоить: «Вы не переживайте, ваше высочество, она уверенно на нем держалась, сразу не свалится».