Побеги любви - Стюарт Мэри

– Я не имею в виду сейчас, но позже, когда вы захотите меня.

– Ты думаешь, что можешь говорить мне такое, и я потом буду ждать…

– У меня не было намерения сейчас увлекать вас в постель, – быстро сказала она.

– Почему?

Легкий румянец окрасил ее щеки.

– Я имела в виду вечер, когда уже темно и… – Она не закончила фразу.

Уоррик, настолько готовый прямо сейчас войти в нее, что с трудом сдерживался, понял, в чем дело.

– Я забываю все время, что ты девушка. Мне бы хотелось, чтобы это было не так, но – иди и не показывайся мне на глаза до захода солнца – но к этому моменту будь уже в моей постели. Только не ожидай, что я исполню твою просьбу, прежде чем возьму тебя один, а скорее, два раза. Похоже, что я вообще не дам тебе отдыха до утра.

Легкий румянец на ее щеках превратился в пунцовый, прежде чем он закончил. Она молча кивнула и поспешила прочь. Ее отсутствие, однако, не охладило его, и это неудобство начинало уже бесить его.

Проклятая девица, что заставляет его реагировать так сильно? Сначала была всепоглощающая ярость, которая требовала мести, а теперь сжигающее его вожделение. И это внезапное странное его смягчение в деле с юным Ферганом, и даже по отношению к лорду д'Эмбрею, который испытывает его терпение уже в течение двух лет.

Случайное совпадение – или тоже результат того глубокого воздействия, которое Ровена оказывает на него?

33

Он уехал, но Ровена не была посажена в темницу, как она боялась. Он даже не поднял ее, чтобы она приступила к своим обязанностям, а оставил выспаться – в пустой комнате.

Уоррик попрощался с ней, однако, на рассвете. Она помнила это смутно, помнила, что он сжал ее в своих объятиях, прижал к себе и нежно поцеловал. Нежно? Да, она не ошибается в этом, потому что губы у нее воспалены и сейчас еще, и все же его поцелуй не причинил ей боли. Но она тут же опять провалилась в сон, как только он вновь положил ее на кровать, усталость после ночи, проведенной с ним, притупила ее интерес к тому, что он уезжает или вообще к чему-нибудь.

Теперь, когда она проснулась, ей стало интересно, почему он так ее поцеловал – непохоже на все его поцелуи, которые она получала – и давала – в течение этой долгой ночи. Ее воспаленные губы подтверждали то, что другие поцелуи были не столь нежны. Это не значит, что они ей не нравились. Удовольствие, которое она получила, намного превосходило то небольшое неудобство, которое испытывала. И сейчас, когда она вспоминала об этом, то удивилась, почему Уоррик был таким ненасытным.

Ясно, не потому, что она высказала вслух свое желание ласкать его. И все же – все же он нашел ее вскоре после того, как она покинула зал вчера днем, и отвел ее в свою комнату, где он показал ей последствия того, что она так раздразнила его.

Он был столь возбужден, что это получилось через несколько мгновений после того, как он уложил ее в постель. Она испытывала сначала неудобство, когда он погрузился в нее, но потом его бурлящая страсть была возбуждающа, и уже на втором движении ей хотелось того же, что и ему, а на третьем она потеряла голову. После чего он любил ее более связно, но с тем же пылом. И это было любовью, потому что он давал больше, чем брал, ни слова не упоминая о том, что стоит между ними.

В какой-то момент они оба почувствовали, что проголодались, и он пошел будить повара. Но это оказалось не нужно, потому что кто-то оставил подносы с едой в ближней комнате для них, так же как воду для умывания. Они оба поели, хотя пища была холодная. Они совсем потеряли счет времени.

Но ночь еще не кончилась, и Ровена не забыла о том, с чего она началась. Не забыл и Уоррик. Однако только после того как он убедился, что это иллюзия – пытаться заставить его орудие вновь оживиться, то согласился выполнить ее просьбу. И все же ошибся, потому что все равно не смог лежать перед ней слишком долго.

Дважды он пытался сдерживаться и каждый раз, когда терял контроль над собой, бросался на нее как дикарь, чтобы овладеть ею. Она начала облизывать его, начиная с шеи, медленно перемещаясь к плечам, потом по его крепким рукам, по его груди. Ей хотелось вылизать каждый дюйм его тела, но она еще не дошла до низа живота, как он втянул ее обратно в постель и вошел в нее. И пока он не выдохся, ей так и не удалось закончить то, что она хотела, и даже сейчас она вспыхнула, вспомнив его горячность и те звуки удовольствия, которые она из него исторгала.

Это казалось сейчас сном, то, какой он был с ней; настолько отличалось от того, что было раньше. Ни разу он не показал себя с жестокой стороны. И она изумилась теперь, когда припомнила, как часто он смеялся. Ночь, которую она никогда не забудет.

Чего она не знала и не узнает пока, потому что он уехал, – было ли его поведение результатом того, что она его соблазнила, или просто временное улучшение. Он прибудет обратно меньше чем через неделю, сказал он ей, но уже сейчас этот срок казался ей бесконечным.

Ровена вздохнула и стала одеваться. Она знала, что слишком нетерпелива, нереально предполагать, что она сможет так скоро усмирить дракона. Одна ночь не меняет человека. И одно маленькое напоминание о том, что разжигает его мстительность, – и он опять начнет выдыхать свое пламя. Но прогресс несомненен. Этого нельзя не заметить. И она не могла отрицать, что соблазнение Уоррика де Чевила не оказалось столь уж неприятным для нее делом, как она предполагала. Нет, это было приятно.

Она не знала, как уже поздно, пока не вышла в зал и не увидела на полу полоски света, которые обычно там бывали днем. В широкой комнате почти никого не было за исключением нескольких служанок. Одна из них Милдред, и она поспешила навстречу Ровене, увлекая ее за собой в кухню.

Ровена удивилась и спросила:

– Разве безопасно теперь, когда он уехал, если нас увидят разговаривающими?

– Черт с ним, с его приказом, – ответила Милдред. – То, что я узнала, не может ждать удобного случая. Но почему ты не огорчена его отъездом?

Ровена усмехнулась.

– Потому что я не в темнице.

– Нет, я не об этом, я о том, куда поехал лорд Уоррик. Не может быть, что ты не знаешь!

– Не знаю чего, Милдред? Уоррик сказал только, что он уезжает ненадолго, но не говорил, почему он уезжает. – Ровена начала хмуриться. – Этого не может быть, что на войну, нет, на столь короткое время.

– Нет, не на войну, на поединок. Гилберт вызвал его, и Уоррик поскакал на встречу с ним – лицом к лицу.

– Боже милостивый, один из них умрет. – Ровена побледнела.

Милдред посмотрела на нее.

– Конечно, – сказала она нетерпеливо. – Но сначала они узнают друг друга.

Ровена едва ли слышала ее, потому что в мозгу проносились картины того, какой Гилберт высокий, как хорошо он владеет мечом и насколько Уоррик склонен к честному бою, тогда как Гилберт – наоборот. Она почувствовала дурноту, поскольку перед ее глазами возникла картина – Уоррик лежит на земле… кровь…