По следам Добрыни - Анатолий Членов

Правда, Микулу нет возможности отождествлять с какой-либо летописной фигурой (летопись не называет поименно ни одного соратника Олега да и вообще заинтересована в максимальном замалчивании деятелей из Древлянского политического лагеря), но это дела не меняет. Микула, подобно Добрыне, Владимиру и Вольге, никакой не миф, а историческая личность X века. И притом личность, воспетая былиной именно потому, что сыграла в описываемых событиях значительную роль.

Особое внимание привлекают в этой связи победа Микулы и наличие у него войска. «Сила Микулушкина» – не просто войско, в котором он рядовой воин среди других приглашенных князей-пахарей. Былина говорит о войске, которым Микула командует! Но ведь командиром целого войска Древлянской земли не мог стать случайный человек. В той конкретной обстановке перед нами фактически командующий Южным фронтом новгородско-древлянской коалиции.

Выбор командира такого масштаба был очень серьезен, ибо совершался в канун военных действий, от которых зависела судьба не одной Древлянской земли, но и Новгородской, да и всей Руси. Выбор такого командира принадлежал Добрыне.

Микула командовал не княжеской дружиной, он возглавлял спешно созванное земельное ополчение (не обязательно только крестьянское, в него могли входить и горожане). Сам созыв ополчения объясняет многое: он свидетельствует о том, что Древлянская земля в катастрофе, постигшей армию Святослава, лишилась своей постоянной дружины. Конечно, у Олега оставался отряд телохранителей и какие-то старые бояре, но молодых, «кадровых», командиров для руководства боем почти не было. Такое ослабление боевой силы Древлянской земли объясняет многое в трагической истории 70-х годов. Можно сказать, что созыв ополчения спас Древлянскую землю на краю пропасти, вернув ей армию, и дал всей славянской партии несколько выигранных лет.

От плуга – в бояре! Созыв ополчения, несомненно, предшествовал Вышгородской встрече. Не имея воинской силы на Юге, нельзя было бы предъявлять Ярополку никаких требований. Но приглашение Микуле делается позже, видимо в самый канун войны. По существу, это не столько эпический символ приглашения пахарей на княжескую службу вообще, сколько торжественно обставленное приглашение князем одного человека на пост командира ополчения.

Неужели сам князь объезжал всех пахарей своей земли, чтобы пригласить их в войско? Даже если допустить, что Олег объезжал всю землю, чтобы лично воодушевить крестьян и горожан перед войной (что вполне вероятно), объезд пашен для личной беседы с каждым пахарем был бы нелепицей, огромной и бесцельной тратой времени.

Нет, юный Олег Древлянский поехал явно к одному Микуле. Он поехал к нему в сопровождении блестящей свиты, описанной в былине (как если бы речь шла о Вышгородской встрече князей!). Князь осадил коня на скаку возле пахаря, шедшего за плугом, и – возвел Микулу в бояре. После чего тут же поставил его во главе земельного ополчения[96].

Конечно, это была сознательная, продуманная Добрыней демонстрация опоры на свободное крестьянство. Она была, в частности, обещанием крестьянству захваченных Свенельдом земель и призывом бежать в свободные земли и вступать там в ополчение. Вероятно, прямо от плуга русских людей не возводили в бояре ни до ни после. Былине было что запомнить!

Присмотримся поближе к некоторым параллелям той же эпохи. Кожемяка, бегло упомянутый выше, победил в единоборстве печенежского богатыря и этим купил для Руси три года мира (использованные для строительства крепостей на печенежской границе). За это Владимир возвел его в бояре («великие мужи»). Мало того, Владимир возвел в бояре и его отца – за то, что тот вырастил сына-героя.

То же мы видим и в былине. Илья Муромец – крестьянский сын. Но не следует заблуждаться: он – старший из богатырей, то есть предводитель княжеской дружины. Это означает, что он стал боярином!

Однако ни Илья, ни кожемяки боярами не родились. Эти люди из народа возведены Владимиром в боярство за выдающиеся заслуги, им доверены высокие посты в обход родовитых людей. Перед нами своеобразное «мужицкое боярство» Древлянского дома. Естественно, правом возводить в бояре обладал каждый князь. Да только известно «мужицкое боярство» лишь при Владимире, оно было его программной политикой.

И это очень серьезная политика – русский вольный вечник (безразлично, смерд или горожанин) имел ряд прав: на личную свободу, на участие в вече и думе (то есть на личное или через выборных участие в решении государственных дел), на землю, на оружие. Но среди них было и право на свободный доступ за заслуги в высшее сословие, в бояре. При отнятии у народа оружия и веча о свободном доступе простолюдина в боярство не могло быть и речи. Церемония на пашне напоминала, подчеркивала, что осуществить и защитить свое право на доступ в боярство смерд может, только сражаясь под Древлянским знаменем!

Почет, оказанный Микуле, был высоким и символичным. Этим и объясняется его былинное отчество – подчеркнуть крестьянское происхождение Микулы для былины гораздо важнее реального имени его отца. Само же имя Микулы – древнее языческое славянское имя (к нему, между прочим, восходит имя немецкой земли Мекленбург: это онемеченное «Микулин бор»).

Разумеется, можно подойти к эпизоду и несколько скептически и предположить, что былина сильно приукрасила происшедшее. Что Олег на самом деле просто приехал к Микуле домой (что тоже было высокой честью), а былина перенесла действие на пашню. Но, во-первых, и в таком варианте церемония все равно подчеркивала, что мужику под Древлянским знаменем открыт путь в бояре. А во-вторых, непохоже, чтобы пашня была придумана ради эпических условностей. С былинной фантастикой, полной всяческих чудес, абсолютно реалистическое описание пашни не имеет ничего общего. Это описание пашни составляет важный элемент былин о Микуле.

Более того, создается впечатление, что описана не символическая древлянская пашня вообще (конечная морена ледника отнюдь не покрывает всю Древлянскую землю), а конкретное место. То есть пашня, бывшая собственностью одного человека, Микулы. (Кстати, поиски ее точного места краеведами могут оказаться не безнадежными.)

А почему выбор Добрыни пал именно на Микулу? Сведения былин смутны. Некоторым намеком может служить то, что, по былине, его расправа с разбойниками предшествовала встрече с Вольгой. Это надо понимать так, что Микула уже успел отличиться каким-то боевым подвигом. Возможно, при отражении внезапного конного рейда Люта Свенельдича в глубь Древлянской земли. Но возможны, конечно, и другие мотивы.

Тесть Добрыни. Все, что сказано выше о фигуре Микулы Селяниновича, достаточно знаменательно само по себе. И однако нас ждет еще сюрприз. Микула не только реальная личность и боевой соратник Добрыни. Он еще и его тесть!

Более 120 лет назад П. А. Бессонов сделал наблюдение, что Настасья Микулична, былинная жена Добрыни, идеальный женский образ былины, есть дочь Микулы Селяниновича! Вот что он писал: «Микула, не как Премысл (фигура чешской истории и эпоса. – А. Ч.), не дает детей своих в царство. У него нет сыновей, у него три дочери, но зато все „поляницы“, все героини. Они пошли за богатырей… Младшая, Настасья Микулична, кроткая и изящная, верная мужу во всех искушениях, жена Добрыни»[97]. Ее он причислил к лучшим образам женщин во всем народном творчестве.

В этой связи стоит подчеркнуть, что перед нами в ее лице уже шестая древлянская богатырская фигура. Но для нас важней другое – историчность Микуличны. Речь идет о том, что реальный Добрыня взял в жены реальную Микуличну – дочь того человека, которого сам поставил в командующие своим Южным фронтом, которому доверил оборону родной Древлянской земли.

В 70-х годах X века женщину эту звали, конечно, не Настасьей, у нее было иное, языческое имя. Но дело не в имени. Такой брак Добрыни политически, в обстановке назревавшей гражданской войны, был равен династическому браку. Жена-боярышня из вчерашних мужичек стоила на внутриполитической арене в тот момент любой иноземной принцессы крови. И даже больше. Это была наглядная демонстрация того, что простолюдину за боевые заслуги открыт не только доступ в бояре, но даже совершенно, казалось бы, немыслимая честь – возможность породниться с Древлянским княжеским домом! Такая демонстрация со стороны Добрыни тоже была рассчитана на всенародный резонанс – и, как видим по былине, она его получила.

Не следует представлять себе Микуличну единственной женой Добрыни. Подобно всей высшей знати языческой эпохи, Добрыня был, конечно, многоженцем. Этого требовали не просто общепринятые нравы, но и престиж, и политические интересы его знатного рода.