Тень любви - Констанс Хевен

Кристина умолчала, что ее отец, который весь спектакль просидел, облокотясь на спинку кресла, при выходе Кейт вдруг выпрямился, взял бинокль и не отрываясь долго и пристально смотрел на ее сверкающую фигуру. Затем он вновь откинулся и нахмурился. Кристине очень захотелось знать, о чем он подумал в этот момент.

В последний раз накануне бала Кристина увиделась с Дэниелом, как обычно, во вторник, когда он пришел встретить ее после работы. Дэниел настойчиво предлагал ей пройтись вместе до Сант Пола, намекая, что он хочет показать ей что-то очень важное.

Когда они проходили мимо Ньюгейтской тюрьмы, Дэниел внезапно остановился, глядя на огромную черную толпу у ворот тюрьмы, и его рука крепко сжала локоть девушки.

– Мне было чуть больше шести, – прошептал Дэниел, – когда я стоял рядом с матерью и смотрел, как вешают моего отца за преступление, которого он не совершал.

– О, ужас! – воскликнула Кристина, шокированная болью и ненавистью в его голосе.

– И однажды, – продолжал Дэн, словно не слыша ее голоса, – я поклялся, что заставлю ответить виновных за эту несправедливость.

Дэн, казалось, вздрогнул от воспоминаний, но спустя несколько секунд успокоился.

Кристине очень хотелось расспросить его подробнее, но она не посмела. Когда-нибудь придет время, он сам ей все расскажет. Вместо этого девушка сказала:

– Нужно поторапливаться, а то я опаздываю домой. Что вы хотели мне показать?

Хотя Кристина прожила в Лондоне почти всю жизнь, а Дэниел всего несколько месяцев, он уже изучил город лучше ее. Дэниел нашел несколько путеводителей, много бродил по улицам и любил поддразнивать девушку тем, что она так плохо знала свой родной город.

– Это недалеко, – ответил Дэниел, – но придется идти через базар. Наконец они вышли на окраину города к развалинам старой часовни. Огромные валуны, поросшие мхом, обломки каких-то каменных строений и сама полуразрушенная часовенка – от всего этого неуловимо веяло духом средневековья и умиротворяющего спокойствия.

– Мне понравилось это место с первого раза, – сказал Дэниел, – хотя иногда я думаю, далеко ли мы ушли от средних веков? Законы все так же суровы, дети все так же умирают в нищете, а в сердцах людей все так же мало сострадания. – Дэниел виновато улыбнулся. – Меня снова заносит, да? Это мой конек. Вам следует меня останавливать.

В часовне было темно. Пахло давно сгоревшими восковыми свечами. У дверей Кристина, порывшись в своей сумочке, достала несколько мелких монет и, поднявшись на носки, потянулась, чтобы бросить их в ящик, прибитый к двери. На нем была видна надпись: «На ремонт храма». Но Ящик висел слишком высоко, тогда Кристина встала на камень, лежавший на полу. Камень внезапно покачнулся, и она непременно упала бы, если бы Дэниел не подхватил ее.

Когда молодой человек ощутил под тонкой тканью легкого летнего платья живое тепло молодого девичьего тела, все его здравые зароки куда-то исчезли. Дэниел откинул назад с ее головы шляпку, приподнял подбородок и впился долгим поцелуем в губы. Кристина, ошеломленная, стала сопротивляться, но потом затихла в его руках, чувствуя только, как странная слабость разливается по всему ее телу.

Дверь часовенки внезапно отворилась, и вошел какой-то человек. Он удивленно взглянул на молодую пару, а потом снисходительно улыбнулся влюбленной парочке, нашедшей уединение в старой заброшенной церквушке.

Дэниел отпустил Кристину. Девушка, будто в шоке, постояв неподвижно минуту, стала дрожащими руками надевать шляпку.

– Ты, наверное, сердишься на меня? – спросил, Дэниел, впервые обращаясь к ней на «ты».

– Нет, но думаю, нам лучше идти. Сейчас уже, наверное, очень поздно. Надо будет взять кеб.

– Да, конечно, – ответил Дэниел.

Они вышли из часовни и, пройдя через базар, остановили у Ньюгейтской тюрьмы кеб. Дэниел подсадил Кристину и, держась за дверцу кеба, спросил:

– Когда я тебя снова увижу?

– Боюсь, не раньше дня рождения Гарри.

– У меня что-то для тебя есть. – И Дэниел достал из внутреннего кармана небольшой сверток и протянул его Кристине. – С днем рождения, Кристина!

– Как бы я хотела, чтобы ты был на балу, – неожиданно сказала Кристина. – Ты и Кейт.

– А что бы сказал твой отец? – тихо спросил Дэниел. Он закрыл дверь и быстро пошел прочь, зная только одно, что эта удивительная летняя идиллия, эти несколько коротких недель горько-сладкого счастья, должны скоро закончиться. Скоро, очень скоро она все узнает, и они расстанутся.

Кристина не разворачивала сверток, пока не пришла в свою комнату. Закрывшись, она сняла бумажную обертку и увидела крошечную шкатулочку, какие раньше использовали для хранения пилюль, или, иногда светские дамы хранили там мушки, которые в виде родинок приклеивали на лицо. Шкатулочка была сделана из серебра, на внутренней поверхности ее крышки была выгравирована чья-то витиеватая подпись. Кристина подумала, что, возможно, она принадлежала матери Дэниела, которая так трагически погибла, и мысль, что он подарил эту вещь ей, согрела Кристину. Естественно, это означало, что он хотел поблагодарить ее за счастливые минуты и часы, проведенные вместе. Но глубоко в душе она знала, что это совсем не так.

И вот наступил день рождения. Бетси приготовила бальное платье для Кристины, тончайшую нижнюю юбку, шелковые чулки, атласные туфельки. Это было очень приятно и несложно на себя надеть, Кристина решила обойтись без служанки и отправила Бетси на кухню за чашечкой чая.

На туалетном столике лежал подарок ее дяди – золотой браслет, украшенный изумрудами. Когда-то этот браслет принадлежал ее бабушке. Отец подарил Кристине ожерелье, усыпанное жемчугом и бриллиантами. Это были ее первые настоящие драгоценности, и Кристина не могла не испытывать детской радости, хотя где-то в глубине души ее точило слабое чувство вины, когда она вспомнила о бедности, с которой столкнулась этой зимой, работая в клинике. Однако, если предположить, что все эти ее драгоценности продать, – это все равно не спасет многих обездоленных, будет лишь каплей море. Поэтому Кристина решила оставить драгоценности себе и порадоваться их приобретению. Как сказал когда-то доктор Декстер, нужна не благотворительность, а изменение сознания тех, кто стоит у власти. Был еще один чудесный подарок, который просто удивил и восхитил девушку. Дядя Френсис сказал ей о нем только сегодня утром.

– Это секрет, – начал он, улыбаясь одной из своих редких улыбок, – я хранил это двадцать один год – дожидался твоего совершеннолетия. Это мне передала твоя бабушка. Она никогда не забывала нищеты, которую ей самой пришлось испытать в своей жизни, когда она приехала из Франции без гроша в кармане. Мне кажется, что твоя бабушка увидела в тебе свое продолжение, родственную душу в смысле независимого характера, который был присущ и ей самой, она передала мне сумму, которую я отдаю тебе в день твоего совершеннолетия! Ты можешь тратить эти немалые деньги по твоему собственному усмотрению.