Имперская награда - Уильям Дитц

Морские пехотинцы на заднем обзорном экране уже превратились в маленькие темные точки, но можно было догадаться, что они стояли, обступив майора Теллора. Видно, там шел весьма неприятный разговор и кому-то доставалось за допущенные промахи. Кому-то, но наверняка не самому майору.

Спустя несколько часов друзья решили, что удача наконец-то повернулась к ним лицом. Ветер стих, исчезли облака, и нуаги, казалось, зашагали еще веселей под голубым небом. Вскоре предгорья остались позади, и дорога стала карабкаться по горным склонам.

Время от времени путники покидали свои гондолы, чтобы размяться и подышать свежим воздухом. А вокруг было на что посмотреть! Скалистые утесы искрились и сверкали на солнце, большие, размером с тарелки, цветы тянулись к солнцу, стряхнув принесенную ветром пыль и явив миру яркую цветовую гамму. Здесь и там какие-то зверушки спешили по своим делам, не обращая внимания ни на людей, ни на нуагов. Мара объяснила, что такие периоды хорошей погоды хоть и непродолжительны, но весьма регулярны, а их роль в жизни биосферы планеты трудно переоценить. По аналогии с земными условиями их можно было бы назвать весенне-летними, когда каждый вид флоры и фауны кормится, спаривается и решает задачи продолжения рода, только здесь это все протекает очень стремительно. В силу этого обстоятельства биологический цикл многих местных форм жизни бывает краток, хотя некоторые животные, например нуаги, сумели адаптироваться и жили довольно долго.

Один раз Мак-Кейд даже заметил в небе какое-то пятнышко. Далеко от них, оно парило в восходящих теплых потоках воздуха, описывая широкие круги. Решив, что это птица, охотник указал на него Маре и спросил, что это за птица. Посмотрев в ту сторону, женщина выругалась, сказав со злостью:

— Это птица называется Ветрогон!

Вскоре это пятно исчезло в далекой дымке. Невозможно было понять, заметил ли Ветрогон путешественников, но настроение у всех упало, и Мара стала понукать нуагов идти быстрее. Ночь пришла и ушла, шагая в сером утреннем свете, Мак-Кейд услышал музыку. Вначале ему показалось, что это завывание ветра, просыпающегося в горах. Однако, когда на мгновение ветер утих, музыка все равно продолжалась, и он понял, что ошибся. Это была какая-то странная, призрачная мелодия, непохожая на все, что он слышал раньше, но в то же время до боли знакомая. На душе от нее становилось в то же время как-то весело и как-то очень печально. Посмотрев на друзей, охотник понял, что они воспринимают ее так же, их лица выражали самые противоречивые чувства. Только у Мары выражение лица было другое — счастливое, словно встретила друга после долгой разлуки.

Ветер поднялся снова, и по мере их продвижения музыка становилась все громче и громче, вот уже сам воздух был напоен ею. Мелодия держала душу в постоянном напряжении, но в тот миг, когда казалось, что его больше не выдержать, наступала неожиданная разрядка, а потом все начиналось снова.

Через несколько минут они вышли из-за поворота и увидели Звонницу, раскинувшуюся внизу. Деревня уютно расположилась в седловине между двумя горными вершинами. Эта седловина защищала от бурь горстку белых куполов селения и была своеобразным акустическим резонатором для огромных эоловых арф, из-за чего она и получила название «Звонница».

Мак-Кейду хватило одного взгляда, чтобы понять, что эоловы арфы были естественной формацией. В незапамятные времена тектонические процессы выплеснули фонтан вулканической лавы из расплавленного ядра планеты. Прошли миллионы лет, за это время каменный стержень успел остыть и покрыться сетью трещин, а ветры вступили в господство над планетой, принося с собой бесконечное количество циклов то теплой, то холодной погоды. Вместе с ними пришли снега. Они бессчетно то укрывали горы сплошным белым покрывалом, то таяли, сбегая в долину шумными потоками. Вода бежала мимо камня, билась об него, подмывая и размывая породу, и как бы прикидывала, что из него можно сделать. Потом, словно приняв решение, она принялась за работу. Терпеливо, из года в год и из века в век, ее потоки старались забраться в каждую щелку, расширяя трещины, вымывая мягкие материалы и сглаживая твердые. От этого стержень становился выше, в конце концов он, как часовой, встал над долиной, охраняя ее покой. И однажды, еще когда предки нуагов были маленькими норными животными, вода размыла и унесла последний связывающий слой мягкой породы. Огромный пласт камня отошел от своей основы и застыл в причудливом равновесии. Какой-то миг он стоял, покачиваясь взад и вперед, пока ветер присматривался к своей новой игрушке. Затем внезапный порыв ветра бросил осколок на твердую грань материнской скалы, и прозвучала первая нота Звонницы. Вначале звучала только она одна, но вода продолжала свою вековую изумительную работу, добавляя новые и новые звуки, и наконец целый лабиринт эоловых арф создал свою нескончаемую полифоническую музыку.

Спускаясь в долину, Мак-Кейд поразился, как быстро его мозг принял музыку Природы. Каким-то образом она охватывала его целиком, но при этом не угнетала и не мешала думать. Приближаясь к белым куполам в долине, он понял, что такое место обязательно должно быть на свете, потому что здесь воплощалась гармония между внутренним миром человека и окружающим его. Что это — влияние окружающей природы или проявление философии Идущих? Вряд ли кто даст ответ, но название «Звонница» очень подходило долине, а поселение казалось превосходным местом для монастыря.

Они уже почти добрались до деревни, когда навстречу им стала подниматься небольшая группа людей. Одеты они были по-разному, но все без исключения улыбались, а шедший впереди молодой человек кого-то явно напоминал. Наконец охотник понял, кого именно. Специалисты по биопластике слегка огрубили черты его лица, но по-прежнему он был высоким, симпатичным и таким же белокурым, как сестра, а в блестящих голубых глазах притаились искорки смеха. Они обменялись рукопожатиями, и человек улыбнулся:

— Вы, должно быть, Сэм Мак-Кейд? Меня зовут Алекс. Насколько я понимаю, вы ищете именно меня.

20

Мак-Кейд был совсем один в обсерватории. Все еще бушевавшая за окнами буря явно шла на убыль, растратив основную силу ночью. За завесой песка и пыли восходящее солнце выглядело не более чем пятном тусклого света. Было ясно, что ветер вскоре утихнет, но пока что и сам охотник, и его друзья оказались пленниками стихии.

Закурив очередную сигару, он выпустил струю дыма к высоким сводам купола из прозрачного суперконструкционного пластика. Вначале дым клубился на одном месте, а потом его втянула щель вентилятора, и он улетел навстречу буре. Последние полтора дня охотником владели противоречивые чувства. С одной стороны, он был доволен тем, что нашел принца Александра, а с другой — страх потерять его все больше овладевал Мак-Кейдом. Чем дольше буря продержит их здесь, тем больше у Клавдии будет времени, чтобы найти их. А это станет катастрофой не только для них самих, но и для всей Империи.

Неохотно, наперекор своим принципам, Мак-Кейд вынужден был признать, что он восхищается принцем Александром, или Алексом, как тот предпочитал чтобы его называли. В нем не было ничего от избалованного княжича, огражденного челядью от реальной жизни и требующего почитания только за то, что он — княжич. Нет, это был настоящий человек. В нем сочетались дух любознательности, заставивший его рисковать своим наследством, огромный интеллект и отвага, которая помогла выстоять ему даже тогда, когда он потерял все. А если еще учесть его способность посмеяться над собой, то обаянию принца не было границ. Казалось, что Александр, унаследовав отцовский прагматизм, обогатил его постоянной заботой о других людях. Ожидая конца бури, они с Мак-Кейдом беседовали обо многом. Принц сразу же облегчил его задачу, сказав:

— Я знаю о смерти моего отца вот уже несколько недель. Заметив смущение охотника, он улыбнулся.

— Я понимаю, Сэм, это тебе должно казаться странным — Звонница, Идущие и все, что ты тут увидел. Поверь, поначалу я чувствовал себя так же, но наконец я понял, что здесь все построено на постижении сущности реальных явлений и знать ее очень полезно. Вспомни, например, о смерти моего отца. Ты слышал о том, что Идущие называют «потоком»? Хорошо! Признаюсь, чтение потока интересовало меня с самого начала и больше всего. Однако старейшины отнюдь не желали посвятить меня в этот процесс. Замечу, они были абсолютно правы — больше всего они не хотят, чтобы им овладели те неофиты, которым глубоко наплевать на Путь постижения и которым нужно только достичь силы в угоду своему «я» или для того, чтобы возвыситься над другими. Мне пришлось долго и упорно спорить, много трудиться, чтобы усвоить принципы, освещающие Путь, и наконец я получил разрешение. Меня научили медитации, научили, как с помощью разных упражнений добиваться состояния духа, а самое главное — думать, что хорошего смогу я сделать, если добьюсь своей цели. Понимаешь, наставники объяснили мне, что такие возможности — просто-напросто инструмент, который бесполезен, если он не применяется во имя высшей цели.