Тринадцатый этаж - Даниэль Галуйе

Она вовсе не соврала мне, когда сказала, что не важно, сколько раз я парализую ее волевой центр мозга, и что она будет возвращаться снова и снова. И мое решение заключалось в том, чтобы приказать ей прекратить проекцию как раз перед последним мгновением, когда для нее уже не останется времени на возвращение.

Я мог бы застать Джинкс врасплох, оглушить ее, обработать ее мозг прямо сейчас. Конечно, так она превратится в послушную машину. Но тогда ее судьба будет в моих руках. Тогда я смогу сесть спокойно и уповать на то, что, когда момент полного депрограммирования приблизится, я это как-нибудь замечу. Может быть, сначала солнце или, возможно, некоторые важные части реквизита начнут исчезать на глазах. Когда это произойдет, мне останется просто-напросто приказать Джинкс уходить и надеяться, что уже слишком поздно для осуществления повторной проекции.

Но когда я нацелил на нее пистолет, она, по-видимому, заметила мое отражение в окне.

— Убери пистолет, Дуг, — спокойно произнесла она. — Он разряжен.

Я взглянул на индикатор. Он показывал «ноль».

— После того как ты отослал меня наверх, я могла бы вернуться скорее, — объяснила Джинкс. — Но мне еще пришлось потратить время на то, чтобы спрограммировать отсутствие заряда в этом пистолете. — Она опустилась на диван и поджала под себя ноги.

Я удрученно встал у окна. На улице мобильные тротуары были переполнены людьми. Большинство из них ехало по направлению к зданию компании «Реэкшенс». Публичная демонстрация симулятора, организованная Сискином, привлекала народ подобно красочному фестивалю.

Я резко повернулся к Джинкс:

— Но, Джинкс… я же ничто!

Она улыбнулась:

— Я тоже ничто… теперь.

— Но ведь ты реальна! У тебя впереди целая жизнь в физическом мире!

Она жестом пригласила меня сесть рядом с ней на диван:

— Можем ли мы быть уверены, что при ближайшем рассмотрении даже самая наиреальнейшая из реальностей не окажется всего лишь субъективной? Никто не в состоянии доказать, что он существует, разве не так?

— К черту философию! — Я плюхнулся на диван рядом с ней. — Я говорю о непосредственном, об имеющем значение. У тебя есть тело, у тебя есть душа. У меня нет!

Не переставая улыбаться, Джинкс вонзила свой ноготь в мое запястье.

— Вот. Это должно убедить кого угодно в том, что у него есть тело.

Я поймал руку девушки и притянул Джинкс к себе.

— Ради бога, Джинкс! — взмолился я, понимая, что терплю поражение в моей попытке вернуть ее обратно в ее мир. — Это серьезно!

— Нет, Дуг, — задумчиво сказала она. — Даже в моем физическом мире нельзя до конца быть уверенным, что все материальное на самом деле состоит из материи. А что касается души, то кто сказал, что она обязательно в какой-то степени должна ассоциироваться с чем-то физическим? Тогда считалось бы, что у карлика душа меньше, чем у великана. В любом мире.

Я лишь сидел, уставившись на нее.

— Разве не видишь? — серьезным тоном продолжала Джинкс. — Мы не обязаны заменять нашу концепцию Бога этим всемогущим гиперманьяком — Большим Оператором симулятора социальной среды — только потому, что мы находимся здесь, в симуляторе.

Начиная понимать, о чем она ведет речь, я кивнул.

— Интеллект — вот что имеет значение по-настоящему, — убежденно продолжала Джинкс. — И если существует загробная жизнь, то реагенты, обитающие в этом мире, заслуживают ее в той же степени, что реактивные единицы симулятора Фуллера или реальные люди моего мира. — Она прижалась щекой к моему плечу. — Дуг, нет никакой надежды на то, что этот мир спасется. Однако я не возражаю против этого. Правда. Понимаешь, я потеряла тебя там, наверху. Но нашла тебя здесь. Если бы мы поменялись ролями, ты чувствовал бы то же самое, и я бы тебя поняла.

После этих слов я поцеловал ее, будто уже следующее мгновение должно было стать последним перед тотальным депрограммированием.

Улыбнувшись Джинкс сообщила:

— Если вдруг окажется, что Он даст этому миру просуществовать еще несколько дней, я все-таки отбуду туда, наверх… но только, чтобы настроить модулятор на импульсное напряжение. После этого я вернусь сюда. А через несколько секунд связь между моей проекцией здесь и моим физическим телом там будет разрушена. Полностью. И тогда я стану неотъемлемой частью этого электронного мира.

Я ничего не мог сказать на это. Я пытался ее убедить. Но теперь она убедила меня.

Солнце поднялось еще выше и согревало нас своими лучами, пробивавшимися через окно.

— Он еще не… Он еще не вступал с тобой в контакт? — спросила она.

— Нет. А что?

— Мне страшно, Дуг. Ему может прийти в голову провести с тобой еще один сеанс, прежде чем отключить симулятор.

Я почувствовал, что ее плечи дрожат, и обнял ее.

— Ты дашь мне знать, когда Он свяжется с тобой? — спросила она.

Я кивнул, но мне вновь захотелось узнать о причине этого вопроса. Джинкс сказала:

— Потому что, может быть, на Него как-то повлияет тот факт, что я нахожусь здесь… и что я здесь навсегда!

Я подумал о Дугласе Холле из Верхнего Мира. В каком-то смысле Он и я — всего лишь разные грани одной и той же личности. В моей голове прозвучала библейская фраза «по образу и подобию своему», но я отбросил всякие теологические измышления. Он — личность, и я тоже. Конечно, Он наслаждается безграничным преимуществом передо мной. Но помимо этого все, что нас разделяет, — это электронный барьер симулятора. Барьер этот исказил Его видение жизни, покоробил Его разум, вызвал у Него иллюзию всемогущества и превратил в маньяка с манией величия.

Он без жалости занимался пытками и убийствами, с брутальным безразличием манипулировал реактивными сущностями. Но был ли Он в моральном смысле в чем-либо виноват? Он лишал людей жизни — Он убил Фуллера и Коллингсворта. Но эти люди никогда не существовали. Их единственной реальностью было их субъективное восприятие, которое вдохнул в них Большой Оператор через замысловатые сплетения электрических цепей своего симулятора…

Но я тут же разбил в пух и прах мои размышления о снисхождении. Я никак не собирался оправдывать Холла из Верхнего Мира. Он действительно совершал убийства, изуверские убийства. Он не испытывал ни малейшего сочувствия, избавляясь от тех виртуальных существ, которым удалось разглядеть иллюзорность реальности. Нет, Он не просто истреблял реактивные единицы. Он жестоко убивал людей! Ибо осознание себя есть единственный критерий подлинности существования.

Cogito, ergo sum, напомнил я себе. Я мыслю, следовательно, я существую.