Сверхчувствительная натура. Как преуспеть в безумном мире - Элейн Эйрон

К счастью, Дрейк участвовал в программе для одаренных учеников, среди которых пользовался большей популярностью. Мы восхищались его сочинениями и замечаниями на уроках и гордились им, когда Дрейк был удостоен полной стипендии одного из лучших университетов.

Должно быть, отъезда на учебу он боялся еще больше, чем мы, все остальные. Ему предстояло целыми сутками находиться среди ровесников – тех самых, по милости которых ему приходилось так нелегко в прошлом. Разумеется, отказаться от учебы он не мог. Но каково ему было? Что значит покинуть привычный, уютный дом и остаться без медицинской помощи?

Ответ мы узнали сразу же после первых рождественских каникул. В первую ночь после возвращения в студенческое общежитие Дрейк свел свои счеты с жизнью – он повесился.

СЧЛ и лечение психологических ран

Я не собиралась пугать вас этой историей – у Дрейка действительно было множество трудностей. Жизнь СЧЛ редко заканчивается так печально, но для того чтобы принести пользу, эта глава должна служить не только утешением, но и предостережением. Мои исследования недвусмысленно свидетельствуют: для СЧЛ, столкнувшихся с серьезными трудностями в детстве и в подростковом возрасте, гораздо выше риск тревожности, депрессии и суицида, если они не разберутся в своем прошлом, в своей особенности и не займутся исцелением ран. СЧЛ с серьезными проблемами в настоящем также необходимо уделять себе особое внимание. Не-СЧЛ просто не учитывают такое количество малозаметных, но тревожных аспектов подобных ситуаций. Ваша черта сама по себе не является изъяном, но, подобно точно настроенному инструменту, или механизму, или же пылкому чистокровному животному, вы нуждаетесь в особом обращении, а многие из вас в детстве удостаивались лишь посредственной заботы, если вообще избегали ущерба.

В этой главе мы поговорим о разных способах работы с прошлыми и нынешними трудностями – главным образом с помощью психотерапии в самом широком смысле слова. Кроме того, мы обсудим «за» и «против» использования психотерапии для СЧЛ, не имеющих серьезных проблем, альтернативные подходы, поиски психотерапевта и т. п. Но начнем мы с проблемы детских душевных ран.

Какое значение следует придавать нашему детству?

Я не верю, что нашу психологическую жизнь можно свести к событиям, которые происходили с нами, пока мы взрослели. В ней присутствует всё: люди, которые оказывали на нас влияние, наше физическое здоровье, окружение, а также то, что находится в нас и зовет вперед. Как уже было сказано в главе 6 про призвание, я убеждена, что каждый из нас способен хотя бы частично дать ответ на насущный вопрос нашего поколения, немного продвинуться вперед в решении задачи наших времен. И если трудности прошлого порой выглядят препятствием для осуществления нашей жизненной цели, в некоторых случаях и они служат этой цели или в этом и заключается цель – полностью постичь и понять ту или иную человеческую проблему.

Мне также хочется сделать акцент на распространенной ошибке многих психотерапевтов, до сих пор не разобравшихся в том, кто такие СЧЛ. Естественно, они обращаются к детству СЧЛ, чтобы объяснить «симптомы», которые укладываются в приемлемые для нас рамки. Этим психотерапевтам кажется, что СЧЛ «слишком» замыкаются в себе, сообщают о «беспричинных» чувствах диссоциации, демонстрируют «избыточную» или «невротическую» тревожность и «нетипичные» проблемы на работе, в личной жизни, в связи с сексуальностью. Найденное объяснение неизменно приносит облегчение и психотерапевту, и его пациенту, даже если это объяснение заключается в том, что мы пережили некие травмирующие события, которые с тех пор забыли или недооценили.

Я убедилась, что люди, подлинные трудности которых начинаются с нашей особенности (возможно, превратно понятой или неверно применяемой), испытывают огромное облегчение и видят перемены к лучшему, когда узнают основные факты о сверхчувствительности. Понадобится также значительная психотерапевтическая работа – например, рефрейминг впечатлений, поиски способов сосуществования с нашей чертой, – но смещение фокуса происходит вполне естественно.

Кроме того, я считаю, что люди понятия не имеют, о чем говорят, когда мы слышим от них: «Да ладно вам! Детство у всех трудное. Идеальных семей не бывает. У каждого в шкафу свои скелеты. А многолетнее посещение психотерапевта – признак инфантильности. Посмотрите на братьев и сестер этих пациентов – проблемы у них те же, а они не придают им значения. Просто живут, и всё!»

Детство бывает разным, в том числе и поистине ужасным. Даже у детей в одной семье детство может различаться. Статистический анализ влияния внутрисемейной обстановки на разных детей в одной и той же семье показывает отсутствие совпадений. Детство ваших братьев и сестер было совершенно другим. Вы занимали иное положение в семье, у вас были свои первые впечатления и даже в каком-то смысле другие родители, поскольку и взрослые меняются с возрастом и под воздействием обстоятельств. И, наконец, вы – сверхчувствительный человек.

На людей, сверхчувствительных от рождения, более заметное влияние оказывает буквально все, при этом в центре внимания часто оказывается самый чувствительный член семьи. Особенно в проблемном семействе этот ребенок становится, к примеру, семейным прозорливцем или гармонизирующим элементом, вундеркиндом, мишенью, мучеником, пациентом, родителем или самым слабым членом семьи, защита которого превращается в смысл жизни кого-либо из родных. Тем временем из виду упускается дополнительная потребность сверхчувствительного ребенка – потребность научиться чувствовать себя защищенным в этом мире.

Словом, можете верить в свою правоту, если вам кажется, что «точно такое же» или «нормальное» детство для вас было труднее, чем для остальных детей в той же семье или других людей с подобным прошлым. И если вы считаете, что вам необходима психотерапия для исцеления детских ран, обратитесь за помощью. У каждого детства своя история, каждая заслуживает, чтобы ее выслушали.

Как выжил Дэн

Поначалу ответы Дэна на мои вопросы были типичными для СЧЛ, хоть и относились к области крайностей. Он считал себя ярко выраженным интровертом, ему всегда требовалось проводить в одиночестве много времени. Он не выносил насилия во всех его проявлениях. Дэн сообщил мне, что руководил бухгалтерией в крупной некоммерческой организации, где, как ему казалось, его ценили за доброту и дипломатичность (большинство других социальных ситуаций он находил слишком изнурительными), а затем разговор вновь вернулся к его неприятию насилия.

Дэн вспомнил о частых драках с братом, который сбивал его с ног, колотил и пинал. (Жестокое обращение между детьми в семье остается одной из наименее изученных форм семейного насилия.) К тому времени я уже заподозрила неладное, иначе почему в его семье допускалась подобная травля? Я спросила, считала ли Дэна мать чувствительным ребенком.

– Не знаю. Особого внимания она не проявляла.

Тревожный сигнал. Словно прочитав мои мысли, Дэн добавил:

– Мои родители были сдержанными людьми.

Я кивнула.

– Пожалуй, они были даже странными. Не могу припомнить ничего позитивного о них – ни объятий, ни еще чего-нибудь. – На этом его стоицизм улетучился, и начался рассказ о душевном заболевании матери, которая даже не пыталась лечиться. – Хроническая депрессия. Шизофрения. Ей казалось, что люди из телевизора разговаривают с ней. Регулярные запои: с понедельника по пятницу она оставалась трезвой, а с вечера пятницы до утра воскресенья напивалась и отключалась. Мой отец тоже был алкоголиком. Он избивал ее. Все в доме вечно шло наперекосяк.

Выпив, мать Дэна рассказывала ему одну и ту же историю о своей матери, холодной, отчужденной и больной, о том, как была на попечении постоянно меняющихся нянь и помощниц по дому, о болезнях отца и о необходимости оставаться наедине с ним изо дня в день, пока он медленно умирал. (Зачастую так и бывает: недостаток заботы и воспитания переходит из поколения в поколение.)

– Рассказывая мне все это, она то и дело всхлипывала. Она была хорошей. Вот она-то точно была сверхчувствительной. Гораздо чувствительнее меня. – И он продолжал на одном дыхании: – Но такой злой. Всегда умела найти мое уязвимое место. О, это у нее получалось виртуозно!

(Далеко не все СЧЛ – воплощения святости.)

Дэна мучила ужасная двойственность, которая развивается, когда единственный защитник ребенка оказывается опасным.

Дэн рассказывал, как в детстве часто прятался в шкафах, под раковиной в ванной, в машине родителей, на каком-нибудь подоконнике. Как в большинстве подобных историй, нашелся человек, который спас душу Дэна, показав ему, что можно жить и по-другому. У Дэна была бабушка с отцовской стороны – женщина строгих правил, «помешанная на чистоте». После смерти мужа она выбрала своим компаньоном маленького Дэна.