В погоне за счастьем - Мари Клейн

– Последний раз я так переживал, когда в детстве у меня был первый матч, – улыбнулся я воспоминаниям.

– Расскажи мне, как ты пришел в хоккей. – Менсиа взяла мою лежавшую на столе руку, переплетя пальцы. – Ты мне так мало рассказываешь о своем прошлом, а мне интересно узнать мир маленького и милого Хораса.

– Ты первый человек, которому это искренне интересно. – На секунду мной завладела нежеланная грусть, но я сразу же прогнал ее, потому что не хотелось омрачать ею прекрасные воспоминания. – Так, давай ты сначала попробуешь это шикарное блюдо, а потом будешь восхищаться маленьким и милым Хорасом.

Я пододвинул тарелку ближе к ней, и она с ослепительной улыбкой принялась пробовать первый панкейк, смотря прямо мне в глаза. Я не удержался и достал телефон, чтобы сфотографировать ее. Она была слишком красивой в этот момент: моя рубашка, которая по-домашнему висела на ней, растрепанные волосы, набитые щеки от слишком большого куска панкейка и милая улыбка. Все в ней было прекрасно.

– Зря переживал, получилось очень вкусно. – Она подошла и села ко мне на колени, а затем дала откусить свой кусочек. На удивление, они действительно получились довольно вкусными.

– Получается, я прирожденный повар.

– Самый лучший, – улыбнулась Менсиа. – Я так думаю, теперь ты будешь баловать нас как минимум завтраками, а там мы и до обедов с ужинами дойдем, да? – дразнилась она.

– А не жирно ли будет, дамочка? – поинтересовался я.

– Думаю, в самый раз, – ответила она, а я стал безжалостно щекотать ее. Смех Менсии разнесся по всей кухне, и это был рай для моих ушей.

– Все, хватит, хватит, – смеясь, пыталась оттолкнуть меня она. – Можем остановиться только на завтраках.

– Я подумаю. – Я сорвал еще один поцелуй с ее нежных губ.

– Покажешь фотографию? – спросила Менсиа, перебирая мои волосы.

Я включил телефон, и мы вместе стали смотреть на снимок, который я сделал. Я в сотый раз убеждался в том, что Менсиа – самая красивая, в каком бы виде она ни была. Она – украшение этого мира и моей жизни.

– Я милашка, да?

– Самая красивая милашка. – Я чмокнул ее в маленький носик.

Пока Менсиа тянулась за еще одним панкейком и кофе, я поставил эту фотографию на обои, чтобы видеть ее каждый раз, когда буду включать телефон.

– Будешь теперь еще чаще мной любоваться, – заигрывала, заметив это, Менсиа.

– Делал бы это постоянно.

Мы доели завтрак, не переставая переговариваться друг с другом. Я хотел, чтобы все так и оставалось: солнце за окном, теплые дни, панкейки на завтрак, никаких проблем и только мы вдвоем с Менсией. После завтрака мы вышли на небольшой балкончик и уселись в кресла, греясь на утреннем солнце. Сначала мы просто сидели в тишине. Но тишина не давила на нас. Она была такая спокойная, непринужденная, иногда нарушаемая легкими порывами ветра. Такую даже прерывать не хотелось. Нам просто хватало присутствия друг друга и чистого неба над головой. Я давно не ощущал такого спокойствия, как сейчас. В последнее время все шло наперекосяк, но сейчас можно было перевести дух и насладиться моментом.

– Что там у нас по поводу маленького и милого Хораса? – спросила Менсиа, повернувшись ко мне.

– Как только мне исполнилось года четыре, мама и папа очень часто стали водить меня на каток. Помню, я много падал, но чаще всего специально. Мне казалось, что я круто выгляжу, – рассмеялся я, вспоминая, как постоянно лежал в снегу. – Только мама всегда очень нервничала, и после каждого нашего похода она обещала, что он был последним.

– Бедная Агнесс, не представляю, сколько нервов ты ей испортил, – улыбнулась Менсиа.

– Ей вообще можно ставить памятник за то, что вытерпела меня; это святая женщина, – проговорил я. – Один раз мы также пошли на каток, а там на льду катались парни и гоняли клюшками шайбу. Папа рассказывал, что я как загипнотизированный наблюдал за ними, а потом попросил научить меня так же. После этого и началась моя хоккейная жизнь. У нас был замечательный тренер, он проводил с нами не только тренировки, но и организовывал походы в кино, кафешки. Команда была для меня настоящей второй семьей. Мне казалось, что мы навсегда останемся вместе, всю жизнь будем играть в таком составе, но тогда я был очень наивным, да и мы все были детьми. Потом началась подростковая жизнь, некоторым стало не до хоккея, да и игра у нас перестала складываться из-за того, что мы все личное тащили на лед. В этом и была наша первая ошибка. Тренер пытался с нами бороться, но мы просто не слышали его или не хотели слышать, потому что голова была занята другим.

Менсиа видела, что мне было тяжело рассказывать о своем хоккейном прошлом, поэтому взяла меня за руку и начала большим пальцем поглаживать костяшки, а я продолжил рассказывать:

– Тогда-то и началось самое интересное. На одном из матчей присутствовали агенты НХЛ, которые, можно сказать, устроили нам смотрины. Матч мы выиграли, а потом мне поступило предложение перейти в клуб, который играет в НХЛ. Я долго не мог дать им ответ. Ну как долго, – издал я легкий смешок, – они дали мне подумать всего день. Я посоветовался и с папой, и с тренером. Отец говорил, что это хороший шанс сделать удачную карьеру, ведь не каждый день можно получить такие предложения. А вот тренер был категорически против, он говорил, что мне еще рано переходить на этот уровень и что я сейчас нужен своей команде. Он уверял, что у меня будет еще много таких предложений, даже лучше, чем то, но во время разговора я одной ногой уже был в другом клубе. Ведь при виде букв «НХЛ» у любого глаза загорятся. Я не послушал тренера и все-таки ушел. Сначала все было хорошо, но во время второй игры произошло то, из-за чего хоккей исчез из моей жизни. Бог наказал меня.

– Хорас, – Менсиа сильнее сжала мою руку, – вспомни слова, которые ты сам сказал мне однажды: «Если так случилось, значит, так и должно было произойти». Ничего не случается просто так и не бывает худа без добра.

– Возможно, если бы этого не случилось, я бы не встретил тебя. Сейчас просто не могу представить, как жил до этого, Менсиа, – улыбнулся я, оставляя легкий поцелуй на тыльной стороне ее ладони. – Знаешь, раньше я просто ненавидел себя за то, что ослушался тренера, но сейчас ни о чем не жалею. Когда я играл в хоккей, то был безумно счастлив, а потом меня