Самый скандальный развод - Анна Богданова

«Может, они действительно дурацкие – мои романы, – задумалась я. – Может, они никому не нужны? Может, их никто и не читает вовсе, а я ночи не сплю, как Бальзак. Но если они дурацкие и никому не нужны, тогда почему Любочка требует побыстрее сдать новый? – гадала я, и ответ пришел сам собой: – Потому что все те, которые я написала, народ уже прочитал и требует новых. Значит, не зря я пишу, как Бальзак по ночам», – эта мысль о моей нужности народу мгновенно утешила меня.

– Кто тебя фотографировал? – с пристрастием допрашивал Влас. – А? Отвечай? Кто?

– Не помню. Или Славик, или Юрик... Нет, не помню. Наверное, Толик, – я отчаянно вспоминала, кто щелкнул меня поутру в постели. – Не-е, точно не Юрик. Мы с ним прожили всего две недели, а потом развелись – он, вероятнее всего, не успел бы, да и фотоаппарата у него не было. Это, наверное, Славик – мой первый муж. Да, да – это Славик.

– Ну, наконец-то мы вспомнили! – с издевкой проговорил Влас, и губы его от злости превратились в тоненькую, почти бесцветную ниточку. – А ты уверена, что это Славик, а не Владик, Шурик, Ларик или какой-нибудь Димик? А может, это Кронский? Он? Отвечай!

– Я перечислила всех своих законных мужей! Ты прекрасно знаешь о них! А я, между прочим, вообще ничего не знаю о твоем темном прошлом! И вообще, как ты можешь называть мои романы дурацкими?! – Я отвернулась к окну, сделав вид, что страшно на него обиделась, но на самом деле я совершенно не обиделась, потому что обижаться – глупо. Так не приобретешь никакого жизненного опыта. Нужно просто делать выводы из складывающихся ситуаций и поступков окружающих. И сейчас я сделала вывод и приобрела некоторый немаловажный опыт для дальнейшей семейной жизни: не стоило вслух вспоминать, какой именно муж меня сфотографировал. Надо было сказать, что меня мама щелкнула – хоть это и неправда, зато ложь во спасение.

– Останови машину! – категорично сказала я.

– Маш, ты обиделась? Из-за того, что я назвал твои романы дурацкими? Да?

– Останови машину!

– Зачем?

– До ветру выйти.

Влас притормозил на обочине. Я вышла и встала, соединив пятки и ступни вместе, сильно сжала колени и выгнула икры, насколько это было возможно – так, что мои ноги изменились до неузнаваемости, превратившись в кривые конечности человека, который всю свою жизнь занимался конным спортом. Я исполнила желание Власа, встав в шестую позицию, потом плюхнулась на сиденье и сказала:

– Поехали!

– Машка! Ты не представляешь, как я тебя люблю! – заливаясь смехом, проговорил он и, опрокинув кресло вместе со мной, набросился с поцелуями. Дело заходило все дальше и дальше, и в моей голове проскользнула мысль, что Влас мало чем отличается от Лучшего человека нашего времени – знаменитого детективщика Кронского, который все время приставал ко мне в общественных местах. Не для этого я выходила замуж за Власа! Совсем не для этого!

– Власик, поехали бабушку вызволять! Сейчас не время для любовных утех!

– Решено. Ровно через неделю я приеду к тебе на несколько дней, и их-то нам удастся провести наедине! Адочка как раз уже уедет, и нам никто не помешает! Я больше не могу терпеть! Ведь это смешно – наш медовый месяц пролетел, но после того, как мы официально стали мужем и женой, между нами ни разу не было близости! То я ошпарился, то искал машину, то внедряется твоя мама, то моя бабушка застревает между столом и плитой, то этот ненормальный Иннокентий со своей как ее...

– Светой, – напомнила я, как звали девушку Бывшего бабушкиного ученика.

– Да, с этой Светой. То Кузя заболел. Это ненормально! Какой-то закон подлости! Я согласился на твое пребывание в деревне, рассчитывая на то, что тут нам никто не помешает! Ха! Как бы не так! – саркастически усмехнулся он.

Мы ехали уже полтора часа, как мой законный муж воскликнул:

– Вот! Вот этот поворот! Сейчас мы тут срежем добрых шестьдесят километров! – и лихо свернул на проселочную дорогу.

Полчаса машину трясло с кочки на кочку по хвойному лесу, затем мы выехали на поле, автомобиль подпрыгнул, подозрительно заревел и... испустил дух.

– Черт! Мы застряли! Увязли! Теперь надо толкать! – паниковал Влас.

Я вышла в полной готовности толкать машину и увидела, что застряли мы капитально. Колеса наполовину увязли в какой-то странной земле – смеси болотной жижи с песком. Обычное толкание не помогло, и тогда Влас сказал, что нам не обойтись без веток – их нужно натаскать как можно больше из леса, который остался позади (в километре от нас), и подложить под колеса. Только тогда есть шанс выбраться отсюда.

За еловыми ветками мы бегали три раза, но это пока не срабатывало. На улице совсем стемнело. Мы побежали в четвертый раз и, принеся еще две огромные охапки, подложили их под колеса. Влас сел за руль, я, обессилевшая от пробежек в лес и бессонной ночи, легла на бампер, изо всех сил пытаясь сдвинуть машину с места. Вдруг это мое желание стало настолько острым (когда я представила, что если мы сейчас не сдвинемся, меня ждет еще одна пробежка за еловыми ветками, от которых у меня нестерпимо зудели руки), что я собрала все свое мужество и толкнула железную колымагу. Колымага взревела, затряслась из стороны в сторону и выехала наконец из странного свойства жижи.

– Хорошо, что хорошо кончается, – весело заметил Влас, – скоро минуем мост через реку, а там рукой подать.

– Замечательно, – я не могла не поддержать его радости.

– По-моему, впереди что-то похожее на мост. Тебе не кажется? – спросил он, вглядываясь в беспросветную даль. Впереди действительно что-то чернело.

Проселочная дорога осталась позади – мы ехали по отремонтированному участку, Влас разогнался, машина плавно поднялась на мост... Еще несколько секунд и мы летели бы с недоделанного моста, как с трамплина в холодную ноябрьскую воду.

Влас ошарашенно смотрел на меня, а я на те полтора метра моста впереди, что отделяли нас от зияющей бездны.

– В карте не указано, что тут проходят ремонтные работы, – растерянно проговорил Влас.

– Наверное, поэтому нам не встретилось по дороге ни одной машины, – вслух подумала я.

– Безобразие! – воскликнул он и дал задний ход, а я вспомнила похожую историю, которая произошла с Мисс Бесконечностью во время войны, в эвакуации.

Дело было зимой. Бабушка ехала на телеге совершенно одна, с продовольствием для умственно отсталых детей и горстки коллег, которых вместе с детьми и с молодым специалистом Верой Петровной Сорокиной отправили в эвакуацию.

Едет она, довольная собой, в тулупчик кутается, песни поет (благо никто не слышит, кроме девственной природы и кобылы впереди) и знай лошадь кнутиком погоняет. Вдруг лошадь как заржет, как на дыбы встанет, а молодой специалист, вместо того, чтобы выйти, посмотреть, что это животное взбесилось так, кнутиком продолжает погонять, в тулупчик кутаться и песни орать на все лежащее вокруг белое безмолвие, да еще и подпрыгивать в тележке. Наконец встала она посмотреть, в чем же дело, ведь уже сумерки начали сгущаться. Подошла, глянула, да чуть было с ума не сошла – оказалось, они висели на высоченной скале, над глубочайшей бездной. До сих пор Мисс Бесконечность поражается, стоит только ей вспомнить о том случае, насколько ей попалась умная лошадь и насколько бестолковой оказалась она.