Александр II и его время: Кн. 1 - Евгений Петрович Толмачев

высказался граф Киселев. «Четыре союзные державы, — подчеркнул Киселев, — со 108 миллионами населения и 3 миллиардами дохода стоят против России, у которой 65 миллионов населения и едва один миллиард дохода. В таком положении, без помощи извне было бы, по меньшей мере, неблагоразумно рисковать новой кампанией, которая усилит требования неприятеля и сделает мир еще более трудным...

Недостаток оружия и запасов усиливается, затруднения в этом отношении растут ежедневно, как свидетельствует военный министр...» Все это убеждает в необходимости, не отвергая условий мира, постараться о смягчении их невыгодных сторон.

«Если союзники желают мира, — заключил Киселев, — то они примут наши исправления; если же нет, то да будет воля Божья»146.

Точка зрения Киселева была принята, и государственному канцлеру было поручено сообщить в Вену о согласии России на австрийские предложения, но с изменениями некоторых пунктов в интересах России (относительно земельной уступки).

Но австрийский двор стоял на своем и упорно отказывал в изменении своих предложений в интересах России.

Тогда Александр II вторично созвал в прежнем составе совещание 3(15) января 1856 г. Вначале была зачитана записка государственного канцлера о необходимости согласиться на условия Австрии и избежать таким образом войны. В результате обсуждения все единодушно высказались за заключение мира на австрийских условиях. Александр, скрепя сердце, присоединился к мнению совещания, и на другой день было объявлено о согласии России на предварительные условия мира, предложенные Австрией.

О ходе и результатах прошедшего совещания сразу же стало известно в широких кругах общества. Славянофилы негодовали, обвиняя правящую элиту в трусости и предательстве. Фрейлина Тютчева, снискавшая репутацию «неумолимой громовержицы», 8(20) января писала: «Я совсем несчастна сегодня. Уже вчера в городе разнесся слух, что мы соглашаемся на мир на унизительных основах австрийских предложений... Я не могу повторить всего, что я слышала в течение дня. Мужчины плакали от стыда...»

Не выдержав, Тютчева пошла к императрице — Марии Александровне и повторила ей все самые суровые суждения, которым их (императорскую чету — Авт.) подвергают.

«Она мне сказала, что им тоже это очень много стоило, но что Россия в настоящее время не в состоянии продолжать войну.

Я ей возразила то, что повторяют все, что министр финансов и военный министр — невежды, что нужно попробовать других людей, прежде чем отчаяться в чести России. Она мне ответила, что я сужу слишком страстно и что об этих вещах нужно судить спокойно»147.

Естественно, Александр II знал о бушующих в русском обществе страстях, о борьбе двух мнений относительно исхода войны и «он не хотел занимать слишком вызывающей позиции»148.

Именно в это время Тютчева, наделенная «порывистым и опасным» характером, фиксирует в своем дневнике удивительно точные и прозорливые наблюдения о царской чете.

11 января она отмечает: «Император — лучший из людей. Он был бы прекрасным государем в хорошо организованной стране и в мирное время, где приходилось бы только охранять. Но ему недостает темперамента преобразователя. У императрицы тоже нет инициативы, она, может быть, будет святой, но никогда не будет великой государыней. Ее сфера — моральный мир, а не развращенный мир земной действительности. Они слишком добры, слишком чисты, чтобы понимать людей и властвовать над ними. В них нет той мощи, того порыва, которые овладевают событиями и направляют их по своей воле; им недостает струнки увлечения... Моя душа грустна, я вижу перед собой будущее печальное и мрачное».

Через несколько дней она повторяет: «А будущее, будущее. Ах, как я боюсь за него!»

21 января она пишет об Александре II: «Мне невыразимо жаль его, когда я вижу, что сам того не ведая, он вовлечен в борьбу с могучими силами и страшными стихиями, которых он не понимает»149.

На мой взгляд, это довольно спорное суждение. К этому времени молодой император прекрасно сознавал тяжелое внутреннее, военное и внешнеполитическое положение и вынужден был дать согласие на мирные переговоры.

20 января (1 февраля) представители государств, участвовавших в войне, подписали в Вене протокол мирных условий и обязались в трехнедельный срок прислать уполномоченных в Париж для заключения мирного договора.

Представителями России на Парижский конгресс были определены граф А. Ф. Орлов и посланник при Германском союзе барон Ф. И. Бруннов. Прибыв 9 февраля в столицу Франции, Орлов получил аудиенцию у Наполеона III.

А. Ф. Орлов, пользовавшийся наибольшим доверием при дворе Александра II, откровенно изложил Наполеону содержание полученных им инструкций, сказал, на что может согласиться при предстоящих переговорах и что должен отвергнуть. «Россия, — пояснил он, — согласна на свободу плавания по Дунаю, на нейтрализацию Черного моря но, возвращая Карс и другие местности, занятые ею в Малой Азии, она вправе надеяться, что союзники откажутся от требования земельных уступок в Бессарабии»150.

Сообщение свое Орлов заключил просьбой, обращенной к императору Наполеону III, оказать высказанным предложениям поддержку во всей их совокупности. Собеседник Орлова склонен был во всем пойти ему навстречу.

13(25) февраля — 4(16) апреля 1856 г. состоялся Парижский конгресс. В нем приняли участие представители России и стран, находившихся с ней в состоянии войны. Англия была представлена на конгрессе лордом Кларендоном и лордом Каулеем, Франция — графом Валевским (председательствовал на конгрессе), Сардиния — Кавуром, Турция — Фуадом и Али-пашой. Австрию, как посредника между воюющими странами, представляли Буоль и барон Гюбнер151.

Пруссия была приглашена к подписанию трактата, «ввиду важности содействия короля прусского в деле общего примирения и в качестве державы, подписавшей пересматривавшуюся на конгрессе конвенцию о проливах 1841 г.»

Конгресс проходил в трудных для России условиях из-за дипломатического единства между Англией и Австрией. Русская делегация могла опереться на Францию только по некоторым вопросам. Представители Англии упорно боролись за ослабление России на Черном море, подрыв ее позиций на Кавказе, настаивали на демилитаризации Аландских островов. Самые горячие прения вызвал вопрос об изменении границы в Бессарабии.