Всем смертям назло - Титов Владислав Андреевич

— Мне очень часто приходилось бывать в Калинине. Полевой. А где учился?

— Учился в горном техникуме, на каникулах работал в шахте.

Полевой. А как же все-таки родилась мысль заняться литературным трудом?

— Сложно и долго все происходило. Не в один день, как говорится. Много читал. Но чтение хоть и великое дело, но занятие все же пассивное. Надо было самому что-то делать. Самому! Человек, наверное, только тогда чувствует себя человеком, а тем более человеком счастливым, когда знает, что он кому-то нужен, приносит пользу, а не цветком-одуванчиком идет по земле. На свете нет ничего ужаснее, чем сознание собственной ненужности. Я не знал, чем, как отблагодарить мне мою жену и всех тех замечательных людей, которые вырвали меня из лап смерти. Ну вот, вроде как заметку в газету написал…

Полевой. Наверное, раньше все-таки грешили по литературной части?

— Как вам сказать, Борис Николаевич… Кто в юности пе балуется стихами. Был такой грех и у меня. Целые поэмы строчил. Да так в девятом классе этим увлекся, что и уроки учить перестал. Естественно, отцу пришлось «власть употребить», комсомольцы от души прочихвостили, ну и… поэзию бросил, но к бумаге тянуло, писал заметки в райгазету. В армии даже военкором числился. Вот уже после несчастья критикой занимался. А потом подумал; «Чем других критиковать, не лучше ли самому попробовать писать».

Полевой. Как писалась повесть?.

— Трудно. Порой было трудней, чем на операционном столе. Все заново пришлось пережить. Иной раз Рита проснется, а я без сознания на полу. Да ничего, все позади. Единственное чувство вело меня: рассказать всем, что безвыходных положений нет, что человек всегда должен оставаться человеком. Рассказать непременно вслух и всем. Потому что верил — боль наша должна другим помочь пересилить свою. Когда даже плохому человеку говоришь о трудном без прикрас, то и этот человек нередко испытывает потребность стать чище, лучше.

Трудно было напечатать повесть. Кочевала она очень долго по журналам и издательствам непризнанной, пока вот не попала к вам. Было много советчиков. Требовали переписать, переделать, сократить, расширить и т. п. Не мог я делать того, чего не понимаю. В этом меня поддержал наш ворошиловградский писатель Тарас Михайлович Рыбас. Между прочим, именно он посоветовал мне отправить рукопись вам.

Полевой. Многие из нас прожили большую жизнь в литературе, поседели на этом деле. Но и нам до сих пор приходится слышать нелепые советы о том, что и где в новой рукописи надлежит расширить, а где сократить… Так что ваше отношение к подобного рода «литсоветчикам» можно только одобрить. Но при этом, позвольте откровенно заметить, Слава, вам еще предстоит стать писателем. Это значит, что вас ждут годы упорной учебы. Если двинуться по легким дорожкам — далеко не уйти. Иной раз в литературе бывает так: истратил человек впечатления своей юности — написал один, другой хороший рассказ — и точка. Потом надолго умолкает. Выписался, выходит, нечего больше сказать. Существует и другая опасность: налетит на вас куча теле-, киносценировщиков. Среди них немало ухарей и лихачей. Они быстренько растаскивают книгу по телепередачам и сценам. Я не хотел бы изрекать сентенции или давать советы. Но об одном должен вам напомнить: писатель всегда должен абсолютно все писать сам. Только! Люди, оставляющие свои автографы на чужих сочинениях, никакого отношения к литературе не имеют. Никогда не позволяйте кому-либо писать за себя, гоните таких литмолодцов в три шеи, с самого начала строго относитесь к своему литературному долгу. А что сейчас пишете?

— На этот раз сельскую повесть. Трудно она идет, но написать я должен. Пишу о местах, где вырос, куда меня постоянно влечет. В чистом поле зеленом от травы или белом от снега — я чувствую себя совсем своим человеком.

Полевой. Вы часто бываете в селе?

— Каждый год, обычно летом. Новая повесть ничего общего с моей биографией не имеет. Только места присутствуют.

Полевой. То, что вы так тщательно исследуете материал и с такой серьезностью обдумываете новую книгу, радует нас. Что бы там ни говорили о писательской фантазии, но литератору надлежит видеть контуры и внутреннее развитие своего повествования еще до того, как сел за стол.

— Иногда мне говорят с укором: «Ты, Титов, шахтером был, техникум горняцкий закончил, а шахтерскую жизнь молчком обходишь». Писать о том, что делал вчера или делаешь сегодня, трудно. Мне кажется, что от каждого события надо отойти, посмотреть на него со стороны и потом уже объективно исследовать…

Я возвратился домой словно на крыльях, а дома меня снова ждали письма.

«Уважаемый товарищ Титов!

Пишет вам заведующая библиотекой шахты № 23 Александра Григорьева. В нашем горняцком поселке только и разговоров сейчас, что о вас, о вашей книге, вашей жизни.

К нам в библиотеку то и дело заходят углекопы — и ветераны, и совсем еще молодые, все они обращаются ко мне с просьбой рассказать о вас поподробнее.

Возьму на себя смелость утверждать, что у писателя и библиотечного работника одна и та же цель: воспитать истинного человека. Только вы пишете, а мы пропагандируем ваши произведения устным слогом. Сейчас библиотека совместно с шахтной комсомолией готовит читательскую конференцию по книге „Всем смертям назло…“. И насколько же, я вам скажу, облегчается задача пропагандиста книги, если со страниц художественного произведения идет в нашу жизнь правда, освещенная возвышенным отношением к людям. У читателей, особенно молодых, настоящая жажда — найти в литературе достойный образец для подражания, найти, как выразился поэт, „делать жизнь с кого“.

Все мои земляки убедительно просят вас приехать к нам на обсуждение повести. Уверена, вас в нашем шахтерском поселке встретят так же восторженно, как и в любом другом месте нашей необъятной Родины.

Антрацит, Ворошиловградская обл.».

«Уважаемый товарищ Титов!

Вашу повесть „Всем смертям назло…“ мы поставили на самое почетное место в нашей домашней библиотеке. Это сравнительно небольшое по объему произведение произвело на всех членов моей семьи неизгладимое впечатление оно учит нас правильно жить.

Ваше творчество убеждает нас, что большая любовь, верная дружба, товарищество способны творить чудеса, преодолевать любые препятствия. Проповедь высоких нравственных идеалов — характернейшая черта советской литературы вообще, поэтому в демократической Германии книги писателей первого в мире социалистического государства пользуются поистине всенародным спросом. Для меня, как для женщины, подлинным примером в жизни стала ваша дорогая подруга Рита.

Я посвятила свою жизнь борьбе за мир, за то, чтобы наши дети росли гуманными, чуткими, порядочными людьми.

Ваша книга — мой первый помощник в этом деле.

Мице Ланге. ГДР, Лейпциг».

«Только что прочитали вашу повесть — вашу светлую трагедию. Читал и „горел“. Спрятался в спальню от жены и, как мальчишка, плакал. В моей судьбе были тоже трагедии, но тогда я не мог плакать, а над книгой не удержался. Нет, я оплакивал не ваши раны. Не мог сдержать слез там, где сталкиваются мужество, преданность и святость.

Большое вам спасибо от меня, от Раи — авансом (она еще не читала) и от всех тех, в ком ваш труд посеял семена подвига и святыни. Как у нас все-таки мало таких современных кинофильмов.

Мне 30 лет. Прочитав вашу повесть, я просто с этой минуты ощутил железную необходимость быть лучше, чище, выше, чем раньше.

Междуреченск, В. Юрченко».

«Дорогая Рита!

Сегодня получила „Литературную газету“. Прочитала о вас. Плакала. Но как я вам завидую! Два года назад трагически погиб корабль, на котором находился мой муж (об этом сообщалось в газетах). Как я молила силы природы, чтобы он вернулся каким угодно — без рук, без ног, лишь бы я знала, что для него жизнь не окончена и он сможет еще что-то делать. Но судьба оказалась беспощадной…