Тайные тропы - Георгий Брянцев

Изволин опустился на диван рядом с Ожогиным:

— Иди к «Грозному», он тебя ждет. Сам найдешь дорогу?

— Найду.

— А теперь попрощаемся… Желаю счастья… — Старик поднялся с дивана, обнял Никиту Родионовича и крепко его поцеловал.

Потом подошел к Андрею.

Андрей опустил голову, плечи его вздрогнули, и он почти упал на грудь Изволину.

— Крепись, сынок… Все будет хорошо… Трудное уже позади…

Соблюдая все меры предосторожности, Никита Родионович попал наконец в дом «Грозного».

«Грозный» встретил его сам у дверей и, взяв под руку, ввел в квартиру. Ни жены, ни дочери дома не было.

— В моем распоряжении десять минут, — сказал он. — Садитесь.

Сели, как и в прошлый раз, у стола, друг против друга.

Хотя день еще не окончился, у «Грозного» был вид утомленного человека.

— Изволин сообщил вам решение? — спросил «Грозный».

— Да.

— Поэтому возьмите вот это. — «Грозный» подал маленький листок бумаги. — Здесь подробные условия связи. Проштудируйте их, запомните наизусть, а бумажку уничтожьте. — Он встал.

Никита Родионович последовал его примеру.

— Прошу не забывать то о чем я уже говорил вам, — продолжал «Грозный». — Поведение разведчика определяется заданием, которое ему дается. Большая земля не ждет от вас ни формирования отрядов, ни диверсионных актов. Ваша задача — сохранить себя, все увидеть, все услышать и, если представится возможность, обо всем сообщать. Вы останетесь людьми германской военной разведки и выполните все, что она от вас потребует. А теперь дайте мне вашу руку. — И он крепко пожал руку Никите Родионовичу. — Передайте мой привет вашему другу товарищу Грязнову. Желаю победы!

… Ожогин и Грязнов с трудом попали на вокзал. Он был обнесен тремя рядами колючей проволоки; в тех местах, где были оставлены проходы, творилось нечто невообразимое.

Автоматчики, стоявшие рядами, не в силах были сдержать напор озлобленных солдат, которые теснили охрану и рвались в проход. Когда один из автоматчиков дал предупредительный выстрел в воздух, послышались ругательства, и через несколько мгновений автоматчик повис на проволоке.

Толпа ворвалась на вокзал, запрудила территорию станции. Лезли в товарные вагоны, на крыши. В несколько минут все составы были сплошь облеплены людьми.

Друзья прошли на перрон последними и принялись за поиски Юргенса. Только через полчаса удалось заметить его массивную фигуру. Юргенс спорил о чем-то с комендантом, энергично жестикулируя. Друзья подошли ближе и поздоровались.

— Мне нужно знать, какой состав пойдет первым, чтобы к нему прицепить специальный вагон, — говорил Юргенс.

— Тут все специальные, — отвечал комендант. — А какой состав пойдет первым, сказать не могу. Видите, что делается?

— В этом виновны вы, комендант, — жестко сказал Юргенс. — На вашем месте следовало…

— Бросьте читать мне нотации! — оборвал его комендант. — Мне и без них тошно.

— Хорошо, — сдерживая гнев, произнес Юргенс. — Скажите тогда, к какому составу прицепить мой вагон?

— Цепляйтесь к любому! — И, окруженный десятком автоматчиков, комендант быстро удалился.

Несколько секунд Юргенс стоял в нерешительности, а потом объявил друзьям:

— Ждите меня на этом месте, я возвращусь через полчаса, — и ушел.

Но удержаться на «этом месте» не удалось. Кто-то из страха или умышленно обронил слово: «Воздух!» И все пришло в движение. Тысячи гитлеровцев сломя голову кинулись через вокзал, через проходы в проволоке на привокзальную площадь, в железнодорожный парк, где были щели и бункера.

В это время к составу у второй платформы подогнали паровоз. Люди снова бросились на вокзал.

— Этот состав уйдет без нас, — сказал Андрей, наблюдая за посадкой.

Юргенс не показывался. По перрону бежал комендант; за ним, точно тени, следовали автоматчики.

— Отправляйте! Отправляйте! — кричал он кому-то. Комендант был кровно заинтересован в скорейшей отправке эшелона и разгрузке вокзала. Маленький паровоз дал тоненький свисток, рванул несколько раз состав, но состав был слишком перегружен и не тронулся с места.

Из отдельных выкриков автоматчиков можно было понять, что всем предлагают слезть, а когда состав тронется, усесться опять. Другого выхода не было. Боязливо поглядывая на небо, солдаты высыпали на платформу. Паровоз надрывно крякнул и потянул за собой вагоны. Все бросились к ним. Поднялась толкотня и драка. Наконец последний вагон состава скрылся за разрушенной водокачкой, оставив на путях тела раздавленных и изувеченных.

— Убрать их! Быстро убрать! — кричал комендант. На перроне в сопровождении группы автоматчиков появились Юргенс и начальник гарнизона — высокий полковник.

— Коменданта на перрон! Коменданта на перрон! — раздалась команда.

Комендант выскочил из деревянного, наспех сколоченного барака и, увидев необычного гостя, ускорил шаг. На ходу он оправлял мундир, портупею, кобуру.

— Что от вас требовал господин Юргенс? — холодно спросил полковник.

Комендант, не моргнув глазом, соврал, что Юргенс требовал паровоз. Юргенс передернул плечами. Заметив его волнение, полковник предупреждающе поднял руку.

— Именно это он требовал? — спросил он и ударил коменданта наотмашь по лицу. — Если вагон господина Юргенса не будет прицеплен к первому отходящему составу, я вас расстреляю, — объявил он бесстрастно и, повернувшись на каблуках, пошел с перрона.

Комендант горячо пытался что-то объяснить Юргенсу. Тот не дослушал и резко перебил:

— Дайте мне людей… десяток, не менее… и тогда не нужен будет ваш паровоз. Они сами подкатят вагон.

Комендант убежал. Юргенс тяжело вздохнул, достал портсигар, закурил.

Через пять минут комендант вновь появился в сопровождении двенадцати солдат.

— Пойдемте, — сказал Юргенс и, легко спрыгнув с перрона, зашагал по шпалам.

Вагон, выделенный Юргенсу, стоял у заброшенной, удаленной на километр от вокзала платформы, где до войны разгружали лес, и это, собственно, спасло и самого Юргенса, и Ожогина, и Грязнова.

Советские штурмовики в наступающей темноте появились так внезапно, что ни сирена, ни зенитки, ни прожекторы не успели предупредить о их приближении.

Вместе с Юргенсом и его служителем, который занимался укладкой вещей в вагон, Ожогин и Грязнов залезли в узкую трубу под полотном железной дороги и просидели там целый час.

Когда стихли разрывы и ушли самолеты, вокзал пылал, точно огромный костер. Ни о каком отъезде в ближайшее время не приходилось и думать…