Работы. Мемуар - Александр Феликсович Борун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К моему удивлению, половина «атомов» в переводах Лурье оказались вставлены при переводе. Аристотель вообще обожал писать фразы без упоминания предмета, о котором пишет, дескать, в первой фразе сказал, а потом зачем повторять. Не знаю, это его манера или вообще так было принято. Но это ладно. Главное, разных обозначений атомов у него штук тридцать. Атомы (неразрезаемые), адиайрета (буквально неделимые), амерэ (не имеющие частей – на которые их можно было бы поделить), апатэ (не подверженные воздействию, так сказать, апатичные), не говоря уже о «мельчайших», «невидимых», «неощутимых» и прочих не придуманных специально терминов. Но! В тех местах, где он цитирует непосредственно Демокрита, атомы называются совсем не так. «Плотное», «твёрдое», «существующее» (в отличие от «несуществующего», т.е. пустоты между атомами), такие там обобщённые обозначения, описывающие атомы не как индивидуальные предметы, а в целом, как явление, вроде снега (вместо снежинок). Сам же Аристотель попросту выбирал название, наиболее соответствующее той особенности атомов, которую в данный момент обсуждал. И это отнюдь не только неделимость. Не буду подробно пересказывать. После Аристотеля в трудах философов количество обозначений уменьшается, уменьшается… И к началу эры остаются практически только атомы.
Т.о., а) Демокрит не называл свои атомы ни атомами, ни амерами, б) оба эти названия придумал, судя по всему, Аристотель, причём в ряду тридцати других.
Если мне позволено высказать гипотезу, основанную на комментариях Лурье о споре по поводу природы атомов, именно этот спор и обусловил победу «атомов» над всеми остальными наименованиями. Спор заключался в том, что именно могло бы быть причиной неделимости атомов. Предлагалась их физическая прочность, отсюда «атомы», неразрезаемые, либо отсутствие частей, на которые их можно поделить, своего рода квантовый предел квантованного мира, отсюда «амерэ», бесчастные. Со вторым подходом особенно ожесточённо спорил Аристотель, который подробно разбирает математическое доказательство Демокрита о необходимости существования предела деления и показывает его ошибочность. Этот подход и восторжествовал, в конце концов. Применение одного из двух терминов сразу показывало, на какой вы стороне в споре. Попытка увильнуть и использовать нейтральный термин типа адиайрета или апатэ вызывала раздражение с обеих сторон спора, как попытка униатов примирить католиков и православных, в результате которой им достаётся с обеих сторон.
Кстати, можно заметить, что Лурье, похоже, не прав, считая амеры особым, математическим видом атомов. Скорее, древние философы не разделяли резко физику и математику, по крайней мере, в вопросе о делимости или неделимости. В том математическом доказательстве Демокрита речь шла о делении отрезка. Аристотель, рассуждая об этом, представлял себе распиливание деревянного бруска, упоминал опилки…
Это не единственное место, в котором я не согласен с Лурье. Он, например, предполагает, что Демокрит был дальтоником, потому что в рассуждениях Теофраста, ученика Аристотеля, представлена теория цветов Демокрита (где цвет – не индивидуальное свойство атомов, но только коллективное), и там красный происходит из зелёного или наоборот, не помню. Между тем, это взаимно дополнительные цвета, так что каждый и впрямь можно получить из другого. В детстве мы с другом растворили как-то пасту из стержня шариковой авторучки, и оказалось, что раствор в пробирке имеет на просвет розовый цвет, но на отражение – изумрудно-зелёный96. Да и Теофраст мог ошибиться. Он, похоже, прежде, чем критиковать, развивал критикуемую теорию до всех возможных следствий, и так получал материал для критики. Ну ладно, это я слишком увлёкся деталями.
Я построил график, который показывает, как постепенно с годами атомы побеждали все прочие названия. Забавно, что при этом я столкнулся со своего рода соотношением неопределённостей, которое оказалось свойством вовсе не одной только квантовой физики. Чем точнее я определял интервал времени для данной точки графика, тем меньше оставалось работ древних философов в этом интервале, меньше случаев употребления любых наименований атомов и меньше точность определения количественных соотношений тех и иных наименований. Чем точнее я хотел определить количество, тем шире приходилось брать временной интервал.
В итоге этого рассмотрения я тоже написал статью и отправил в философский журнал. Историей древней физики занимаются философы в рамках изучения древней философии. Редактор, по фамилии Файер, пришёл в восторг. Он сообщил мне, что многие философы не любят формул, но он не из их числа. Напротив, он считает, давно пора! Он мне активно помог улучшить статью, причём в двух отношениях. Во-первых, дал списать огромный 90 с чем-то томный энциклопедический немецкий словарь по истории философии. В нём я нашёл многие даты жизни и даже, иногда, время написания той или иной работы того или иного древнего философа. Которых не нашёл в источниках на русском языке. Я, правда, и немецкого не знаю, не только древнегреческого. Так что пришлось опять время от времени обращаться за помощью к лингвистам. И в итоге переделывать все таблицы и графики.
Кстати, интересный факт. В биографии Аристотеля указано, что в детстве он обучался физике по Демокриту. Видимо, это в тот момент была новейшая и признанная картина мира. А потом вырос и раскритиковал вдрызг.
Во-вторых, Файер подсказал, что неправильно ссылаться только на одну книгу Лурье, притом не очень новую. И посоветовал какой-то оксфордский Компендиум. Я заглянул в него, и обнаружил, что там ничего подобного нет. Там вообще нет древнегреческого, только английский. И термин «атомы» предполагается принадлежащим Демокриту. – Ну и ладно, – не выказал разочарования редактор, – так и напишите, ничего нет, а ссылка в списке литературы будет…
Но потом дело застопорилось. Он показал статью двум коллегам. Видимо, как раз тем, кто против формул в философии. Они отозвались отрицательно. Он попросил меня получить положительный отзыв от Лебедева, который, оказывается,
