Формула счастья - Нина Ненова

— Что это за растения? — спросил я.

— Кактусы, — ответил он мне.

— А-а-а!.. Только точнее, которые из них кактусы?

— Все.

Я обвел долгим взглядом окутанные паром ряды. «Кактусы»…

— Они привезены с Земли?

— Да, — подтвердил робот. — Однако, их мутации направлены на развитие способности запасаться.

— Запасаться? — не понял я.

— Да. Они по природе своей способны запасаться водой, но эти здешние уже могут собирать и концентрировать еще и многие другие вещества. Только они это делают спонтанно, а мы стремимся, чтобы это происходило принудительно. Иначе невозможно связать их в общую систему.

Я вспомнил о моллюсках с «трансформированным будущим», которых Чикс мне показал в звездолете, и торжествующе улыбнулся: эти кактусы, по-моему, были ничем не хуже их! Я погулял среди них еще, по крайней мере, минут десять и наконец неохотно ушел. А когда я вышел на улицу, настроение у меня быстро испортилось — талантливые, наверное, даже гениальные, ученые… Один убит, а другой мог оказаться его убийцей.

Служебное или, точнее, творческое жилище Штейна находилось вблизи закрытых экспериментальных участков и представляло собой одноэтажную панельную постройку, которая — как и все другое в биосекторе, очевидно, была построена не юсами. То есть на ней не было никакой резьбы по дереву, мозаики, флюгеров, дисков и прочее. Она состояла из миниатюрной кухни, комнаты отдыха, ванной и не очень просторного кабинета, обстановка которого была столь же простой, как и внешность человека, который работал здесь в течение месяцев. Все просто, и там уже царит совершенный и какой-то размеренный порядок, которым роботы, словно в порыве неосознанной мстительности, умеют заметать все следы, напоминающие о чьем-то одушевленном присутствии. Они не оставили ни одной личной вещи Штейна, диван и обивка стульев не сохранили ни одной складки или углубления от его тела, там, где он, может быть, держал любимую фотографию, книгу, часы или какой-то незначительный, но дорогой ему предмет, сейчас было безукоризненно чисто…

Я прекратил осмотр этих тихих, стерильно обезличенных помещений. На минуту остановился перед компьютером. Вся информация в нем была действительно стерта, самым элементарным способом — однократным форматированием всех дисков, причем даже дата самой этой операции была уничтожена. Штейн едва ли сделал бы нечто подобное с собственным компьютером, подумал я. Так поступил бы только человек, который не знал и не имел времени проверить, какая информация в нем содержится и насколько она могла бы послужить его разоблачению. Человек, который ужасно торопился… Я бросил последний взгляд на бесполезный, излучающий дрожащий свет экран, выключил компьютер и, ориентируясь по карте, пошел искать Рендела.

Он оказался на одном из опытных полей, огороженном оранжевыми столбиками. Он что-то делал, но меня заметил издалека и поспешил мне навстречу до того, как я приблизился настолько, чтобы увидеть, что именно. Мы холодно кивнули друг другу.

— Утром ты был занят, и мы не смогли закончить разговор, — сказал я.

— К сожалению, я и сейчас занят, — сказал Рендел.

— Я тоже. Поэтому предлагаю быть предельно краткими и внятными.

— Согласен., В его поведении не было ни враждебности, ни вызова. Сейчас это был действительно занятый человек, который спешил вернуться к своим прямым обязанностям. А всего несколько часов назад…

— Когда ты установил, что Штейна нет в биосекторе? — спросил я.

— Около двенадцати.

— Тогда вы должны были начать с ним какой-то эксперимент?

— Все-то ты знаешь.

— Когда был задуман этот эксперимент?

— Значительно раньше двадцать шестого, — подчеркнул Рендел… — Но вы выбрали именно двадцать шестое для его проведения, — в свою очередь подчеркнул я. Он пожал плечами:

— Это было на следующий день после получения аппа-ратуры. Не было причин дальше откладывать.

— Какой аппаратуры?

— Эксперимент не мог быть проведен без нового биозонового экстрейнера. А он прибыл с Земли двадцать пятого.

— И когда его доставили в биосектор?

— Мы его доставили сами в тот же вечер, — сказал Рендел.

— Двадцать пятого вечером вы вместе со Штейном ходили на место, где оставлялись посылки, ведь так? Значит, звездолет был там, — отметил я. — Вы встретили там кого-нибудь из юсов?

— Конечно, нет! Они никогда не присутствуют, когда мы забираем посылки.

— Кроме экстрейнера, что вы еще взяли?

— Ничего. Все остальное должен был перевезти утром Фаулер.

— По словам робота, которого ты расспрашивал, двадцать шестого в семь сорок Штейн направился к участку, где работал ты…

— Да, но точно в то время меня там не было.

— А где ты был?

— Здесь, — Рендел посмотрел на меня вызывающе. — Вот здесь, на этом месте.

Он обманул меня, даже не прилагая усилий к тому, чтобы казаться правдивым. Я продолжал:

— Если бы ты лично понадобился Штейну, он просто связался бы с тобой. Но, в таком случае, зачем он пошел на упомянутый участок?

— Не знаю.

— До чего он дошел в своих исследованиях?

— Он далеко продвинулся.

— Но не до конца, ведь так?

— Нет. Не до конца, — Рендел покачал головой. — И если посмотреть на вещи с этой стороны, не только Штейн, но и все человечество находится еще в самом начале. А может быть, еще и перед началом.

В его голосе я уловил искреннюю ноткуторечи и попытался задержать ее:

— Из того, что я видел в одном из закрытых участков, создается впечатление, что вы оба достигли невероятных успехов.

— М-да, — вздохнул он. — Так было бы, если б не было юсов. Но сейчас при напрашивающемся сравнении…

— Ты думаешь, что растения на этой планете — это их творения?

— Да это же очевидно! И самое плохое, что из этой очевидности вытекает очень много вопросов, а мы еще не ответили ни на один из них.

— Какую цель они преследовали, создавая их?

— Вот это самый главный вопрос, — кивнул Рендел. — Потому что цель положительно существует. Иначе на Эйре-ну перенесли бы и размножили обычные… земные растения. Они были бы значительно более подходящими для жизненной среды переселенцев.

— А есть ли у вас хотя бы какая-то догадка насчет этой цели?

— У меня достаточно догадок, — мрачно ответил он, -

Только я уже запутался, какая из них насчет чего.

Ни в его голосе, ни в выражении его лица я не уловил иронии. Наоборот, казалось, Рендела угнетала какая-то мысль, которую породил или о которой напомнил ему наш разговор.