Студентка, комсомолка, спортсменка - Сергей Арсеньев

Глава 4

– Стоп! Господин Гитлер, мы ведь договорились. Никакой конкретики. Не забывайте, я по-прежнему гражданка и пионерка СССР. Не забывайте, моя страна победила Германию в тяжелейшей войне и с многочисленными жертвами. Мне очень трудно не смотреть на вас как на смертельного врага. Да мне даже из этой тарелки есть противно.

– А тарелка чем виновата?

– Свастика. Уже несколько десятилетий в нашей стране свастика – символ зла. Я знаю, что не вы ее придумали, древний символ и так далее. Но все равно не могу смотреть спокойно. Так и тянет плюнуть на нее. Только у вас тут везде свастики нарисованы. У меня слюны столько нет, на все плевать по очереди.

– Сколько, ты говоришь, прошло лет?

– Больше восьмидесяти.

– И до сих пор такая ненависть? Даже у детей?

– Да. Говорю же, война была страшная. Ничего подобного раньше не происходило. По сравнению с нашей войной эта ваша «Великая Война» – борьба в песочнице, не более.

– Так вы там уничтожили немецкую нацию?

– С чего вы взяли?

– Но ты же сама сказала, что вы победили. И раз у вас даже через восемьдесят лет так ненавидят немцев, то…

– Стоп! Кто сказал, что немцев ненавидят? У меня есть две подруги-немки. В Берлине живут, я переписываюсь с ними. А летом мы с папой летали в гости к одной из них.

– Берлин у вас – часть СССР? Или вы превратили Германию в колонию?

– С чего бы? Германия у нас – независимое государство. Называется ГДР, то есть Германская Демократическая Республика. Военный и политический союзник СССР.

– Все ясно. Знаем мы таких союзников. Вроде как Рейх и Румыния. Марионетка, если вещи своими именами называть, верно?

– Э-э-э… Ну…

– Ну, честно, честно. Вот скажи, если ваш СССР решит напасть, допустим, на Финляндию и «вежливо» попросит вашу Германию послать на помощь несколько дивизий, сможет Германия отказаться, а?

– Эээ… не знаю. Я ведь простая школьница. Но, думаю, в Москве не слишком обрадуются, если Берлин откажется помогать.

– А после Финляндии советские танки легко могут оказаться и под Берлином.

– Да они там и так имеются. В ГДР довольно много советских частей стоит. Да нет же, не оккупация! То есть изначально это была именно оккупация, а потом мы стали союзниками, и…

– Классическое марионеточное государство. Знаешь, девочка, а я действительно благодарен тебе. Такого будущего, как там у вас, я для Рейха не хочу. Это очень сильно отличается от того, о чем я мечтал. Где же я ошибся?

– Знаете, я много читала о вас. Откровенно скажу, что хорошего о вас пишут очень мало. Но, помню, в одной из книг была фраза, что если бы вы умерли в 38-м, то остались бы в памяти поколений не величайшим злодеем, а величайшим правителем XX века.

– Любопытно.

– Вы ведь действительно подняли Германию с колен, при вас она буквально возродилась из пепла. А потом вы же ее и уничтожили. Ведь именно ваши, конкретно ваши политические решения привели Рейх к гибели.

– Ты уже говорила это. Не нужно повторяться. У меня не было выбора.

– А сейчас он вдруг откуда-то появился, да? Да, я знаю, идет война, Германия в блокаде, поставки морем сильно затруднены. А тут рядом такой лакомый кусочек почти бесхозных земель, населенных варварами.

– Варваров оказалось там существенно больше, чем я рассчитывал.

– Вот именно. И неожиданно выяснилось, что полуголодное существование лучше смерти.

– Со мной давно никто не говорил таким тоном, девочка.

– Привыкайте. Это преимущество моего особого положения. Хотите вы того или нет, но я сейчас с вами, как говорится, в одной лодке. Не буду скрывать, удовольствия я от этого не испытываю. Очень хотела бы вернуться домой. Но, увы. Приходится терпеть вашу компанию. Господин Гиммлер, передайте мне, пожалуйста, горчицу… Спасибо. Кстати, сосиски великолепные. У нас таких вкусных не бывает.

– Ты все-таки не забывайся. Помни, кто ты и кто фюрер.

– Да помню я, помню. Господин Гиммлер, я ведь уже обещала. На людях я буду изображать почтение и преданность. Ай!! Можно салфетку?

– Держи.

– Спасибо. Тем более выбора у вас все равно нет.

– Да, твои хозяева очень убедительно показали, что случится в случае твоей гибели.

– Почему хозяева? Просто товарищи. Осталось полчаса. А сколько обычно продолжаются такие встречи? А то я как-то совсем не в курсе.

– Думаю, около часа. Возможно, полтора. Еще полчаса Риббентропу потребуется на то, чтобы вернуться в посольство. И еще полчаса на шифрование сообщения. Плюс время на дешифровку здесь. Полагаю, ответ Сталина мы узнаем не ранее семнадцати часов. По берлинскому времени, конечно.

– Понятно. Тогда я вполне успею еще… Ай!!!

Хорошо, что я уже положила в рот последний кусочек сосиски. Вот буквально лишь только я сыто откинулась на спинку стула, как прямо мимо моего носа пролетело что-то тяжелое. Измазанная горчицей тарелка с нарисованной свастикой брызнула в стороны осколками, а сидящие за одним столом со мной Гитлер и Гиммлер удивленно уставились на лежащий передо мной предмет. В окружении осколков тарелки и фужера лежала, сверкая идеально ровным срезом, половинка Петькиной красной гантели…

Глава 5

У нас тут уже среда, 25 июня. Война так и не началась. Хотя немецкие дивизии по-прежнему стоят у нашей границы. В ночь на 22 июня произошло множество мелких инцидентов на советской территории. Кое-что успели взорвать, погибли несколько красных командиров, были повреждены линии связи. А люфтваффе совершили налет на город Кобрин, за что Гитлер удостоил Геринга дыней совершенно выдающихся размеров. К счастью, товарищ Сталин в последний момент успел одернуть советских авиаторов, которые уже собирались нанести ответный визит вежливости на немецкий аэродром.

Не знаю, как Гитлеру удалось уболтать товарища Сталина, но факт остается фактом. РККА границу не перешла. Бойцы, выведенные было по тревоге, вернулись в казармы. На Балтике приступили к тралению мин, которые успели накидать у советских портов немецкие минзаги. А в Берлине утром 22 июня все без исключения центральные газеты вышли с пустыми полосами на первой странице. Заменить уже набранные передовицы не успели, смогли лишь совсем вырезать текст.

Судя по всему, разговор у Гитлера с товарищем Сталиным в ночь на 22 июня вышел не самый легкий. Потому что вернулся Гитлер ко мне в комнату явно не в духе. Пришел, сел на последний уцелевший стул и минут пять просто молча сидел и смотрел на меня. Затем, видимо, что-то решил. Спросил, хочу ли я есть. Надо же. Не ожидала от него такого. Это ведь Гитлер!

Нам прямо в эту самую каморку без окон принесли бутерброды с сыром и чем-то вроде буженины, а также чай в подстаканниках со свастикой. И я сидела за одним столом с Гитлером и пила чай с бутербродами. Представляете картину? Девчонка тринадцати лет в явно слишком большом для нее эсэсовском мундире, надетом прямо на голое тело, сидит на диване и уплетает бутерброды. А напротив нее – Гитлер и тоже ест эти самые бутерброды. И все это молча. Мы минут двадцать так чай пили, не произнеся при этом ни слова. Гитлер думал о чем-то своем, а я его просто откровенно боялась.

После чая Гитлер заявил, что он так и не принял окончательного решения о том, что ему со мной делать. И пока он приказывает мне никуда отсюда не выходить. Все необходимое мне доставят прямо сюда. Разговаривать с кем бы то ни было, кроме него самого, Гитлер тоже запретил. Сказав это, он встал и свалил, не забыв запереть меня на ключ.

Где-то через полчаса мне стало неуютно. Чай прошел через организм и захотел выйти. Но Гитлер запретил мне общаться с окружающими. Пока я раздумывала над тем, касается ли этот запрет также и вопросов гигиены, мне в комнату пара эсэсовцев притащила предмет, который я раньше видела только в кино. То есть тюремную парашу. И когда они вышли, я громко попросила Петьку выйти минут на пять из комнаты, а затем использовала этот предмет по прямому назначению.

Поскольку ничего не происходило, то я опять улеглась на диване спать. Одеяла нет. Подушки тоже. Было очень неудобно, но я все равно заснула. Очень уж я устала и переволновалась за этот день. Подумать только, встретиться и говорить с самим Гитлером! Да еще и остаться в живых после этого. Фантастика.

Проснулась я вновь от звука поворачивающегося в замке ключа. Опять Гитлер приперся. Судя по его усталому виду, он так и не ложился спать этой ночью. Гитлер быстро провел среди меня краткую политинформацию. Оказывается, товарищу Сталину крайне не понравились маневры немецких диверсантов в советском тылу. И Гитлер имел с ним еще одну весьма содержательную беседу. Но поскольку активные боевые действия так и не начались, то можно надеяться, что и в будущем они не начнутся.

А пока Гитлер сказал, что ко мне приставлены две подружки. Они помогут мне с различными бытовыми вопросами. Общаться с окружающими я могу исключительно через них. Даже если мне понадобится узнать, который сейчас час, то должна я спрашивать это именно у них, а не у кого-нибудь еще. С этими словами Гитлер удалился. Спать, наверное, пошел. Он тоже устал.