Солдаты - Уильям Форстчен

— Я умер где-то год назад, — ответил Сеету. — Каждый день, который вы дали мне с тех пор, это дополнительный подарок богов. Ганс, я не остановлюсь. Ожидайте увидеть меня в Гуане завтра.

Ганс наклонился, пожал его руку, и поехал далее. «Странно, как мы все ощущаем этот путь», подумал он. «Ты возвращаешься из могилы и после такого, это подарок».

Ганс развернул коня и медленно поскакал от железнодорожного депо, ведя свой путь мимо стрелковой цепи чинов, двигающейся сквозь все еще горящие руины бантагского лагеря из деревянных бараков.

Таким образом, они даже отказались от жизни в своих юртах. Необычные, огромные круглые строения были точными деревянными копиями их палаток. Еще одно изменение, касающееся человеческого пути развития. Чины были не намного лучше, чем кишащая толпа, возглавляемая полудюжиной его солдат, которые отчаянно выкрикивали приказы, пытаясь создать хоть какое-то подобие организованности.

Похоже, все это из-за шока после воздушной атаки, из-за бунта поднятого десятками тысяч жителей Сианя, которые выиграли это сражение, осознал Ганс. Огромное количество бантагов было деморализовано. Он задавался вопросом, сколько по-прежнему скрывалось за городом и окруженных на складах и лагерных стоянках.

Как будто в ответ на его вопрос рядом просвистела винтовочная пуля. Впереди послышались крики и беспорядочная пистолетная пальба. Он поехал дальше.

Достигнув основания восточной стены, он с осторожностью объехал вокруг гор трупов бантагов, убитых при попытке вернуть себе город. Чертовски глупая атака. Им нужно было просто потерпеть, дождаться подкрепления, затем обстреливать это место, пока обороняющиеся не запаникуют. Дурацкое высокомерие, чтобы взять и атаковать так, как это сделали они.

Скача вдоль стены, он добрался до северной стороны города. Взлетное поле ясно выделялось на фоне яркого света адского пламени. На выстроенных в линию машинах работали двигатели. Джек, заметив, что он подъезжает, медленно приблизился.

— Я собираюсь придать этому официальный статус, — заявил Джек, подойдя и помогая Гансу слезть с лошади.

— Я знаю, знаю, — вздохнул Ганс.

— Мои экипажи и машины на пределе. Мы кружили над этим проклятым городом полночи, пока здесь продолжалось сражение.

Он жестом показал на тела, распростертые по периметру взлетно-посадочной полосы.

— Затем мы вернулись и снова приземлились, при этом потеряв еще три корабля. Ганс, их количество уменьшилось до двадцати двух штук, в среднем осталось по двести патронов на «гатлинг».

— Во всяком случае, у тебя есть топливо, — ответил Ганс, кивая на пустые бочки, вытащенные из горящего поезда.

— Ну да, отлично.

Ганс устало присел на траву, наклонив голову на минуту. Снова почувствовав одышку и приступ боли.

Джек встал на колени рядом с ним.

— Ганс? Вы в порядке?

Он уныло посмотрел вверх.

— Нет. Говоря по правде, я так не думаю.

— Ганс, вам нужно отдохнуть. Все здесь нуждаются в отдыхе. Люди вокруг шатаются, словно ходячие мертвецы. Я собираюсь спросить об этом в последний раз. Мы захватили Сиань. Отсидимся здесь. Я возьму дирижабли и вернусь в Тир. Мы перевооружимся, закачаем водород, в котором отчаянно нуждаемся, и вернемся через два дня, с подкреплением.

— Еще две сотни солдат, теперь, не сделают погоды.

Он был слишком оцепеневшим, чтобы приказать, чтобы проорать распоряжение уйти. Он посмотрел вверх на Джека, наполовину мертвый внутри, взывая того взглядом к пониманию.

— Ганс, делая так, мы все погибнем.

Ганс усмехнулся, несмотря на боль.

— Джек, разве ты уже не помер? — прошептал он. — В тот день на Оганките, день, когда мы покинули Землю навсегда и пришли сюда. Мы умерли. Ты знаешь, я держу пари, что дома, где-нибудь там, на побережье Мэна, у них есть памятник со всеми нашими именами на нем. Мы умерли. Мы умерли, но затем Господь задержал нас так, чтобы мы чувствовали, и сбросил нас сюда. Возможно это — чистилище, может быть это — наше наказание за грехи. Большего я не знаю. Но я был в их тюрьмах; ты не был. Я знаю, что там ключ к нашей победе.

— К настоящему времени они готовы нас встретить.

— Я не знаю. Может быть да, может, нет. Но у нас никогда не было лучшего шанса, чем нынешний. Завтра будет слишком поздно. Джурак отреагирует, и тогда уже будет слишком поздно. Джек, сегодня мы можем либо выиграть, либо проиграть эту войну.

Он взял паузу.

— Тебе решать. Вчера вечером я приказал тебе сделать это. — Он сделал паузу, изо всех сил пытаясь отдышаться. — Сейчас у меня нет сил, чтобы приказать тебе. Я просто прошу тебя.

Джек поднялся.

— О, конечно, будь оно проклято, спасибо вам сержант Шудер очень большое, за чувство вины.

Ганс посмотрел на него, и не смог сдержать улыбку.

— Еще одно усилие, — прошептал Ганс. — Это все чего я прошу, а потом можно будет остановиться. Тогда мы сможем отдохнуть.

Стояла удивительная тишина. Стоя на вершине невысокого холма, Винсент Готорн прикрыл глаза, смотря на встающее солнце. Он знал, что они были там, облако пыли обрамляло горизонт по обширной дуге на севере, востоке и юге, оно показывало, что они были там.

Ночь была бессонной, свернувшись калачиком около броневика, в ожидание нападения, которое никогда не произойдет.

На этот счет у них было преимущество. Ублюдки могли решить, где и когда атаковать; скорее всего, они отошли и сладко проспали всю ночь, в то время как он и его солдаты оставались настороже всю темную часть суток.

Потянувшись, он почесал затылок. «Два дня здесь, и я завшивел», подумал он с отвращением. «Позабыл слегка, какой запаршивевшей армия могла быть», и он задумался, кто же из членов его экипажа в броневике наградил его этими мелкими проклятыми тварями.

— Ваша честь, немного чаю?

Это был Станислав, водитель броневика, который, несмотря на годы, проведенные в армии, не избавился от почетного обращения принятого при боярах. Несомненно, он был раза в два старше него самого, его призвали из паровозных механиков для службы на линии фронта.

Винсент осторожно взял жестяную кружку, держа ее за края, подул на воду у ободка и сделал глоток. Одно из настоящих преимуществ службы на броневиках, понял он, горячий чай — воду из котла можно налить в любое время. Несмотря на то, что она, как правило, имеет маслянистый привкус. Плюс к этому, большое количество продовольствия у солдат, которым, как кажется, всегда удавалось «позаимствовать» несколько дополнительных ящиков соленой свинины, сухарей, а для этой экспедиции некоторое количество драгоценного джема и масла, и даже несколько буханок хлеба, которые были почти свежими.

Станислав приготовил бутерброд из большого ломтя хлеба, намазанного джемом и маслом. Винсент проглотил его с волчьим аппетитом; он, пока ел, сидел на корточках на траве.

Всё вокруг него начинало двигаться, дальше вниз по уклону холма просыпалась армия, звучали горны, солдаты слонялись туда-сюда, собираясь вокруг дымящихся костров, созданных при помощи перекрученных пучков сухой травы и повсеместных сухих кизяков бизоноподобных существ и шерстистых слонов, бродящих на равнинах.

Конные разъезды выступили за земляную насыпь, окружающую лагерь, чтобы удостовериться, что в течение ночи к нему не подкрались бантагские стрелки, и солдаты выбирались наружу, чтобы справить нужду. Винсент поморщил нос. Всякий раз, когда ты размещаешь десять тысяч человек в одном месте, то не займет много времени, как все вокруг провоняет.

— Думаете, мы сразимся сегодня, ваша честь?

— Не знаю, Станислав. Это их выбор. Они верхом, мы нет. Они будут выбирать время и место.

Станислав залез в карман и вытащил пару сухих яблок, предлагая одно Винсенту, который кивнул, благодаря его.

— Пока «Святая Катерина» с нами, — он отошел и ласково похлопал их броневик, — мы им покажем, что такое ад.

— Ты обожаешь свой броневик?

— О, сначала нет, ваша честь. Я помню, когда вы янки впервые пришли. — Он тихо засмеялся. — Я думал, что вы дьяволы, когда в первый раз увидел паровую машину, созданный вами паровоз, который прибыл из вашего форта в Суздаль.

— Звучит так, словно это было вечность назад, — улыбнулся Винсент.

— Потом меня призвали работать на прокладке железной дороги к Кеву, а оттуда в Рим. На строительство оборонительных сооружений .

— Что ты делал до того, как мы пришли?

— Я был садовником у жены боярина Гаврилы.

Имя что-то всколыхнуло в памяти. Один из бояр, которые пытались свергнуть правительство до прихода мерков, вспомнил Винсент.

— О, он был демоном, а его жена нет. Она любила цветы, которые я выращивал.

Он вздохнул, и Винсент понял, что вчера он заметил свежие полевые цветы, связанные в пучок рядом с местом, где под ним сидел Станислав.