Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков  Т. 3 - Андрей Болотов

 Но не успел я в рассуждении болезни детей своих обеспечиться в, видя их выздоравливающих, успокоиться духом, как вдруг опять весь дух мой встревожен в приведен был в превеликое смущение и беспокойство.

 Прискакали ко мне нарочно посланные из шадской моей деревни с письмами и от приказчика и от некоторых из моих тамошних соседей в знакомых. Все они писали ко мне, что г. Пашков действительно уже межевщика своекоштного привез и хочет всю нашу обширную степь замежевать за собою, и все просили Христом и Богом, чтоб я поспешил скорее к нем приехать и помочь им в сем критическом деле, за которое они по необыкновению своему не знают как и приняться.

 Все сие меня не только перетревожило, но и чрезвычайно удивило.

 Не понимал я, почему такому вознамеревается Пашков замежевать за собою всю необятно большую и обширную степь нашу. И как наверное заключал, что надобно быть тут какому–нибудь особому плутовству и ведая из опытности все мытарства и хитрости межевщиков, и что могут они сделать, также в совершенную неопытность я самое даже невежество всех своих тамошних соседей, имел причину опасаться, чтоб они действительно чего–нибудь там не напроказили, и потому за необходимое и сам признал стараться поспешать туда как можно скорее своим приездом.

 Итак, не долго думая, и бросив и сады свои и плоды в них и все литературные свои упражнения, ну–ка я скорее укладываться и опять в дальний путь свой убираться.

 Я приглашал было и обоих братьев своих ехать с собою, как соучастников во владениях тамошних; но как они поленились и стали то тем, то другим отговариваться, то, не долго думая, решился я ехать туда один и взял только в сотоварищество свое опять моего племянника, Александра Андреевича Травина и, распрощавшись со своими домашними, 13–го числа августа в сей путь и отправился.

 Но как письмо мое достигло уже до своих пределов, то о сей третичной и в особливости достопамятной своей езде предоставляю повествование будущим и последующим за сим письмам; а между тем, окончив сим сие 15–е собрание оных, скажу вам, что я есмь ваш, и прочее.

Конец XV части.

(Декабря 11, 1808 году).

Окончена перепискою декабря 15 дня 1809 года.

КОНЕЦ ПЯТНАДЦАТОЙ ЧАСТИ

Часть шестнадцатая

ПРОДОЛЖЕНИЕ ИСТОРИИ

МОЕЙ ПЕРВОЙ

ДЕРЕВЕНСКОЙ ЖИЗНИ

ПО ОТСТАВКЕ ВООБЩЕ,

А В ОСОБЕННОСТИ О

ТРЕТИЧНОЙ МОЕЙ ЕЗДЕ

В ШАДСКУЮ ДЕРЕВНЮ

И О БЫВШЕМ ТАМ ПЕРВОМ МЕЖЕВАНЬЕ

Сочинена декабря 1808 года,

перепиской начата конца

1809 года, а кончена февраля 8–го

1810 года, в Дворянинове

1773.

(Сочинением начата декабря 18–го 1808, перепискою декабря 15–го 1809).

Письмо 161–е.

 Любезный приятель! Приступая теперь к описанию моей третьей езды в шадскую мою деревню, что ныне тамбовская, и достопамятного моего там в сей раз пребывания, скажу, что в путь сей отправился я из дома своего 13 августа 1773 года и в сотовариществе опять одного только моего племянника, Александра Андреевича Травина.

 Обстоятельным описанием сего путешествия моего туда не нахожу за нужное вас обременять, ибо во все продолжение оного не случилось с нами ничего особливого и такого, о чем стоило бы труда рассказывать, а коротко только скажу, что ехали мы опять чрез Тулу, Епифань, Ранибург, Козлов и Тамбов. А от сего города поехал я уже не на Еузменки и Коптево, а прямо чрез Бор и Пески на село Рассказово, где хотелось мне видеться с тамошним управителем и поговорить с ним об общем нашем тогдашнем деле и предпринимаемом господином Пашковым своекоштном межеванье. Ибо к степи нашей, которую сей ненасытной наян всю себе присвоить и замежевать хотел, прилегали и земли помянутого огромного дворцового села, и я надеялся получить от него какое–нибудь обяснение тому, почему такому г. Пашков всю оную огромную степь себе присвоивал, поелику я еще о том ничего не ведал.

 Но, по несчастию, господина управителя сего не нашел я дома. Он был где–то в отлучке, и потому заезд мой в сие место был по пустому.

 Отужинав тут у знакомого мне подьячего и узнав от него, хотя не что иное, как только то, что межеванье еще не начиналось, а скоро начнется, и переночевав в сем месте, поспешил в свою деревню, куда в следующий день, случившийся в 20–е число августа, и прибыл.

 Тут я нашел не только своих, но и всех соседей в превеличайшей тревоге, недоумении и безпокоиствии; межевщик действительно уже в тамошние места приехал и по обыкновению собирал уже от всех сказки и поверенные письма. И как для всех тамошних жителей дело сие было совсем новое и они о межевых делах не имели ни малейшего понятия, то все они впрах перетрусились и, нечаянностию сею будучи впрах и крайне перетревожены, не знали что и делать.

 При таковых обстоятельствах с неописанным вожделением и нетерпеливостью ожидали они меня, как города, ибо, будучи о сведениях моих по межевым делам известны, надеялись, что я один в состоянии буду всех их защитить, или, по крайней мере, наставить их во всем нужном. А потому легко можно заключить, что все они, услышав о приезде моем в самую нужнейшую пору, крайне обрадовались.

 Наилучшим, разумнейшим, добрейшим и зажиточнейшим из всех тамошних и в сие время в домах бывших соседей, был некто господин Сабуров, по имени Иван Яковлевич, — человек, которого мне еще не случилось видеть, которой жил в соседственной к нам деревне Калиновке, и о котором насказано мне было столько добра, что я с вожделением хотел его видеть и с ним познакомиться. И как сказано мне было, что и он с нетерпеливостью меня и с часу на час ждал и всякой день присылал обо мне проведывать, то мое первое дело было послать к нему с уведомлением о моем приезде.

 Господин Сабуров не успел услышать, как, обрадовавшись до чрезвычайности, в тот же час ко мне прискакал. Я нашел в нем нарочито уже пожилого и действительно, хотя простодушного, но столь доброго человека, что мы в один миг друг друга полюбили и сделались добрыми приятелями или паче друзьями.

 Вскоре после его прилетел ко мне и господин Тараковской, а вслед за ним из Трескина господин Казначеев, а там господин Беляев из Беляевки. Итак, в один почти час собралось нас пять человек.

 Все они не успели со мною поздоровкаться, как и начали друг пред другом напрерыв изъяснять мне всю опасность тогдашнего положения всей нашей округи и боязнь, чтоб Пашков, взятым им на свой кошт землемером, не отхватил и не замежевал за собою действительно всей тамошней степи, прилегающей боком ко всей нашей округе, и которою все селы и деревни нашей округи довольствовались, как распахивая оную, так кося на ней ковыль для сена.