Россия нэповская - С Павлюченков

Кампания по принудительному снижению отпускных цен трестов развернулась сразу после октябрьского (1923 г.) пленума ЦК. Выбранный путь административного снижения цен промышленности принес нужный и в общем то приемлемый результат только на короткое время, как временная и тактическая мера. В результате начавшейся кампании по снижению цен промышленности уже в конце 1923 года обанкротился Центросоюз. Кажущиеся легкость и эффективность решения сложнейших задач экономики путем административного воздействия на цены перекрывали в глазах руководства оборотную сторону проблемы. Снижение отпускных цен промышленности почти не доходило до потребителя — весь эффект сводила на нет плохая торговая организация и спекуляция. Происходила перекачка с таким трудом накопленных средств из промышленности в торговлю, что было весьма разрушительно для экономики на стадии восстановления. Помимо этого, использование методов «военного маневрирования» — завоз промышленных товаров в сельские магазины к моменту сбора урожая, — привело к возникновению дефицита товаров в сырьевых районах Нечерноземья и в крупных городах. Но руководство посчитало товарный кризис временным явлением, продолжая политику неуклонного снижения цен[409].

Ф. Э. Дзержинский, утвержденный на посту Председателя ВСНХ 2 февраля 1924 года, стал проводником «топорного», по его собственному признанию, снижения цен. Выступая в феврале 1926 года на XXII чрезвычайной партконференции в Ленинграде, он признал, что в ходе этой кампании промышленные цены были снижены значительно ниже восстановительных, при которых окупаются издержки и обеспечивается развитие производства[410]. Не удивительно, что Центр часто терял контроль над обстановкой, пропуская необоснованные повышения цен трестами. Последние находили способы обходить декреты о снижении цен путем ухудшения качества продукции, особенно в текстильной промышленности, сокращения производства ходовых товаров, на которые распространялась политика нормированных цен, и расширения производства неходовых.

Оживление на рынке предметов легкой индустрии в январе-феврале 1924 года было вызвано не покупательским спросом, а закупками частных фирм и лиц. Массовые закупки мануфактуры в кредит имели своей целью страхование частником своих средств в условиях падения курса червонца. Если осенью 1923 года частники вкладывали совзнаки в червонцы, то в начале следующего года — в товары. Ожесточенное наступление частного капитала наблюдалось и в других областях: массовые заготовки дров вытесняли с рынка донецкий уголь, на хлебном рынке развернулась спекуляция хлебом, закупленным в период низких цен осени 1923 года. Развитие товарооборота в сложившихся условиях пошло в направлении роста цен, прежде всего на продовольствие. Усиленная казначейская эмиссия, сыграв свою роль в преодолении «кризиса сбыта», привела к излишку денежных средств и инфляции денежного рынка. Обесценивание совзнака (3–5 % в день) смягчило депрессию на рынке, так как держатели совзнаков стремились обратить их в товары. Да и крупные учреждения усилили оборот, стремясь избавиться от обесценивающихся денег[411]. Но вскоре усиленный выпуск совзнаков, ведущий к росту товарных и падению червонных индексов, стал дестабилизировать рынок. Поэтому в январе 1924 года было принято решение о ликвидации системы параллельных валют путем обмена совзнака на червонец.

5 февраля декретом ЦИК и СНК СССР был объявлен выпуск государственных казначейских знаков в купюрах 5, 3 и 1 рубль в червонном исчислении, а с 14 февраля была прекращена эмиссия совзнаков. 7 марта в последний раз был объявлен официальный курс червонца в совзнаках: 1 червонный рубль менялся на 50 тыс. рублей образца 1923 года или на 50 млн рублей образца 1921 года. Назначение такого курса преследовало фискальные цели, для чего и был форсирован темп падения совзнака. Эта мера ударила по держателям последнего, прежде всего по широким слоям сельского населения. Выкупная операция была завершена к 31 мая 1924 года, а кампания по снижению цен промышленности была использована для закрепления денежной реформы.

Быстрое введение твердой валюты стимулировало рост товарооборота, но положительный эффект оказался кратковременным. Червонец сыграл роль регулятора: потребители, вкладывая деньги в устойчивую валюту, воздерживались от покупок, тем самым оказывая дополнительное давление на промышленность. Товарный голод, прерванный проведением денежной реформы, возник вновь, постепенно превратившись в хроническое явление советской экономики. Повышение сельскохозяйственных и снижение промышленных цен лишь временно сняло проблему «кризиса сбыта», но не устранило опасность «качелей» в деле ценообразования — стихийного отхода при неприятии товаров рынком и нового скачка при необходимости платить зарплату рабочим. Положение с выплатой зарплаты не улучшалось. Комиссия ЦК и ЦКК, срочно образованная в связи с острыми конфликтами рабочих с администрацией по поводу задержки зарплаты, сообщила на заседании Политбюро в конце августа 1924 года о том, что в течение летних месяцев задолженность по зарплате составила 4 млн руб. Причем задолженность по зарплате имела место преимущественно в промышленности союзного значения, главным образом, в тяжелой индустрии. И это с учетом того, что она в цугпромовских предприятиях несколько ниже, чем по промышленности в целом[412].

Задача преодоления кризисных явлений в промышленности была осложнена тем, что XIII съезд партии в мае 1924 года выдвинул задачу приоритетного развития металлопромышленности в условиях продолжающегося снижения промышленных цен трестов. Партийный форум окончательно утвердил концепцию, согласно которой регулирование цен стало одним из основных принципов и методов нэпа. Речь шла об администрировании, но в оболочке экономических терминов, что весьма характерно для творца этой политики Бухарина. Снижение цен сделалось орудием в руках государства в борьбе за повышение производительности труда, часто без учета того предела, который ставили технические условия производства того времени, и во многом за счет повышения интенсивности труда рабочих.

Трудности выхода из «кризиса сбыта» открывали возможности перекладывания вины за обострение экономической и социальной обстановки в стране на частный капитал. На фоне разгоравшегося кризиса, в конце ноября 1923 года ОГПУ начало операции по административной высылке из Москвы, а затем и из других крупных городов, спекулянтов, контрабандистов, валютчиков и других «социально опасных элементов». Причем репрессии обрушились на лиц, связанных как с черной, так и с официальной валютной биржей. В феврале следующего года более тысячи нэпманов были обвинены в спекуляции и сосланы из Москвы на север. Эти репрессии загоняли спрос на валютные ценности в подполье. Хотя в целом они не достигли таких масштабов, чтобы развалить валютный рынок, но затруднили проведение денежной реформы. Поэтому в начале марта 1924 года по предложению Г. Я. Сокольникова Политбюро дало указание ОГПУ прекратить репрессии против биржевиков[413].

В целом 1924 год открыл второе крупное наступление на частника, подготовка к которому началась еще в прошлом году. В течение 1923/24 года размеры банковских кредитов частной клиентуры были снижены в несколько раз, а налоги увеличились в 16 раз по промысловому обложению и почти в 5 раз — по подоходному. 1924 год обозреватели иностранных газет назвали «годом второй революции», так как было закрыто около 300 тыс. частных предприятий. В целях борьбы с «рыночной стихией» были предприняты меры по установлению административного надзора за самыми мелкими предприятиями. Частникам было запрещено продавать продукцию государственной промышленности[414].

Подобная практика не была чем-то новым в отношении властей к частному капиталу. Речь скорее шла о масштабах репрессий. Бурное развитие частного предпринимательства в конце 1921 — вначале 1922 года «спровоцировало» волну хорошо организованных процессов над частными предпринимателями по обвинению в нарушении трудового законодательства. В декабре 1921 года в Москве прошел один из первых таких процессов, который носил показательный характер. Со второй половины следующего года увеличилось давление на предпринимателей со стороны профсоюзов. Возрос и налоговый пресс. Особенно обременительными были ставки промыслового налога. Дело в том, что частные предприниматели дважды платили уравнительный сбор с одной и той же продукции — с оборота в производстве и с оборота от продажи в своем магазине. Циркулярным распоряжением по Центроналогу от 24 января 1923 года к промысловому обложению были привлечены водяные и ветряные мельницы, сельские кузницы и т. п. По новой классификации, принятой Наркомфином РСФСР в июле 1923 года, ставки промыслового налога с госпредприятий были в 2–4 раза ниже ставок частных предприятий. И это не считая подоходного налога и местных сборов, принудительных займов и высокой арендной и квартирной платы. Посредством налогового обложения изымалось до 90 % доходов частных предпринимателей[415].