Кража по высшему разряду - Нина Стожкова

Оказалось, много лет назад Владимир Ильич учился в одной группе с Никитой Покровским. На искусствоведческом отделении Высшего художественно-промышленного училища имени Веры Мухиной. Разумеется, Серегу Бурмистрова, Инниного безалаберного дружка, он тоже когда-то знал, но постепенно его светлый образ стерся из памяти. А с Никитой Володя довольно часто встречался в одних компаниях, затем постоянно пересекался по работе и однажды был неприятно поражен его профессиональным цинизмом: когда тот помог продать одному барыге явно ворованную из запасников музея картину. Вот тогда Владимир Ильич понял: за деньги Покровский готов закрыть глаза на многое. Вернее, на все.

Примерно в то же время, в конце восьмидесятых, когда Никита Покровский мечтал об иной участи, Володя тоже искал более надежную профессию, чем хлеб искусствоведа. И нашел. Там, где он, эстет, интеллигент и вечный оппозиционер властям, когда-то и представить себе не мог: в милиции. Когда Владимир Ильич понял, что наступили смутные времена и все, что целое столетие по крупицам собирали музеи обеих столиц, начинает бессовестно разворовываться, он принял решение. И стал штатным консультантом отдела по борьбе с хищением произведений искусства в системе МВД.

— В игре «Полицейские и воры» один всегда встает на сторону полицейских, а другой — воров. Главный вопрос в том, какую роль выберешь ты. Я тогда понял, что смогу быть только «полицейским». И выбрал погоны офицера милиции, — признался Володя, — и тихо продолжал: — Возможно, большинство из коллекционеров посмеялись бы сегодня надо мной. Мол, не надо все так упрощать, парень: в жизни, как в искусстве, бывают полутона. Однако для меня белое всегда было белым, а черное — черным. Я уже говорил, что так и не смог простить жену. Даже не пытался. Просто однажды закрыл эту дверь для себя навсегда. В общем, Инна Павловна, я обычный туповатый мент. Классический персонаж из средненького фильма. Хоть и с искусствоведческим дипломом. Мой долг, моя миссия, если изъясняться высокопарно, — сохранить для новых поколений нашей страны все, что было создано не нами. Не нам и превращать национальное достояние в особняки, виллы и апартаменты. А Покровский… Что ж, он выбрал другую сторону в этой вечной игре…

— Вы следили за ним? — осторожно спросила Инна, в сущности уже зная ответ.

— Разумеется. Когда понял, что он играет «за воров» — тогда и стал его «вести». Как говорится, «сыщик — ищи вора!». Это было для меня делом чести, если хотите. Попутно я узнал о Покровском много нового и интересного. На его совести не только приобретенные у темных личностей сомнительным путем произведения искусства. Но и заведомо ложные заключения экспертизы. То есть «липовая», как мы говорим, атрибуция. Не раз и не два Покровский признавал на бумаге искусную подделку подлинником. Конечно, любой эксперт имеет право на ошибку. Но специалист уровня Покровского не может ошибаться столь часто. Если, конечно, сам этого не захочет.

— Разве это честно — выслеживать студенческого товарища, выискивать его проступки, чтобы в конце хладнокровно засадить его в кутузку? — возмутилась Инна. — По-моему, это мерзко. Во всяком случае, в мою систему нравственных координат это не входит.

— Мерзко наживаться на доверчивости других людей. Подло строить свое благосостояние на бедах соотечественников. Неблагородно сплавлять за кордон достояние собственной страны, — спокойно ответил Володя на Иннин эмоциональный наскок. — Как видите, я опять слишком прямолинеен. Впрочем, и вы, Инна Павловна, рассуждаете порой, извините, как подросток-нигилист. А у меня по долгу службы другой масштаб мышления. Недавно был напечатан скандальный каталог поддельных картин. Так вот, среди них немало тех, подлинность которых признавал Покровский. Не скрою, мне даже досадно было, когда он попал тогда на нары не по нашему ведомству. Словно мой многолетний труд пропал впустую. Однако в то время в его уголовном деле сошлись и огромные деньги, и бизнес, и политика, и интересы людей власти — словом, вещи еще более серьезные, чем любые, даже бесценные картины. Пока шло следствие, Полина Андреевна надежно припрятала все более-менее ценное из семейного собрания. А когда Покровского выпустили прямо в зале суда, она почему-то утратила бдительность. Видно, решила, что, раз деньги и связи помогли, так будет и впредь. А теперь сын оправдан, и никто не посмеет ни в чем заподозрить ее оболганного Никиту. Именно после освобождения сына Полина Андреевна заказала историкам генеалогическое древо их семьи, стала выдавать купленные Никитой по дешевке полотна за портреты своих предков. Впрочем, возможно, она искренне верила в это. Но однажды в отлаженной семейной мистификации случился сбой.

— Сбой? Какой? — нетерпеливо спросила Инна. Она случайно дотронулась до рукава собеседника и вдруг почувствовала странное возвышенное волнение. Это был не простой и ясный зов плоти, как с Ромкой, а какое-то иное чувство, сродни смутному предчувствию счастливых перемен, какое бывает изредка во сне.

Владимир взял руку Инны в свою, и ее прохладная ладонь целиком утонула в огромной теплой лапище. Инна почувствовала себя так же надежно и уютно, как в детстве, когда мама надевала ей перед прогулкой пуховые варежки. И вдруг заметила, что беспричинно и широко улыбается, невзирая на серьезные материи, о которых шла речь.

«Все-таки мы, женщины, — странные существа, — подумала она. — Нам важен эмоциональный настрой, а смысл разговора — дело десятое».

Владимир, похоже, тоже почувствовал перемены, происшедшие с ней, однако и бровью не повел, продолжая говорить с Инной ровным, спокойным голосом, словно читал лекцию:

— «Портрет графини» оказался вовсе не тем, за кого Полина Андреевна его выдавала. Это был не портрет ее прапрабабушки.

— Я знаю, — сказала Инна, готовясь насладиться эффектом, который произведет ее сенсационное сообщение, — он и не мог им быть.

— Откуда вы знаете? — серьезно спросил Володя. Он внимательно взглянул на Инну и даже отпустил на секунду ее руку.

— Потому что на портрете — прапрабабушка вовсе не Полины Покровской.

— А чья же? — удивился эксперт.

— Моей тетушки — Изольды Гурко. Эту картину ее отец, Карл Иванович Шмидт, когда-то хотел подарить Изольде на совершеннолетие, но война и блокада спутали все его планы.

— В таком случае должен вас огорчить. У Полины Андреевны совсем другая картина. Не та, которую вы с тетушкой искали.

— Как… другая?

— Очень просто! Вор пытался украсть из квартиры Покровской копию. Искусную подделку. Она, конечно, тоже стоит денег, но отнюдь не таких огромных, как оригинал.