Т. 16. Дейра. Повести и рассказы - Филип Фармер

«Тарану», так именовался ударный корпус на штабном языке, все же довелось изведать перебои в снабжении. Грозовой фронт надолго задержал аэролеты на дальних базах, отрезав корпус также и от связи с основными силами по дальнофону. Вчерашний неожиданно яростный прорыв королевских гвардейцев привел к незапланированному расходу боеприпасов. Понеся ужасающие потери, войска королевы смяли мощные огневые заслоны и даже сумели расчленить на время главные силы корпуса.

Но вот снова развиднелось, засияло солнышко, улегся ветер. Снабжение сразу же наладилось, королевские подкрепления за час-другой были отброшены с отвоеванных рубежей, и «Таран» вновь устремился вперед. До самого Уитторна корпус практически более не встречал сопротивления. Дионисийцы, как видно, стягивали остатки армий на защиту последнего своего стратегического оплота — порта Мерримот.

В Уитторне объединились в мощный кулак четыре группировки войск вторжения, прорывавшие границу с различных направлений. Пять дней объединенная армия перегруппировывалась и отдыхала, пополняя боекомплекты как поставками с воздуха, так и поступлением подоспевших усиленных «медведжиннами» обозов.

В штабах остальных трех корпусов тоже пришли к выводу, что относительная легкость продвижения до Уитторна может оказаться чревата сильными заслонами и ловушками на подступах к столице.

Тем не менее спустя всего две недели последний оплот пал. Согласованными ударами с моря, с воздуха и по суше социнианские силы смяли оборону противника. Но город не сдавался — дионисийцы сражались как львы, до последнего вздоха. Казалось, каждый камень в разрушенном городе огрызался огнем. Когда у защитников кончался порох, они хватались за луки и копья.

Вскоре Джек Кейдж вместе со своим командиром и другими высшими чинами социнианской армии, стоя на макушке холма, наблюдал, как мимо них препровождают к специально сооруженному в центре лагеря шатру плененную королеву. Елизавета Третья, крупная, но изящно сложенная шатенка тридцати пяти лет, с помятой прической и пятнами грязи на холеном породистом лице, продолжала держаться весьма величаво для подобной оказии.

— Думаю, мы без особых трудностей сумеем убедить ее отдать своим подданным приказ прекратить бессмысленное кровопролитие, — заметил Чаксвилли. — Как только ключевые гарнизоны будут заняты нашими войсками, двинемся дальше. Впереди у нас еще немало работы.

При виде королевы Джек машинально обнажил голову — с младых ногтей в него вколотили привычку делать это при одном лишь упоминании высочайшего имени. Смущенно потеребив кожаный шлем в руках, вернул его на место, украдкой огляделся и снова предался лицезрению полыхающих развалин.

День стоял ясный, и солнышко пригревало уже не вовсе по-зимнему. Нежный ветерок сносил клубы дыма к востоку, очищая кругозор — с холма бывший город открывался, как на ладони.

Джек задумался: когда же удастся прознать что-нибудь о судьбе родных? Вроде бы теперь самое время побеспокоить Чаксвилли напоминанием. Прежде, когда у них сутками не случалось и минуты продыху, такая попытка была бы заведомо обречена на провал. Теперь же — другое дело…

Он отчеканил несколько шагов, отделявших от командира. Замер. И ахнул.

— Что случилось, дружище? — обернулся Чаксвилли. — Что это ты вдруг так побледнел и вылупился, как…

И осекся.

Задохнувшись, Чаксвилли и сам на глазах утратил весь свой лоск и весь социнианский загар. И что было сил хлопнул полковничьей шапкой оземь. Бесконечная череда самых страшных проклятий, исторгшихся из его уст, незаметно перешла в слезы, простые человеческие слезы, настоящие ручьи слез — суровый полковник и безжалостный агент рыдал, точно оставленный без десерта младенец:

— Опоздали! Все-таки опоздали! Господи, начать бы на каких-то полвека раньше…

Голубое чрево небес разродилось поблескивающим темным сфероидом. Опускаясь, он стремительно вырастал в размерах, пока не завис прямо над догорающим городом во всей красе — сверкающий темный шар колоссальных размеров. Из лагеря у подножия холма донеслись крики ужаса. Солдаты, маленькие сверху, точно мурашки, брызнули по углам палаточного городка. Несколько боевых машин, отчаянно сигналя, рванули подальше от таких таинственных дел.

— Господи! — простонал Чаксвилли. — Когда победа была уже в наших руках! В день величайшего триумфа… Такое!!!

— Что арране теперь предпримут, как вы полагаете, сэр? — потерянно спросил Кейдж.

— Да все что заблагорассудится! Разве в состоянии мы им помешать?

Джека коснулась волна всеобщей паники — слишком уж наслушался он с самого детства грозных пророчеств, слишком часто попадались на глаза соответствующие картинки и скульптуры:

— Не пора ли убираться отсюда, сэр? Дорога в Тхраракию пока никому не заказана…

Чаксвилли заметно взял себя в руки:

— Нет, парень, рано еще нам сдаваться. Разве похоже это на начало вторжения? — В голосе полковника зазвенела надежда. — Может, всего лишь предварительная разведка? Может, им предстоит сперва вернуться домой, доложить об увиденном? О Господи! Сделай так, чтобы у нас остался наш последний шанс! Дай нам время!

Корабль бесшумно скользнул массивной тушей к подножию холма, завис на время над ровной пустошью и аккуратно приземлился, глубоко взрыв промерзший грунт выступившими из корпуса опорами.

Потянулись томительные минуты ожидания. Офицеры не сводили с корабля глаз. Наконец в борту судна обозначился широкий люк, сверкающий овал повернулся вокруг горизонтальной оси и лег на землю трапом. Джек, не в силах уже унять дрожь в коленях, затаил дыхание. С чего начнут свое пребывание на Дейре четвероногие монстры? Побродят для разминки ног по окрестностям? Или сразу кинутся отлавливать попавшихся на глаза человечков?

Из темного провала люка выступило первое существо. И было оно человеком.

— Это не арране! — возопил Чаксвилли. — И даже не эгзви — те должны быть крупнее! Неужто рабов прислали?

Несколько затаившихся в лощине отважных солдатиков, с высоты холма точно игрушечных, стали подкрадываться к месту посадки.

— За баранку, Джек! — рявкнул Чаксвилли. — Мы должны их опередить!

Плохо соображая, что делает и чем рискует, Джек с трудом вписывался в сумасшедшие повороты ведущего к подножию серпантина. Наконец экипаж с почти животным визгом занесло в нескольких шагах от трапа.

Сомнений не оставалось — перед ними люди. За исключением одного темнокожего с густыми черными кудряшками, все остальные разительно напоминали дионисийцев. Правда, еще у двоих был чуть раскосый разрез глаз. Мерцающая одежда на каждом выглядела как отлитая одним куском, да и сидела как влитая. Грудь пришельцев украшала одна и та же эмблема. Каждый держал в руках неведомое оружие или нечто весьма с ним схожее.