Агнесса. Том 1 - Лора Бекитт

Остальные разошлись за полночь. Еще не прощались, но вечер был последним, это поняли все.

— Почему ты не ответил мне, Джекки, когда я спросила тебя насчет отъезда? — задала вопрос Агнесса, когда они уже были у себя в комнате. Сегодня было жарко натоплено, и она сидела на краю их не слишком широкой для двоих кровати в одном тонком пеньюаре из бледно-лилового шелка. Глаза ее на лице, освещенном ярким пламенем, казались огромными, тонкие руки были сложены на коленях, а ноги она грела в густой шерсти развалившегося на полу Керби. Если бы Джек умел выражаться подобным образом, он сказал бы, пожалуй, что в Агнессе есть прелесть нераспустившегося цветка; многое изменится и проявится в ней, когда она станет старше: угловатость юности обернется, возможно, изяществом и красотой, неяркой, заметной лишь избранным.

— Дело в том, Агнес, что…— Он помедлил. — Мы не можем сейчас уехать. Денег-то у нас почти не осталось.

— Что же нам делать?

— Буду искать. Еще не все потеряно.

Он сел рядом с ней и обнял ее.

— Я очень волнуюсь за тебя, Джекки, когда ты уходишь, — сказал она, обвив его шею руками. — Ты же знаешь: кроме тебя у меня нет никого, и потом, — прошептала она, — я так сильно тебя люблю!

— Не надо волноваться, маленькая, — отвечал он, тронутый до глубины души ее словами. — Что со мной может случиться? Так и знай, Агнес! — Он рассмеялся. — Никуда я от тебя не денусь, никогда, можешь это запомнить!

Он целовал ее, наслаждаясь ощущением пробуждавшейся в ней нежной чувственности — воистину эта девушка, сама не зная того, многому его научила! Раньше он слишком поверхностно воспринимал действительность и мало задумывался о будущем, своем и тем более других. Теперь же — ему казалось, он чувствует это — его душа просыпалась для жизни более глубокой и чуткой ко всему, что творится вокруг. Он был необразованным и бедным, а Агнесса все-таки выбрала именно его и, похоже (Джеку хотелось бы верить в это), считала себя счастливой. И он думал о том, что если с ним Агнесса, то, пожалуй, все закончится совсем не плохо. Ничего, они еще встанут на ноги!

По жилищу Гейл, погруженному во мрак, бродили зловещие тени.

Сама хозяйка стояла у входа в комнату, прислонясь к косяку, и вела беседу с нежданно прибывшим гостем. Он тоже был не в духе: тяжело присел на стул, медленно закурил — клубы дыма окутали мрачное, серое лицо с недобро горящими глазами.

— Где ты ходишь? — процедил он вместо приветствия. — Я дожидаюсь тебя больше часа.

— Где хочу, там и хожу, — невозмутимо отвечала Гейл. — Я что, должна отчитываться перед тобой?

Он промолчал.

— Что тебе нужно? — спросила она, все так же не двигаясь с места.

— Мне от тебя ничего не нужно. Я приехал, чтобы сказать тебе, что с отъездом придется повременить, — резко произнес он, откинув назад голову и разглядывая Гейл с каким-то странным выражением, точно увидел ее впервые.

— Опять! — В ее возгласе были ненависть и отчаяние. — Опять!

— Да, — продолжал он, не обращая внимания на ее выпад. — На прошлой неделе мы столкнулись с конной полицией — половину моих ребят положили… Остались только я, Дэвид, Фрэнк и Генри. Мне нужны новые люди, но пока я их найду…

— О Господи! — перебив его, прошипела Гейл. — Господи! Неужели я никогда не выберусь отсюда?! Послушай, Кинрой, будь человеком: отдай мне мою долю, и я уеду одна!

— Нет, ничего не выйдет, — твердо заявил он. — У меня сейчас мало золота.

— Но ты же поклялся мне! Вспомни!

Он встал и несколько раз прошел от окна к дверям, возле которых стояла Гейл, и обратно.

— Кто знал, что все так обернется! Что ребят моих… А какие были ребята…— В голосе его прозвучала горечь, искреннее сожаление от потери — для него это был не просто удачный промысел, это была его жизнь, с чужой кровью и смертью, жизнь, в которой он, по-видимому, находил какую-то прелесть. И он — Гейл это поняла — не хотел расставаться с нею и ни на что менять не хотел.

— Знаю, какие, — с неожиданной холодностью обронила девушка, — пьяницы и развратники!

— Замолчи!

— Нет уж, я молчать не буду! — Она подскочила к нему и, выпрямившись во весь свой немалый рост, закричала с нескрываемой злобой: — Да если бы ты не спускал золото в кабаках со своими паршивыми дружками, то давно бы стал богатым и мог бы уехать отсюда! Но тебе нравится такая жизнь! Ты не умеешь ценить деньги, ты способен лишь проматывать их!

Кинрой расхохотался, а после, схватив ее за руку, проговорил с угрозой:

— Поосторожнее, красавица! Не забывай, что ты у меня на содержании! Я могу тебе вообще ничего не давать!

— Что-что? — переспросила Гейл, словно бы не веря услышанному.

— А то. Ты ничего не делаешь, живешь на мои деньги, да еще смеешь упрекать меня.

Сказав это, Кинрой отвернулся к окну, но Гейл рванула его за плечо, восклицая:

— Ты! Ты дрянь и ничтожество! Думаешь, купил меня своим золотишком?! Как бы не так! А ну, убирайся отсюда!

Он, свирепея, подступил к ней с возгласом:

— Это ты мне?! Еще пожалеешь!

— О! — рассмеялась ему в лицо. — сколько угодно людей, которые отдадут мне все, что я захочу, и никогда не посмеют назвать меня содержанкой!

— Сомневаюсь, что кто-то захочет тебя подобрать!

Взлохмаченная, огнеглазая, Гейл походила на разъяренную фурию.

— А-а! Вот ты как! — воскликнула она и, подбежав к нему, с размаху залепила пощечину. — На, получай! Это тебе, дружок, на память!!!

В первую секунду Кинрой остолбенел от неожиданности, но затем кинулся к ней, чтобы ответить достойным образом, однако Гейл оказалась проворней: молниеносно выхватила припрятанный револьвер и направила дуло прямо в голову Кинроя. Он резко остановился, будто ударившись о стену: несмотря на гнев, он мог мыслить здраво и знал, что рука Гейл не дрогнет, ибо в ярости она способна на все.

— Ты пожалеешь! — повторил он, отступая назад. А Гейл усмехнулась.

— Иди-иди! — говорила она с издевкой, вполне владея собой. — Иди и расскажи своим дружкам, как тебя, Кинроя Клейна, смельчака, предводителя местных головорезов, избила и прогнала прочь женщина!

— Ладно, я уйду сейчас. Но отомстить тебе я сумею всегда.

— Мсти сколько хочешь! Мстить женщине, что ж… это достойно мужчины! Такого, как ты! Но много ли ты сумеешь сделать до того момента, когда я продырявлю твою глупую башку, это мы еще посмотрим! Надеюсь, тебе известно: такая штучка умеет делать большие дырки!

Она говорила, а он смотрел на нее почти с изумлением: сатанински хороша была она и не похожа на других женщин, которых повергал в трепет один только взгляд его, которых действительно можно было и купить, и продать. Кинрой гордился своей подружкой, а приятели — он знал — всегда завидовали ему, и сейчас, вспомнив об этом, он, как бы ни было тяжело нанесенное ему Гейл оскорбление, невольно сменил тон: