Странствие Кукши. За тридевять морей - Юрий Вронский

Один из внутренних дворов, тот, что примыкает к манежу, служит площадкой для воинских упражнений гвардейцев – они здесь лазают по канатам, карабкаются на гладкий столб, бегают, прыгают, скачут верхом, борются, бьются на мечах, мечут копья и стреляют в цель.

Больше всего Кукше нравится на этом дворе, здесь он чувствует себя в своей тарелке. Впрочем, скоро Кукша замечает, что другие посещают этот двор совсем не так охотно, как он. Многие гвардейцы, особенно из тавроскифов, предпочитают сидение в кабаках всему остальному, словно беря пример с молодого царя Михаила. Исключение составляют черные, словно вымазанные сажей, эфиопы, заведенные еще покойным царем Феофилом. Но эфиопов осталось мало, и все они уже немолоды.

Кукше чудно, что Большой дворец, этот город в городе, и есть жилище того накрашенного юноши, которого он видел, когда охотился за Андреем Блаженным. Говорят, Дворец – это царский дом, дом царской семьи. Но невозможно понять, зачем человеку, какая бы семья у него ни была, дом, состоящий из такого множества домов, и такое неисчислимое количество прислуги. Интересно, бывал ли молодой царь во всех этих зданиях?

Самого царя сейчас нет в Большом дворце. Говорят, он гораздо больше любит дворец, расположенный за пределами Царьграда, в предместье святого Маманта.

Страшко с Некрасом рассказывали Кукше, что до недавнего времени по аллеям и колоннадам Большого дворца в сопровождении служительниц гуляли четыре веселые черноглазые девушки – сестры царя. Жили они в особом дворце из карийского мрамора, который построил для них покойный отец царь Феофил.

По утрам вдовствующая царица Феодора, пышнотелая властная женщина, в окружении приближенных шествовала в Золотую палату приветствовать своего беспутного сына.

Теперь никого из них нет в Большом дворце – Михаил спровадил в монастырь и матушку и сестер. Вернее будет сказать, что устроил это дядя Михаила по матери, кесарь Варда. Дядя потакает племяннику во всех его порочных наклонностях, лишь бы племянник не совался в государственные дела, предоставляя их дяде.

Однажды Кукша становится свидетелем удивительного события.

Зрелище конных состязаний – самое любимое развлечение царьградцев, и интерес к состязаниям отнюдь не ослабевает оттого, что в них участвует в качестве возницы сам царь Византии.

Наступает день больших игр. Над ипподромом растянут тент, подбитый пурпуром, для защиты зрителей от солнечного зноя. Под этот тент собираются чуть ли не все жители столицы. Здесь первые богачи и последние бедняки, медлительные старцы и юркие мальчишки. Вход сюда никому не возбраняется и не стоит ни одной лепты.

Помимо царьградцев, на ипподроме много приезжих из других частей империи и со всех концов света. На каждом шагу слышно, как чужеземный говор мешается с греческой речью. Здесь, на ипподроме, отсвет пурпура ложится, не разбирая, и на лицо властителя полумира, и на лицо жалкого нищего.

Кукша с секирой на плече охраняет одни из четырех главных ворот ипподрома – те, что возле кафизмы. Кафизма – это здание, стоящее в начале ипподрома, со стороны святой Софии. Оно не сообщается ни с ареной, ни с трибунами. В нем находится царская ложа и ложи сановников и сенаторов. Над царской ложей возвышается башня, украшенная четверкой бронзовых коней. Говорят, что коней этих еще в стародавние времена привез царь Феодосий с острова Хиос. Ниже царской ложи расположена терраса с колоннами, ее занимают царские телохранители.

Телохранители охраняют пустую ложу, в ней нет царя. А где же царь? Он мчится сейчас по желтому песку ипподромной дорожки, изо всех сил стараясь обойти того, кто мчится впереди него.

Заезд следует за заездом. С каждым заездом увеличивается количество коней в упряжке, все труднее возницам управляться с конями, все жарче накаляются страсти зрителей. То и дело по трибунам прокатывается ужасающий рев. Это ревет ипподром, обладатель стотысячной глотки, – ведь трибуны его вмещают сто тысяч человек!

В Царьграде четыре ипподромных общества – «голубые», «зеленые», «белые» и «алые», общества эти называются димами. Каждый дим содержит свои конюшни, своих коней и возниц, поэтому колесницы и одежда возниц окрашены в соответствующие цвета.

Различные димы, так же как и их сторонники, испытывают, конечно, различные чувства, ибо здесь радость и восторг одних неизбежно оборачиваются досадой и разочарованием других. Но ипподромная толпа все эти разнообразные чувства выражает одинаково – ревом. Иногда страсти достигают такой силы, что враждующие димы бросаются друг на друга, и происходит побоище. На этот случай какой-то предусмотрительный император выстроил стены, отделяющие арену от зрительских трибун.

Число коней в упряжках возрастает до семи. Взмокшие от пота возницы, и среди них молодой царь, напряженно ждут знака, чтобы начать очередной заезд. В левую руку каждого возницы сходится пучок многочисленных вожжей, в правой он держит длинный извивающийся бич.

В это время световой вестник приносит сообщение, что сарацины вторглись в малоазийские владения империи. Протонотарий, один из высших чиновников государства, в смущении и страхе подходит к царю, чтобы сообщить ему дурную новость.

– Я должен передать твоей царственности, да продлит Господь твои дни, – говорит он, запинаясь, – передать твоей царственности донесение доместика схол: сарацины опустошают Фракисию и Опсикий и приближаются к Малангинам[80]…

– Как ты смеешь, – закричал на него царь, – беспокоить меня своими разговорами в такой важный момент, когда все мое внимание сосредоточено на том, чтобы вон тот средний не перегнал левого!

Бедный протонотарий прикусил себе язык. Однако слово не воробей, вылетит – не поймаешь. Тревожная весть мгновенно облетает трибуны, зрители уже не получают от состязаний прежнего удовольствия, увеселение непоправимо испорчено.

Взбешенный царь в тот же день отдает приказание уничтожить световой вестник и срыть маяк, стоящий в дворцовом саду.

Загадочное существо – человек. Про Кукшу не скажешь, что он испытывает священный трепет перед этим бледнолицым наместником Бога на земле, живущим среди сказочной роскоши. Кукша видел его размалеванным ночью в каталажке, где пристало находиться ворам и бездомным бродягам, а не помазанникам Божьим.

Кукше известно, как отец ромеев обошелся со своей собственной матушкой и сестрами. Ему жаль обреченной на разрушение башни, на которой отдыхают перелетные птицы по дороге в родные северные края. Он частенько дивится тому, как много глупого и даже подлого творится во Дворце.