Прозрение - Урсула Ле Гуин

– Меня зовут Гэвир Арка, – сказал я.

Тот человек, что попытался одеть меня в килт, усмехнулся:

– Ага, значит, так и будем тебя звать.

Я непонимающе на него уставился, и он пояснил:

– Ты что, хочешь пользоваться именно этим именем?

Я так мало думал в последнее время, что мозги мои никак не желали просыпаться; им, видно, требовалось время для разгона. И я, решив, что мое полное имя звучит слишком торжественно, сказал:

– Можно просто Гэв.

– Ну, Гэв так Гэв, – пожал он плечами. – А я – Чамри Берн из Бернманта; я пользуюсь своим настоящим именем, потому что сейчас я так далеко от родного дома, что меня никому не выследить – ни по имени, ни по слухам, ни по приметам.

– Ага, он родом оттуда, где мужчины носят юбки, а женщины мочатся стоя, – пояснил один из собравшихся на берегу, и эти слова снова вызвали смех.

– Нижнеземельцы, что с них возьмешь! – презрительно бросил Чамри Берн, махнув в их сторону рукой. – Только свои Нижние Земли и знают! Ну, пошли, Гэв. Надо тебе клятву принести, если ты надумал с нами остаться. В общем, принеси скорей обет и получишь свой обед. Я, кстати, видел, как ты целую кучу мяса притащил, так что обед ты вполне отработал.

Бог Удачи, говорят, глух на одно ухо – на то самое, к которому мы и приникаем со своими мольбами, так что услышать нас он не может. А что он на самом деле слышит, к чему прислушивается, не знает никто. Поэт Дениос, например, утверждал, что бог Удачи слышит «грохот звездных колесниц на перепутье в небесах». Я знаю одно: пока я был погружен в глубины той всеобъемлющей тишины, где не было ни мыслей, ни воспоминаний, ни желаний, ни надежды, ни веры, бог Удачи оставался со мной. Я выжил, хотя мне было все равно, выживу ли я. И никто из незнакомых, совершенно чужих людей не причинил мне зла. Я нес с собой много денег, но меня не ограбили. Когда я остался один и готовился умереть, старый безумный отшельник заставил меня вернуться к жизни. И теперь бог Удачи послал меня к этим замечательным людям, и одного из них звали Чамри Берн.

Чамри подошел к столбу, торчавшему возле самой большой хижины, и ударил висевшим там ломиком по прибитой к этому столбу железной перекладине. Возле столба тут же стали собираться люди.

– Вот, познакомьтесь, – сказал Чамри, обращаясь к толпе. – Это новичок. Его зовут Гэв. По его словам, он довольно долго прожил вместе с Кугой-Гоблином, чем и объясняется тот запах, который он принес с собой. Впрочем, он уже успел вымыться в нашей речке, а теперь и к нашей компании хотел бы присоединиться. Верно я говорю, Гэв?

Я кивнул. Я страшно смутился, оказавшись в центре такой большой толпы – по-моему, их было никак не менее двух десятков человек, и все эти люди с любопытством меня рассматривали. По большей части они были молоды, вид имели аккуратный и опрятный, а взгляд столь же непреклонный и решительный, как у Бриджина, вожака того отряда, с которым я пришел сюда. Впрочем, кое-где виднелись и седые или лысые головы; попадались в толпе и толстяки с весьма увесистыми животами.

– Ты знаешь, кто мы такие? – спросил один из лысых.

И я, набравшись смелости, выдохнул:

– Неужели вы и есть те самые барнавиты?

Мои слова кое-кого заставили нахмуриться, а кое-кого – рассмеяться.

– Кое-кто из нас, может, когда-то и был их последователем, – сказал лысый. – А что ты, мальчик, знаешь о Барне и его людях?

Я был здесь самым молодым, и все же мне не понравилось, что меня постоянно называют «мальчиком». Я выпрямился и холодно ответил:

– Я слышал всякие истории… Говорят, что они живут в лесу, что все они свободные люди, что у них нет ни хозяев, ни рабов, что они все делят между собой по справедливости.

– Хорошо сказано! – воскликнул Чамри. – Прямо в яблочко! – Некоторые из обступивших меня людей с явным одобрением закивали, полностью с ним согласные.

– Неплохо, неплохо, – сказал и тот лысый, но чуть надменно. И тут ко мне приблизился человек, чрезвычайно похожий на Бриджина. Как я узнал впоследствии, это был его брат. Меня поразило его лицо – жесткое, красивое, с ясными холодными глазами. Он оглядел меня с головы до ног и сказал:

– Если останешься у нас, быстро поймешь, что такое «делить по справедливости». Это ведь еще означает и то, что любую работу мы делаем сообща. Точнее, что все – то и каждый. А если ты думаешь, что можешь просто жить тут и делать, что твоей душе угодно, так долго ты тут не продержишься. У нас коли не работаешь, как все, так и не ешь. А уж если ты по собственной глупости или беспечности навлечешь на нас беду, то ты покойник. У нас тут свои законы. Если ты принесешь клятву и решишь с нами остаться, придется тебе и наши законы соблюдать. А если ты свою клятву нарушишь, знай: мы тебя выследим куда быстрее, чем самые лучшие охотники за рабами.

Лица стоявших вокруг людей были суровы; и, слушая его, все они согласно кивали.

– Ну, как тебе кажется, сможешь ты такую клятву сдержать? – спросил он.

– Попробую, – сказал я.

– Этого мало.

– Если я дам вам клятву, то сдержу ее! – Меня начали раздражать его гнусные намеки на мою молодость и слабость.

– Посмотрим, – сказал он и отвернулся. – Принеси все необходимое, Модла.

Тот лысый человек и Бриджин ушли в хижину и вынесли оттуда нож, глиняную миску, олений рог и какую-то еду. Я не стану рассказывать о самом обряде, ибо участвующие в нем дают клятву сохранить все в тайне; не могу я привести здесь и слова этой клятвы. Вместе со мною ее произносили все члены братства. Казалось, этот ритуал еще крепче сплачивает их, и, когда все было закончено, некоторые из них подошли ко мне, дружески похлопали меня по плечу или по спине и сказали, что посвящение прошло хорошо и держался я молодцом. Вообще, почти все поздравили меня с вступлением в их ряды.

Чамри Берн отныне считался моим покровителем и наставником, а молодой человек по имени Венне был назначен моим напарником на охоте. Чамри и Венне во время праздничного пира, последовавшего за обрядом посвящения, сидели по правую и по левую руку от меня. Мясо убитых оленей давно уже жарилось на вертелах, однако были добавлены новые порции, чтобы как следует отпраздновать столь важное событие. К тому времени, когда мы наконец приступили к еде, лес окутала ночная тьма, так что мы расселись у костров – кто на земле, кто на пне, кто на грубо сколоченной табуретке или скамейке. Ножа у меня не было, и Венне отвел меня в хранилище оружия и велел выбрать себе нож. Я взял легкий острый клинок в кожаных ножнах. С его помощью во время пира я легко отрезал от оленьей ляжки куски шипящего, исходящего соком, сильно зажаренного ароматного мяса; ел я, точно изголодавшийся зверь. Кто-то принес мне металлическую кружку, в нее плеснули пива или медовухи – в общем, какого-то кисловатого, немного пенистого напитка, заставлявшего всех кричать и смеяться все громче и громче. Эта добросердечная обстановка согрела мне душу – я уже чувствовал себя одним из этих дружных Лесных Братьев, ибо именно так они называли себя.